На грани доверия

– Грандпа, так это же Фортуна?! – воскликнул Вилли, узнав в статуэтке богиню удачи.

– Да, именно так, – подтвердил довольный Фертовский-старший, – богиня удачи, судьбы, благословения и богатства. Введение культа Фортуны связывалось с царём Сервием Туллием (578 – 534 до н.э.), ставшим, благодаря любви Фортуны, из сына рабыни царём и воздвигшим ей несколько святилищ. Фортуну почитали как "судьбу сегодняшнего дня", "данного места", "частных дел", "общественных дел", "доброй судьбы", "злой судьбы", "мужской судьбы", "милостивую" и прочее. Она изображалась на монетах почти всех римских императоров. Но поместить Фортуну на зажигалку додумалась лишь фирма Alfred Dunhill, – сказал Фертовский-старший.

– Неужели? – удивился Вилли.

– Несомненно, – подтвердил Владимир Григорьевич, – а вообще их первая зажигалка появилась в 1923 году, которой позже дали название Unique. Первые модели Unique действительно были элегантны, – как правило, они имели позолоченный или посеребренный корпус и были украшены крокодильей или страусиной кожей. К тому моменту, когда Уайз и Гринвуд предложили фирме своё изобретение, компания уже имела достаточно известное имя и в дальнейшем закрепила за собой репутацию одной из самых изощрённых в художественном и дизайнерском оформлении зажигалок. Экземпляр, который ты видишь перед собой – тоже из серии Unique, год выпуска – 1928. Золото. Ко мне она попала несколько лет назад из частной коллекции по очень большой дружбе, но и по приличной цене, как ты понимаешь.

– Частная коллекция? – переспросил Вилли, рассматривая зажигалку со всех сторон, – грандпа, и сколько она может сейчас стоить? – он поднял глаза.

– Тебе она достанется бесплатно, – Владимир Григорьевич улыбнулся.

– То есть? – не понял Вилли.

– Коллекцию ты унаследуешь после моей смерти, в том числе и этот раритет, как само собой разумеющееся.

– А тебя когда-нибудь просили её продать?

– Да, конечно, – кивнул Фертовский-старший.

– И сколько же давали? – Вилли заметно оживился.

– Тебе это так важно знать?

– Да, мне интересно. Ведь вещь уникальна, я так понимаю, штучная, да?

– Верно, штучный прототип, – подтвердил он, задумался, – стоимость на сегодняшний день, я полагаю, составит не меньше двадцати тысяч долларов.

– Вау! – Вилли не скрывал своей радости. – И всё это ты оставишь мне, грандпа? Дедушка…– он сделал ударение на втором слоге, отчего Фертовский-старший засмеялся и обнял внука.

– Знаешь, что? – Владимир Григорьевич принял молниеносное решение, – а подарю я тебе уже сейчас кое-что из моей коллекции. Несколько подешевле, но не менее интересное. Это как гарантия моего обещания, – с этими словами он выдвинул ящик на уровне глаз и достал оттуда футляр чуть поменьше предыдущего. На чёрном потёртом бархате лежала трёхцветная зажигалка – геометрические фигуры в виде треугольников пересекались друг с другом, создавая необычный эффект трех оттенков синего.

– Ничего подобного не видел, – удивлённо признался Вилли, – что за производитель? И что за покрытие на зажигалке?

– Производитель всё тот же Alfred Dunhill, 1930 год выпуска, серебро. Наполнитель бензин. А вот покрыта эта красавица перегородчатой эмалью. Ты когда-нибудь слышал о такой?

– Нет, – помотал головой молодой человек.

– При работе в технике перегородчатой эмали на металлическую поверхность напаивают проволочку или полоски, а образовавшиеся таким образом ячейки наполняют стеклянной массой – эмалью. После обжига поверхность гладко шлифуют, в результате чего металл с эмалью образуют ровную плоскость, а металлические перемычки создают определённый узор, – стал пояснять Владимир Григорьевич, – этот способ эмалирования был особенно распространен в Японии. Металлическое основание обыкновенно бывает золотым, реже серебряным или медным. Сначала на него наплавляется глазурь, затем наносятся другие краски, после чего всё покрывается бесцветной прозрачной эмалью с глазурью в качестве защитного средства. Вот и здесь использована техника перегородчатой эмали.

– Это, правда, впечатляет, – Вилли внимательно рассматривал зажигалку.

– Вот и бери её себе, подарок от деда. На память.

– Спасибо! Ты не представляешь, как мне ну просто необходима такая вещь! – воскликнул Вилли. – Если это Dunhill, то и цена, наверное, не малая?

– Дешевле, конечно, «Фортуны», – пожал плечами Фертовский-старший.

– А если точно? – Вилли прищурился.

