На исходе дня. История ночи

Конечно, некоторые люди по возвращении домой просто валились с ног от усталости и едва могли подняться, чтобы поужинать, особенно это касалось селян, у которых летняя работа в поле забирала все силы. Джон Обри из Южного Уилтшира сокрушался, что работникам, «измотанным тяжелым трудом», не хватало «свободного времени для чтения и размышлений о религии, и они прямиком направлялись в постель отдыхать». Некий доктор из департамента Верхняя Луара в 1777 году описывал, как крестьяне «возвращались домой вечером, изнуренные, измученные и несчастные»⁴. И все-таки для подавляющего числа людей ночь представляла собой нечто большее, чем просто перерыв на сон между двумя рабочими днями. Несмотря на множество опасностей, именно ей, а не утру или дню отдавали предпочтение.

Среди представителей среднего класса были популярны карты, кости и другие азартные игры. Житель Сассекса Томас Тёрнер и его жена любили вист, брег и криббедж, а вот пастор Вудфорд часто играл в нарды. Выиграв два шиллинга в кадриль, он сообщал: «Сегодня вечером нам было очень весело, и мы засиделись допоздна». Как правило, присутствовала и выпивка. «Ни один из нас не ушел спать трезвым», — замечал Тёрнер после ночной пирушки с друзьями. В другой раз он писал: «Мы продолжали пить как кони… и петь, пока многие из нас не напились, а затем пустились в пляс, срывая парики, шляпы и колпаки. И продолжали в том же духе (своим поведением больше напоминая сумасшедших, чем людей, которые именуются христианами)». В ту эпоху в Новой Англии местные власти считали подобное поведение неправомерным, и судебные отчеты пестрели записями о разбирательствах касательно пьянства в «неподобающее время»⁵.

Подробный дневник голландского учителя Давида Бекка показывает, каким был уровень социализации у представителей среднего класса в Гааге начала XVII века. Судя по наблюдениям Бекка, лунными вечерами родственники и друзья часто навещали друг друга. Возможно, недавно овдовевший автор дневника являл собой несколько нетипичный пример человека, стремящегося уйти из дому, но исключением в среде своих женатых приятелей он отнюдь не был. Сеть его ночных знакомств обширна. Помимо своего брата Хендрика, дяди, матери и тещи, Бекк общался с многочисленными друзьями, включая оружейника, который однажды январским вечером пригласил его на «праздничный ужин по случаю забоя скота». Несмотря на происходившие время от времени уличные убийства и пожары, ночи были заполнены поздними трапезами, пересказами старых баек, музыкой и беседами у огня «о тысяче вещей». Рекой текли вино и пиво. «Разговаривали и вместе согревались», — записал Бекк о ноябрьском вечере «доброго веселья», проведенном у брата. Спустя несколько дней в доме своего портного он присоединился к компании, коротавшей время «за песнями, танцами, игрой на лютне и прыганьем, подобно непослушным гаагским детям». Он ушел только в два часа ночи, «очень пьяный»⁶.

Социальная жизнь Сэмюэла Пеписа в Лондоне эпохи Реставрации была во многом соизмерима с существованием подобного рода. Близкие друзья Пеписа отличались большей изысканностью, а сам он был гораздо свободнее в собственных вкусах, чем Бекк. Но в остальном их времяпрепровождение было сходным. Если Пепис не работал допоздна в морском министерстве и у него не были назначены деловые встречи, то он проводил ночи за картами, трапезой с обильной выпивкой и едой, слушая музыку, как дома, так и за его пределами. «Просидели за картами после ужина до двенадцати ночи; так что при луне домой и в постель», — записал он в январе 1662 года. В другой вечер он оказался в собственном саду с сэром Уильямом Пенном, комиссаром морского министерства, и обоим было наплевать на ночное небо. «Мы оставались там до полуночи, беседуя и распевая песни, прихлебывая большими глотками кларет [41] , поедая ботаргу [42] , хлеб с маслом, и светила луна. Так что в постель — очень даже нетрезвым»⁷.

41

Кларет — название, данное англичанами импортируемому из Бордо красному вину.

42

Ботарга — деликатес, прессованная сушеная икра кефали (реже — тунца).

В раннее Новое время множество людей собиралось в пивных. В крупных и малых селениях эти заведения представляли собой средоточие социальной активности мужского населения. Посетители приходили сюда по вечерам, дабы поиграть в азартные игры, обменяться новостями, пошутить, но прежде всего, чтобы отдохнуть от работы, семьи и повседневных забот. В отличие от постоялых дворов, которые предоставляли усталым путникам ночлег, еду и вино, пабы предлагали мужчинам места для встреч более комфортабельные, нежели в их собственных домах. На континенте разновидностью пивных были французские кабаре, немецкие Wirthaus и испанские venta. Обстановка там была скромной: стулья и столы, а также огромный очаг. В интерьере некоторых из них имелись деревянные перегородки для того, чтобы обеспечить относительную интимность. В Англии в последовавшие за Реформацией десятилетия популярность пивных росла по мере того, как в прошлое уходили традиционные народные развлечения — религиозные праздники и связанные с ними забавы. «Я за всю свою жизнь не видел столько таверн и пабов, сколько их в Лондоне», — изумлялся Томас Платтер. Еще в 1628 году Ричард Роулидж пояснял: «Когда людям повсеместно запретили ходить на привычные им старые, древние состязания и игры, что последовало? Ну конечно, постоянное пребывание в пивных…<…>…так что люди по-прежнему могли встречаться, публично ли развлекаясь вне дома или в уединении в пабе. <…> Раньше проповедники клеймили флирт и совместные танцы девушек и юношей, а сейчас им приходится обличать пьянство и распутство, которые втайне процветают в пивных»⁸.

Пабы обслуживали в основном низшие слои населения, тогда как постоялые дворы и таверны привлекали более зажиточную клиентуру. Хотя купцы, йомены и состоятельные ремесленники удостаивали пивные своим визитом, все же значительная часть посетителей происходила из крестьян, подмастерьев, слуг и прочего бедного трудового люда. Они были как холостыми, так и женатыми, молодыми и среднего возраста. Согласно данным ряда подробных исследований о питейных заведениях Лондона, Парижа и Аугсбурга, наибольшее число клиентов приходили под вечер. Тогда как дневные посещения, в перерыве между работой, обычно были кратковременными, вечерние визиты могли длиться часами. Один француз, посетивший Лондон в начале 1660-х годов, заметил: «Портной или башмачник, если только у него нет срочной работы, оставляет свои труды и вечером отправляется выпить», при этом «частенько» он возвращается «домой поздно». Корреспондент из London Chronicle проклинал «дурацкое развлечение — вечером просиживать в пабе по три-четыре часа». Употребление эля, хмельного пива или вина приносило европейцам чувство мгновенного удовлетворения. Польский поэт XVII века заявлял:

Да, наши господа есть бедствие великое для нас, Поскольку обдирают и стригут, подобно овцам, всех подчас, Нет мира нам и в мире не найти нигде желанной тишины, Лишь с кружкой пива, все забыв, мы с господами перед Господом равны [43] .

Значение имела и питательная ценность напитков, «без которых крестьяне не смогли бы существовать, ибо их пища в основном состояла из продуктов, обеспечивающих плохой или недостаточный рацион», как утверждал один писатель. Пиво и эль были более безопасными для питья, чем молоко и вода, и к тому же они служили источником тепла, были «теплейшей подкладкой для шкуры голого человека», по выражению поэта Джона «Водного» Тэйлора⁹.

43

Перев. М. Буланаковой.

