На Грани

— Думаешь, ей следует этого опасаться? — недоверчиво спросил Элвир. — С чего бы?

— Моя невеста слишком уж демонстративно ненавидит дайрийцев в целом и меня в частности, — вздохнул король. — Думаешь, как долго это будут терпеть те, кто изначально не одобрял идею моей женитьбы на эларке? Даже ты поначалу не поддерживал меня в этом решении.

— Ну, положим, на то, чтобы переубедить меня, много сил тебе не потребовалось, — несколько ворчливо отозвался верховный протектор.

— Согласен, — Валтор кивнул. — Но следует учитывать, что у тебя нет дочки на выданье, или сестры, или племянницы — словом, молодой особы женского пола, через которую можно было бы породниться с королем.

— Чего нет, того нет, — Торн провел ладонью по щеке, которая к ночи утратила свою утреннюю гладкость, — Но если бы и была, твой брак с Лотэссой Линсар принес бы тебе куда больше выгод для укрепления в Эларе, чем с любой из дайрийских девиц.

Элвир не кривил душой. Он действительно находил идею союза Валтора с первой аристократкой покоренной страны удачной и разумной. Но иные соратники Малтэйра придерживались противоположного мнения. Им казалось, что беззаветная преданность заслуживает награды. А разве может король почтить верную службу в бою и в государственных делах лучше, чем взяв в жены дочь, сестру или внучку? А тут его величество, благополучно воцарившись в столице завоеванной страны, объявляет, что хочет жениться на местной девице. Многие дайрийцы восприняли это решение как пощечину. Если бы Лотэсса Линсар хотя бы не была такой красавицей….

Когда видишь девушку столь ослепительно прекрасную, как энья Линсар, мысли о политической выгодности союза, о дипломатических хитросплетениях или дальновидном расчете как-то пасуют перед убеждением, что Валтор Малтэйр попросту потерял голову, влюбившись в эларскую красотку до такой степени, что позабыл о своем долге перед приближенными, да и перед родной страной вообще. И бесполезно им объяснять, что красота королевской избранницы является лишь приятным дополнением к ее знатности и положению ее семьи в государстве.

Так или иначе, брак короля вызывал довольно единодушное недовольство среди его дайрийских подданных. Только вот откажись Валтор в угоду им от своей затеи, не сильно бы это помогло улучшить щекотливую ситуацию — напротив, только ухудшило бы ее. Торн, как и Малтэйр, понимал, что, откажись король от эларской невесты и возьми вместо нее дайрийку, поддавшись на уговоры, стало бы еще хуже. Потому как выбор дайрийских девиц у него более чем богатый, а королевой можно сделать только одну. И наивно думать, что отвергнутые приверженцы смирятся с тем, что выбрали кого-то другого, утешившись мыслью, что не попраны права и гордость родной Дайрии. Нет, у каждого из них своя собственная гордость и, что греха таить, своя корысть. И если попрание чести страны перенести трудно, то попрание своей собственной дается большинству людей куда тяжелее. Есть, конечно, и исключения, к каковым, без сомнения, можно отнести самого короля и, как надеялся Элвир, его самого тоже. Но по большей части зависть и обида, неизбежные среди дайрийских сподвижников Малтэйра, выбери он дочку одного из них и прояви пренебрежение остальными, оказались бы куда сильнее гордости за страну и стали бы причиной распрей, подрывающих нынешнее пусть и относительное, но единство.

Так что придется оберегать прекрасную Лотэссу и заодно присматривать за ней, чтоб не совершила какой-нибудь глупой пакости, способной еще больше настроить против нее людей, которых и без того сложно назвать ее доброжелателями. В конце концов, эта красивая, пусть и не меру пылкая девушка будет не худшей королевой для своей страны, а Валтор заслуживает лучшей участи, чем династический брак с какой-нибудь уродиной.

— Я позабочусь о твоей невесте, — пообещал Элвир другу.

— Спасибо, — искренне поблагодарил король. — Кроме тебя, я никому не мог ее поручить. Мне вообще сложно доверять кому-то так же полно и безоговорочно, как тебе. Я даже не знаю, кому доверяю больше — тебе или себе самому. Должно быть, в равной мере.

