На исходе лета

Над этим сложным парадоксом Сквизбелли бился с тех пор, как Триффан посетил Биченхилл. И если другие говорили, что он неразрешим, и спрашивали, что бы с ними сейчас было, если бы их отцы порой не убивали грайков, чтобы остаться самим в живых, Сквизбелли был другого мнения. Он находил утешение и косвенное подтверждение своей правоты в том факте, что Камень выбрал из всех кротов и всех систем в кротовьем мире именно его, Сквизбелли, и Биченхилл и доверил им двоих детенышей Триффана, рожденных Хенбейн.

Когда странный Мэйуид вместе со Сликит принесли к нему этих малышей и рассказали правду об их происхождении, Сквизбелли сразу понял все значение этого события. Мало кто смог бы в будущем лучше разрешить конфликты кротовьего мира и найти компромисс между Камнем и Словом — фактически между парадоксами жизни, — чем те, кто родился от союза Госпожи Слова, Хенбейн из Верна, и великого Триффана из Данктонского Леса, первого крота, осмелившегося донести свет Камня до самого Верна.

Так что Сквизбелли лелеял Уорфа и Хеабелл и поручил их заботам своих собственных детей. Его ничуть не удивило, что именно Уорф стал естественным лидером в этой счастливой четверке друзей. Однажды этот крот сможет также возглавить и Биченхилл.

Своими собственными детьми он гордился, хотя и не питал на их счет никаких иллюзий. Брамбл был мечтателем, и больше всего на свете его интересовала история Биченхилла. Он даже мог назвать по памяти каждого из многочисленных кротов, когда-либо посетивших Биченхилл. Что касается Бетони, то она была удивительно нежной и любящей, и единственное, что расстраивало Сквизбелли, — это ее безответная любовь к Уорфу. Отец Бетони наблюдал, как эта любовь с годами становилась все более зрелой, и был достаточно проницателен, чтобы заметить, что она не находит отклика. Уорф, который был сделан из более прочного материала, чем Бетони, всегда будет видеть в ней только друга.

Что касается-последней из этой четверки, Хеабелл, то Сквизбелли никогда не видел более грациозного и живого создания, чем она. Он надеялся, что, когда придет ее время, она найдет достойного спутника и их дети сделают честь системе, приютившей Хеабелл.

В те годы, когда четыре юных крота взрослели, Сквизбелли частенько забирался куда-нибудь повыше, в свои любимые места в Биченхилле, и предавался простодушным мечтам. Он размышлял о том, что его Биченхилл, возможно, избран Камнем в качестве последнего оплота в самый трудный час. Здесь, как казалось Сквизбелли, произойдут великие события, и он молился о том, чтобы кроты Биченхилла оказались достойными такой чести, в особенности юная четверка.

?

Именно Сквизбелли лучше всех понял значение удивительного поступка Уорфа, кинувшегося к Камню и коснувшегося его. Он догадался, что поток, хлынувший после этого в тоннели, где ни разу не пролилась кровь от темных когтей Слова, и убивший нескольких кротов, был началом испытаний, посланных Биченхиллу, а возможно, и всему кротовьему миру.

В летние кротовьи годы, последовавшие за июнем, Сквизбелли заметил, что Уорф сделался сосредоточенным и даже грустным и стал предпочитать одинокие прогулки. Сначала он приписал это естественным изменениям, когда крот созревает и начинает ощущать ограниченность родной системы, а также подумывает о поиске подруги. Когда Сквизбелли был помоложе, такие мысли у кротов возникали обычно в январе, в темные зимние месяцы, в уютной норе, а не в самый разгар лета. Но Сквизбелли был мудрым кротом и потому заметил, что из-за стрессов, связанных с чумой и грайками, даже самые здравомыслящие кроты ведут себя иногда весьма странно и необычно.