Столь же привлекательной была и возможность встретиться с товарищами, оказаться среди равных себе, пообщаться и выпить вместе с людьми «одного круга». «Добрая пьяная компания — это наслаждение для них; то, что они получают днем, они спускают вечером», — полагал Даниель Дефо. По мнению Джона Адамса, в колонии Массачусетс количество таверн увеличилось благодаря «бедному сельскому люду, уставшему от трудов и жаждущему компании». Пивные соревнования, распевание баллад, карты и домино, ритуал передачи друг другу трубки табака, тосты, произносимые за здоровье присутствовавших в переполненном питейном заведении, — все это укрепляло мужскую дружбу. Как пелось в песне «Добрый эль за мои деньги»:

Тепло и свет у очага, где можно тесным кругом Всю ночь пить эль из погребка с надежным старым другом. Рассказы слушать и считать в своих карманах убыль, А утром дома вспоминать горевший славно уголь [44] .

Можно было пожаловаться на домашние склоки, или «брачную ругань», как называл их один наблюдатель. Если языкам давалась воля, объектом насмешек становились все — хозяева, священники и землевладельцы. «Шумное веселье и кутеж, проклятия и выпивка одним залпом», — отмечал современник. Имела место и демонстрация силы духа, да и просто силы, что было важно для поддержания мужской репутации и поднятия самооценки. Отсюда прозвище Врежу-первым (Frappe-d'abord), заработанное одним французским наемным работником. В Англии некто рассказывал о группе постоянных клиентов, предававшихся «благородному искусству боксирования» и «демонстрировавших свои умения, сжимая кулаки и принимая боевую позу, как бы говорящую: мшу тебя вот так, а могу и вот эдак (курсив мой. — А. Р. Э.)»¹⁰.

44

Перев. М. Буланаковой.

Пивные также служили местом для проявления сексуальности. Клиентов-женщин было несравнимо меньше, и в социальном смысле они являли собой «смесь» из служанок, стареющих «девок» и проституток. «Содом в миниатюре», — назвал обстановку в пивных писатель. (В провинциальном Массачусетсе у таверн была сходная репутация. В 1761 году Адамс жаловался: «Вот где благодатная почва для болезней, вредных привычек, зачатия бастардов и выдумывания новых законов!») В переполненных, плохо освещенных помещениях мужчины и женщины пили, флиртовали и предавались ласкам, как это изображено на картинах Яна Стее-на, Адриана ван Остаде и других художников европейского севера. В 1628 году английский критик требовал разобрать перегородки для того, чтобы предотвратить сексуальные игры. Судебные записи свидетельствуют также, что парочки совокуплялись в близлежащих уборных и на чердаках. В умеренную погоду и прилегающая к пивной дворовая территория обеспечивала подходящие темные местечки. Даже церковный двор, находящийся по соседству, использовался для сексуальных сношений. Например, Сару Бэдретт из Честера «поймали за развратом» предположительно во дворе церкви Святого Иоанна, едва она покинула «постоялый двор вдовы Кирк». Менее стеснительной была влюбленная парочка — Джон Уилкинсон и Эллен Лэйтуэйт. В 1694 году в пабе Уигана после трех часов взаимных ласк («она теребила его член, а он держал руку в разрезе ее юбки») Джон «познал» Эллен «плотски» возле стены. Обычно подобные встречи были мимолетны и не предполагали последующих ухаживаний, а тем более заключения брака. В конце концов, пивные и задуманы были как альтернатива семейной жизни. Многие ухажеры зарабатывали себе дурную репутацию, нашептывая ложные обещания молоденьким женщинам. Вот как описывалось это в балладе конца XVII века:

Бывает, что в таверну с Бетти я иду И как любовник с ней себя веду. Ее готов я обнимать и целовать. К ней прижимаюсь и клянусь, Что день придет, и я женюсь… Неведомо когда [45] ¹¹.

II

Ничто так не искушает и не заряжает жизненной энергией молодого человека, как благоприятная обстановка ночи, действие вина и женские чары.

Бакхилид (V в. до н. э.)¹²

45

Перев. М. Буланаковой.