– Ну, зачем тебе её цена? Это же мой подарок.

– Дедушка, мне просто интересно, – Вилли обнял его за шею, – конечно же, дело не в ней, а в самом подарке. Ведь его ценность в том, что именно ты мне его подарил, ты – мой родной дед, – при этих словах молодой человек выдал такую ласковую улыбку, что Фертовский-старший растаял окончательно.

– Я точно не помню, около трёх тысяч долларов. Да, Бог с ней, – он махнул рукой, – мальчик мой, если бы ты знал, как я рад твоему приезду. Я прямо чувствую родство наших душ. Несмотря на то, что мы с твоим отцом теперь прекрасно понимаем друг друга, и Сашенька для меня большая отрада, всё-таки Николя не разделяет, ну вот хотя бы, к примеру, таких моих увлечений. Сколько раз я пытался ему поведать о моей коллекции, рассказать подробности, то у него нет времени, то ему откровенно скучно. Он так толком и не дослушал. Всё время куда-то едет, торопится, съёмки там, здесь, ему с семьёй-то побыть некогда. Нет, я не упрекаю сына, это его жизнь, и я люблю Николя. Но мы с ним разные, всё-таки разные, – он вздохнул, – а ты меня выслушал, проявил интерес.

– Конечно, дедушка, иначе не может быть, – Вилли похлопал его по плечу. Старик и, правда, стал слишком сентиментальным.

Вилли вернулся в дом отца поздно вечером – так засиделся у деда. Мог и уехать бы раньше, но предпочёл остаться и выслушивать воспоминания о своём детстве здесь – в России, потом пошли рассказы о жизни семьи в Великобритании, дед вошёл во вкус и в своих устных мемуарах стал упоминать уже юность. Молодой человек слушал вполуха, эмоционально-чувственная часть историй его вообще не интересовала, оживился он лишь при упоминании драгоценностей своей бабушки Софии, но та не отличалась сдержанностью и разумностью и наделала глупостей. Каких конкретно – дед предпочёл не посвящать внука. Но на неё был явно обижен.

– И ты больше никогда её не видел? – спросил Вилли, выпуская колечки дыма. Они устроились в кабинете и опять курили сигары.

– Нет, не видел и ничего о ней не знаю, – Фертовский-старший стряхнул пепел.

– Она была красивой? Сохранился хоть один её снимок?

– Ни одного, – покачал головой Владимир Григорьевич, – красивая? Да, очень. Я тогда выбирал себе жену по двум критериям – происхождение и внешние данные. Сейчас, спустя время, на женщин я иначе стал смотреть. Так сказать, хоть на склоне лет поумнел, – он смущённо крякнул.

– И какой теперь твой взгляд на женщин? В чём ты поумнел? – с плохо скрываемой иронией спросил Вилли.

– Самое главное в женщине – доброта, душевность. Умение понять, пожалеть, утешить. А ещё – умение любить.

– Даже если она при этом монстр?

– Монстр? – переспросил Фертовский-старший. – Что значит монстр?

– Я не так выразился, – помотал головой Вилли, стал подбирать слова, щёлкнул пальцами, – если она простая, плебейка, крестьянка.

– Даже при этом, – твёрдо сказал его дед. И тут же добавил, – ты ещё очень молод, Володя, в силу отсутствия жизненного опыта, тех испытаний, что выпадают на долю человека, тех уроков, которые даются, ты многого не знаешь. Как жаль, что чаще всего мы их так и не усваиваем. Либо бывает слишком поздно, – он замолчал, задумался. В этой паузе Вилли внимательно смотрел на грандпа – всё-таки постарел, стал мягким, по натуре слабым, приобрел раздражающую толерантность. А ещё влюбился по самые уши – так говорят в России? И предал свои взгляды, предал себя самого.

– Дедушка, а давай-ка поужинаем? – нарочито весело предложил Вилли, – время подходящее.

– Ты прав, сынок, – улыбнулся Фертовский-старший, – я заболтался и морю тебя голодом.

Через полчаса сидели в столовой за ужином втроем – Маша присоединилась к ним. Она сначала отказывалась, ссылаясь на недомогание – второй день чувствовала себя неважно, но супруг упросил – ему так хотелось, чтобы она присутствовала на ужине. Чтобы они собрались семьёй. Маша уступила мужу, согласилась. Правда, за ужином почти ничего не ела и в разговоре произнесла всего несколько слов. Вилли откровенно рассматривал её, благо грандпа ничего не замечал. Конечно, не дурна собой, просто Вилли сразу её не разглядел. Мягкие русые волосы волнами лежали на плечах. Глаза почти всё время опущены. Миловидна и даже весьма. Такая почти ангел, наверное, это и подкупило деда, растопило его сердце.