На исходе лета

А вот еще один отрывок, переписанный Биченом. В нем рассказывается о том, как Триффан из Данктона помог двум повстречавшимся кротам, которые были смертельно больны:

«Он настоял на том, чтобы провести с ними несколько дней, но не подпускал меня близко, говоря, что у них заразная болезнь. Когда я пытался возражать, он сказал, что таким кротам нужны забота и утешение, а он может им дать и то и другое, ведь было бы нехорошо отказать беднягам в такой малости. Он оставался с этими кротами до самой их смерти и присоединился ко мне, лишь убедившись, что не заразился чумой. Я молился Камню, прося, чтобы в смертный час Триффана (если меня не окажется рядом) его утешил какой-нибудь крот, как сам он утешил этих несчастных. Пусть мой друг до самого конца чувствует, что любим и не одинок».

Изучая тексты и наблюдая за Триффаном, Бичен в те тяжелые кротовьи недели, вероятно, начал понимать, что старому кроту-летописцу приходится преодолевать в своей работе огромные трудности. Он понял, что неприятные минуты, доставляемые ему раздражительностью учителя, — ничто по сравнению с теми тяготами, которые преодолевает сам крот-летописец, ни словом не обмолвившись об этом.

Несомненно также, что Бичена весьма взбадривало общение с посетителями Триффана — в тех редких случаях, когда ему разрешалось с ними повидаться. Однако единственный крот, оставивший об этом записи, — Мэйуид, и благодаря ему теперь можно узнать о последних годах Триффана.

Настоящим утешением была Тизл, всегда после визита к Триффану она заходила к Бичену. Вероятно, старый крот догадывался об этом, но предпочитал не подавать виду.

Однако больше всего оживления в безрадостную жизнь Бичена вносил Мэйуид. Хотя его визиты были краткими, они поднимали настроение юного крота и давали ему пищу для размышлений.

— Прилежный господин, — однажды произнес Мэйуид, выслушав бесконечные жалобы Бичена, — смиреннейший из кротов внимает твоим словам и заявляет: «Уходи тотчас же, если…» — после чего умолкает.

— Что ты имеешь в виду, говоря: «Уходи тотчас же, если»? Если что?

— О безутешный крот, об этом крот Мэйуид, не столь безутешный, понятия не имеет. Быть может, «Уходи тотчас же, если ты действительно полагаешь, что должен это сделать», или «Уходи тотчас же, если слишком жалок и неразумен, чтобы понять: удрученный Триффан делает все правильно», или даже, о глуповатый, «Уходи тотчас же, если ты уже овладел всеми премудростями письма столь блистательно, что величайшему кроту-летописцу нашего времени нечему тебя учить».

— Ты же сам знаешь, что это не так, — буркнул Бичен.

— В таком случае тебе следует остаться, о печальный и замученный работой господин! Не правда ли? Молчание, даже при надутой физиономии, — знак согласия. Мэйуид тебя поддерживает! Мудрое решение! Превосходное решение!

— Но он мало со мной занимается.

— О исполненный чрезмерных ожиданий господин! Крот, который перед тобой, рад, что Триффан «мало» с тобой занимается. Обычно умеренное обучение дает лучшие результаты, нежели чрезмерное, и те кроты, которым кажется, будто они ничему не научились, как раз научились больше всех.

Мэйуид замолчал, склонив голову набок, и глаза у него блеснули. Природный юмор этого странного крота действовал столь обезоруживающе, что Бичен против воли усмехнулся.

— Я думаю, что немного научился письму, — признал он. — Поскольку Триффан меня не учит, я занялся переписыванием текстов, которые нашел в старой норе Спиндла. Тебе показать?

— Отчего же нет, о ретивый господин! Порази меня!

Бичен принялся писать на полу комнаты, в которой они беседовали. Он делал это медленно и не без изящества. Мэйуид пришел в восторг. Он приблизился и, касаясь юного крота плечом, обнюхивал и трогал лапкой все, что вывел Бичен.

— И все это по памяти! — воскликнул Мэйуид. — Да еще такими красивыми буквами, словно маргаритки на лугу летом! И этот юный господин имеет наглость утверждать, будто Триффан ничему его не научил! Должно быть, умственные способности Мэйуида весьма ограничены, более того, он, то есть Мэйуид, туп как кролик!

— Нет, конечно, я кое-чему научился…

— А! — перебил его Мэйуид. — Не произноси больше ни слова, о вконец запутавшийся новичок, великовозрастный дурень. У смиреннейшего прямо лапы чешутся что-нибудь написать, и именно этим он сейчас и займется!

И Мэйуид с неистовым пылом принялся что-то писать на земле, с замысловатыми росчерками. Почерк у него был тонкий и неряшливый, как он сам, а писал он так стремительно, что земля летела из-под когтей во все стороны.

Закончив писать, Мэйуид выпрямился и принялся с нескрываемым восхищением созерцать свою работу. Затем он произнес со своей самой невероятной ухмылкой:

— Ничего особенного, зато свое собственное! А теперь пожелаю тебе дальнейших успехов, или, как сказал бы добродушный и полный энтузиазма Хей: «Давай, парень! Вперед! Не сдавайся!» А я, Мэйуид, одобрил бы этот призыв всей душой! Итак, до свидания!

Мэйуид ушел, а Бичен долго смотрел ему вслед. Он был слегка раздосадован и утомлен — ведь ни одному кроту не удавалось и слова вставить, когда заходил Мэйуид. Тем не менее юный крот ощущал теперь себя гораздо бодрее. Протянув лапку, он потрогал то, что написал путепроходец, и прочел следующее: «Сегодня крот Бичен узнал, что кое-чему вчера научился. Чему он сможет научиться завтра? Пожалуй, ему следует совершенствовать свой почерк, а также вести беседы о важных материях. Таким образом он отыщет свой путь вперед». Подпись: «Смиренный крот, в общем-то, ниоткуда».

Бичен рассмеялся и, почувствовав, что ему лучше, вернулся в свою нору, исполненный решимости работать еще упорнее, быть послушным и не обращать внимания на причуды Триффана.

Однако терпение его иногда подвергалось тяжким испытаниям. Например, как-то раз Триффан призвал Бичена в свою нору и велел все бросить и заняться созерцанием червей.

— Червей? — недоверчиво переспросил Бичен.

— Я не люблю повторять дважды.

— Но при чем тут черви? — удивился Бичен. — Я хочу писать, а не смотреть на червей.

— Крот, я не просил тебя смотреть на червей. Я просил тебя созерцать их. Но конечно, если это тебе не по вкусу… — Пожав плечами, Триффан вернулся к прерванной работе.

Вспомнив свое решение повиноваться Триффану, как бы сложно это ни было, Бичен покорно сказал, что непременно будет созерцать червей. Но не объяснит ли ему Триффан хотя бы вкратце, зачем это и каким образом?..

К удивлению Бичена, Триффан вдруг оживился и пришел в хорошее расположение духа, описывая — правда, несколько загадочно, — как крот должен созерцать червей: