На исходе дня. История ночи
Шрифт:
Поразительно, насколько охотно молодые пары бросали вызов темноте. Элизабет Дринкер волновалась о своем сыне: «Если парень находит объект ухаживаний далеко от дому, ему следует делать свой визит коротким, а не шагать две мили домой пешком одному в темноте; ведь должен иметь для него хоть какое-то значение риск повстречать злонамеренных личностей или подхватить простуду». Но такие опасности редко останавливали. Для молодежи темные ночи отнюдь не были устрашающими. Как повествуется в балладе XVIII века «Блуждающие девы из Абердин», девицы надевали белые передники, служившие для ухажеров опознавательным знаком. «Вот девушки прекрасные сияют нам в ночи», — говорилось в стихотворении. В глостерширской общине Дерсли мужчины «вытаскивали подолы своих рубах». Поговаривали, что эти так называемые фонари Дерсли служили проводниками для всех желающих присоединиться к компании женщин24.
Темными ночами молодые мужчины радовались возможности показать свою силу. В стихотворном произведении, написанном Джоном Добсоном, прославляется мужество деревенского парня по имени Робин.
Не страшен Робину ни зверь, ни темнота, ни призрак, Когда исполнить хочет он милашки Сью капризы [49] .Поздно
49
Перев. А. Сагаловой.
III
Постель — это лучшее место для ухаживаний.
Отчасти как реакция на проявление сильных чувств у юношей и девушек, а также как попытка взрослых контролировать их действия, в раннее Новое время возник обычай «связки» (bundling). Общий его смысл состоял в том, что парам позволялось оставаться вместе на ночь в доме родителей девушки и не вступать при этом в половой контакт. Bundling — промежуточное звено в цепи ухаживаний — следовал за периодом сватовства, когда юноша и девушка уже встречались на публике и могли прогуливаться вдвоем. Как только заигрывания вызывали взаимные чувства, молодым разрешалось «связываться». Впрочем, это не предполагало никаких обязательств, хотя надежды на брачный союз в данном случае были высоки.
Вопреки широко бытовавшему мнению и несмотря на повсеместную распространенность этого обычая в Новой Англии, bundling не был американским изобретением. Его происхождение покрыто мраком, но ясно, что истоки следует искать в европейских крестьянских традициях. Что касается Британских островов, то наиболее популярен этот обычай был в Уэльсе. Даже в конце XVIII века местный житель утверждал, что «во многих городках страны традициям bundling остаются верны». На Оркнейских островах в Северном море парни и девицы, как правило, встречались на куче снопов, называемых «длинной кроватью» (lang bed);, в южной части Шотландии говорили, что bundling был «обычаем именно этой местности», хотя шотландская Церковь сопротивлялась его распространению. В 1721 году, представ перед церковным судом за то, что делил постель с Изобел Миди, работник Дункан Маккарри протестовал: «Были и многие другие, которые возлежали вместе так же, как и мы». В Ирландии один путешественник тоже обнаружил традиционный подход к ночным визитам «у простого люда»27.
Свидетельства касательно Англии более разнообразны. То, что bundling (или «засиживание») было популярно на севере, не подлежит сомнению. В 1663 году, например, Роджер Лоу, молодой торговец тканями из Ланкашира, устроил «на некоторое время засиживание» с Мэри Нэйлор. «Это была первая ночь в моей жизни, которую я провел без сна за ухаживаниями», — бегло записал он в дневнике. Гораздо позже городской чиновник из Йоркшира заметил, что «в этой стране существует практика, когда парни и девушки с согласия глав их семей или иных старших остаются ночью наедине». Что касается других частей страны, то сведения о таком обычае существенно разнятся. К примеру, в деревне Даллингхэм (Кембриджшир) Уолтер Эпплйард регулярно навещал свою подругу в доме ее матери. Согласно одной записи, он «много раз оставался там на всю ночь и много раз — на большую часть ночи и не допускал, чтобы она ушла спать; иногда с ними сидела служанка, а иногда — никого вовсе не было». Томас Тёрнер из Сассекса дважды проводил ночь со своей будущей невестой, а Уиткрофт неоднократно проделывал то же самое со своей возлюбленной из Дербишира. «Я остался на всю ночь снова с моей драгоценной и главной радостью, выражая ей мою любовь различными сладостными способами»28.