— Хотелось бы верить, что ты меня не переоцениваешь, — вздохнул Торн. — Боюсь, что далеко не всегда мне удается оправдывать твое полное и безоглядное доверие. Я, кстати, за тем и пришел, чтобы разочаровать тебя в своем всемогуществе.

Элвир рассказал Малтэйру то, что они узнали от Энлил. Валтор слушал внимательно, не перебивая, временами хмурился и потирал ладонью лоб и переносицу. Выслушав до конца, он начал планомерно задавать собеседнику вопросы, назревшие по ходу повествования.

— Ты считаешь, можно серьезно относиться к словам колдуньи?

— Не знаю, — честно признался протектор. — До этого мне никогда не приходилось иметь дела ни с колдунами, ни с магией как таковой. И все же, пока Энлил и ее объяснение — единственная ниточка, за которую мы можем зацепиться.

— Она может помочь в охоте на это мифическое чудище и уничтожить его? — Валтор невольно поморщился. Было видно, что ему сложно всерьез рассуждать о ведьмах и чудовищах.

— Не уверен, — Торн помнил, как выглядела Энлил после таинственных махинаций на месте смерти своего мужа. Помнил ее озадаченность и страх.

— А с этим… существом вообще можно справиться? — король опять потер переносицу, этот жест у него означал напряженную задумчивость.

— Мы должны с ним справиться! — Торн словно резанул словами воздух. — Не имеем права не справиться, даже если это свыше наших сил и совершенно невозможно. Эта тварь не должна разгуливать по улицам и безнаказанно убивать людей. Если нужно, мы объявим ей войну, задействовав всех солдат гарнизона, расквартированного в Вельтане, королевскую гвардию и городскую стражу в придачу.

— Хорошо, — король кивнул. — Думаю, что у твоего монстра при таком раскладе просто нет шансов.

Было видно, что со стороны Валтора это скорее бравада, чем искренняя уверенность, но так им обоим легче. А еще было видно, что король, принимая правила игры и соглашаясь считать аксиомой реальность таинственной твари, на самом деле не верит в ее существование. Просто потому, что не может поверить, так как это выходит за рамки его представлений о возможном и невозможном. Что ж, не Элвиру его судить. Ведь сам протектор пребывал практически в таком же состоянии. Поверить нельзя, потому что это безумие, не верить тоже нельзя, потому что единственное мало-мальски разумное объяснение сводится к участию в деле сверхъестественных сил. Все факты свидетельствуют в пользу того, чего просто не может быть.

— Ты ведь не веришь во все это? — голос Торна звучал устало. Он не собирался переубеждать короля, да и не смог бы даже при желании.

— Не верю, — признал тот. — Так же, как и ты. Только это ничего не меняет. Мы должны действовать так, как будто верим, пока у нас не появится хоть что-нибудь, опровергающее вашу безумную теорию. Потому что если вся эта магическая дрянь окажется правдой, а мы будем сидеть сложа руки, считая происходящее абсурдом, то нам этого не простят… хуже то, что мы сами себе никогда не простим. Лучше казаться безумцами, вопреки логике и здравому смыслу гоняясь за призраками и ночными тварями, чем бездействовать. Согласен?

Элвир кивнул. Теми же соображениями руководствовался он сам, распутывая это кошмарное дело.

— Да, — вздохнул Валтор. — Отцу было бы проще. Ты же знаешь, он верил во всякие такие вещи. Если не в чудовищ, то, по крайней мере, в предсказания, знамения и пророчества. Помнишь, он все твердил нам о проклятии Ильдов?

— Да уж, — Торн против воли улыбнулся. — Его покойное величество Аритэр Дайрийский столь часто поминал проклятый род Ильдов, что одного этого было достаточно, чтоб их возненавидеть. Призвания уничтожить Ильдов и спасти мир от проклятия набили оскомину всем, кого он почтил особым доверием и счел достойными быть посвященными в сию страшную тайну. Но ведь мы убили их не поэтому? — Элвир и так знал ответ, просто вопрос сам сорвался с губ.