Повсеместно в Европе практиковались различные формы bundling среди простонародья. Исключение составляли средиземноморские культуры, где привычным способом ухаживания были ночные серенады в исполнении молодых людей. Bundling существовал в Скандинавии и в некоторых местностях Нидерландов, где был известен под названием «болтовня» (queesting). Ночные ухаживания в неменьшей степени были приняты в Германии и Швейцарии; действительно, один из сельских священников после объезда паствы отмечал в своем отчете, что среди молодежи обычай под названием «движение на свет» (zu Licht gehen), то есть к спальне возлюбленной среди ночи, «рассматривался как право и свобода» парня. А в Савойе XVII века современник писал об обычае albergement: «Совершенно нормально для молодых крестьян ночью оставаться допоздна в компании девушек на выданье и, ссылаясь на то, что их дома находятся далеко, просить о гостеприимстве и стремиться разделить с девушками постель», в чем, как правило, «девушки не отказывают»29.
Ночная форма ухаживания, по-видимому, повсеместно следовала единой схеме, что свидетельствует в пользу общности европейской народной культуры. Для юношей излюбленным временем посещения были субботние и воскресные вечера. Причем некоторые проникали в спальни девушек через незапертые окна, освещенные свечами. Как пелось в одной кембриджширской песенке: «Хоть ярок лунный свет в ночи, / Тебя влечет огонь свечи» [50] .
Немецкий трактат утверждал, что молодому человеку, имеющему гордость, обязательно следовало забраться в дом возлюбленной, дабы
доказать свою доблесть. В то же время почти всегда встреча молодых проходила с разрешения родителей. В самом деле, среди прочих преимуществ обычай bundling позволял поставить процесс ухаживания за дочерьми под контроль30. Разумеется, некоторые парочки встречались тайно, пока родители спали, но риск был очень велик; к тому же существовала угроза для парня быть принятым за вора. В 1717 году священник из Сомерсета, разбуженный от сна, заметил при лунном свете двух парней, пересекающих двор. Он выстрелил в обоих (одного убил) только для того, чтобы убедиться — незваные гости отправлялись любезничать с его служанками. Современник свидетельствовал: «Таков был обычай — посещать служанок, пока господин и госпожа были в постели, а те [служанки], чтобы приветить своих кавалеров, имели обыкновение припрятывать пиво, эль, сидр, хлеб и сыр для своих ночных приключений»31.50
Перев. А. Сагаловой.
Родительский контроль требовал, чтобы правила ночных ухаживаний соблюдались как в одежде, так и в поведении. Основанием для подобных ограничений был категоричный запрет на половые отношения, которые уменьшали шансы девушки на замужество. От юношей в Савойе требовали приносить клятву в том, что они не посягнут на девственность девушки, а кавалеры Новой Англии непорочность «рассматривали как священный кредит». В некоторых местностях от обеих сторон ожидалось, что они будут сидеть, но чаще молодые лежали рядом друг с другом в постели девушки. Скромность требовала, чтобы юноша снял лишь камзол и туфли, если он вообще что-то снимал. В Норвегии молодая девушка, незнакомая с обычаями той деревни, откуда был ее ухажер, громко запротестовала, когда он начал стягивать куртку. «Стянешь свою куртку, — воскликнула она, — а там и брюки снимешь!» Девушки оставались в сорочках или нижних юбках, которые в Уэльсе порой связывались снизу. В Шотландии, наоборот, связывались бедра девушки с целью символически отметить важность целомудрия. Немецкий путешественник сообщал об Америке той эпохи: «Говорят, что если обеспокоенная мать имеет хоть какие-то сомнения относительно добродетели дочери, то она принимает меры предосторожности, засовывая обе ноги дочери в один большой чулок». В Новой Англии также в ходу были «доски для bundling», которые использовались, чтобы разделять молодых в постели32.
Не многие парочки умудрялись заснуть. В Нидерландах, согласно свидетельству Файнса Морисона, ночи посвящались «пирушкам и совместным разговорам». Предполагалось и физическое общение, но в малых дозах, если не во время первого визита, то в ходе последующих: оно включало в себя теплые объятия и поцелуи. «Обжимания и бесстыдства» — так это описывалось в одном валлийском стихотворении. Зачастую далее следовали формы сексуальной игры, не предполагающие соития как такового, но «подходящие вплотную к тому, что предназначено исключительно для брака», как замечал некий французский путешественник, посетивший Америку. У скандинавов довольно ясно оговаривалось, какие части тела можно ласкать, как, впрочем, и у русских. Так, в XIX веке ухажерам в некоторых российских губерниях запрещалось трогать грудь своих подружек. (С другой стороны, в одном из сел Новгородской губернии допускалось, чтобы парень трогал гениталии девушки.) Среди крестьянского населения, для которого грубые игры были равносильны выражению страсти, нежные ласки порой уступали место увесистым шлепкам. Более того, пошлепывание друг друга по задней части трактовалось как испытание здоровья любовника и его физической выносливости, что имело важное значение при выборе потенциальных суженых в сельских общинах. На случай если, несмотря на предосторожности, сексуальные игры выходили бы за пределы дозволенного, поблизости должны находиться члены семьи: порой родители бодрствовали в той же комнате, что и дуэньи, сопровождающие повсюду девушек. По большей части доверяя честности дочерей, отцы и матери всегда готовы были вмешаться, если в этом возникала необходимость. «Горе ему, — рассказывал современник, — если хоть малейший крик исходит от нее, ибо тогда все обитатели дома врываются в комнату и бьют любовника за его чрезмерную пылкость»33.
Но даже самые достойные намерения могли быть сметены внезапным приступом страсти. «В уютной постели может произойти много несчастий», — предупреждала валлийская песенка, а написанная в Коннектикуте в 1786 году баллада подтверждала: «Ни пуговица, ни шнурок, ни даже запертый замок / Не смогут вожделение сдержать» [51] .
По обе стороны Атлантики моралисты предсказывали наихудший исход, если «пламя» находится «слишком уж близко к труту», по выражению одного французского рассказчика. Уцелевшая статистика, пусть и скудная, подтверждает, что страхи были небезосновательны. Вне зависимости от комбинации причин, которые к тому приводят, показатель численности внебрачных рождений в Новой Англии в XVIII веке значительно возрос — приблизительно в то же самое время, когда получил широкое распространение обычай bundling. Один из противников писал:
51
Перев. А. Сагаловой.
По обретении Америкой независимости почти треть невест в селах Новой Англии были беременны до свадьбы. Как, впрочем, и многие европейские девушки. «Это совершенно обычное дело, — отмечал некий путешественник в Уэльсе, — когда человек появляется на свет спустя два или три месяца после брачной церемонии, и это последствия bundling». Сколько союзов заключалось из-за преждевременной беременности, сказать невозможно. Вполне вероятным кажется утверждение некоторых историков, согласно которому пары вступали в плотские отношения только в случае, если брак уже маячил на горизонте. С этой точки зрения не столько беременность была причиной брака, сколько матримониальные планы были обязательным условием совершения полового акта. Отмечая популярность bundling в Америке, один европеец сообщал, что, как только «поклонник обещает жениться», его пассия «отдается без всякой осторожности»34.
52
Перев. М. Буланаковой.