Однако и Брамбл, и Хеабелл придерживались иного мнения, и как-то раз старый крот получил значительно лучшее объяснение от своей дочери Бетони:

— Что-то случилось, когда он прикоснулся к Камню, но он не хочет сказать, что именно. Это расстроило его больше, чем он хочет признать. Ты знаешь, что он делает, когда уходит один?

Покачав головой, Сквизбелли почесал свой полный бок. Нет, он не знает, и у него теперь такая фигура, что он не склонен ходить по пятам за молодыми кротами и прятаться в чертополохе, подглядывая за ними.

— Ну так я тебе скажу. Он ищет каких-то незнакомых кротов. Он заглядывает в глаза каждому, кто сюда заходит, в надежде увидеть то, что ищет.

— И что же он ищет, Бетони? — спросил весьма озадаченный Сквизбелли.

— Уорф не говорит. Знаю лишь, что не подругу. Я как-то прямо спросила его, и он сказал, что нет, а Уорф никогда не лжет, я и успокоилась. Я думаю, это имеет отношение к Камню.

— А-а! — произнес Сквизбелли и решил подождать, пока Уорф сам все ему расскажет. Судя по несчастному виду Уорфа, необычному для него, да еще в такое прекрасное лето, этот момент должен был скоро настать.

Пока что Сквизбелли занимал его, как и других, тренировками и дозором, направленными на укрепление обороны. Он поручил им разработать два специальных маршрута на север и на запад, если возникнет необходимость бежать. Сам Сквизбелли в любом случае не собирался покидать Биченхилл, но, возможно, кого-то из более молодых кротов можно будет вывести этими путями.

Естественно, кроты спрашивали его, что происходит, и он поведал им кое-что из своих опасений и надежд:

— Я не знаю, когда и каким образом придут грайки, но нам следует быть начеку. Кроме того, Камень может подать нам знак, и мы должны быть готовы распознать его. Ведь Камень действует весьма загадочно, и не всегда легко понять, чего он от нас хочет.

— А ты совсем не представляешь себе, что именно мы можем увидеть? — спросила Хеабелл.

— Он сказал бы нам, если бы знал, — заметил Уорф.

Хеабелл усмехнулась:

— Когда мы были малышами, он не всегда говорил нам, что мы идем неверным путем в тоннелях, и ждал, пока мы заблудимся! То есть до тех пор, пока не растолстел настолько, что не может больше пробираться потайными путями!

Все, кроме Уорфа, рассмеялись, а Сквизбелли — громче всех. Погладив свой большой живот, он сказал:

— Это же мускулы, мои дорогие, ни капли жира! А теперь послушайте. За свои долгие годы я много узнал, особенно из разговоров с последователями, которых Камень посылал к нам, включая самого Триффана. Они всегда приходят летом, поэтому будьте внимательны, когда они появятся, и смотрите в оба. Возможно, среди них будет тот, кто даст нам ключ к тому, что мы ищем.

Лето — время для визитов, поскольку кротами в других системах овладевает беспокойство. Это лето не было исключением, и в конце июля, а особенно в августе было много гостей. В ответ на радушный прием их обычно просили рассказать, что происходит в кротовьем мире за пределами Биченхилла: Сквизбелли заботился о том, чтобы его кроты были хорошо осведомлены о событиях в мире. В августе они впервые получили подтверждение слухов о переменах в Верне и о том, что Люцерн, сын Хенбейн, стал Господином Слова.

Это действительно была сенсационная новость, и она неизбежно повлекла за собой пересказ старых историй о Хенбейн и ее вторжении на юг. Снова вспоминали ее описания, данные Мэйуидом и Сликит, когда они привели сюда Уорфа и Хеабелл.

В таких случаях Сквизбелли всегда спрашивал себя, сколько еще он должен хранить в тайне от Уорфа и Хеабелл их происхождение и правильно ли поступает, держа их в неведении. Он заметил, что Уорф сомневается относительно того, что Мэйуид и Сликит — их родители, но никогда прямо не спрашивает, правда ли это, словно боясь услышать ответ. Иногда оба говорили, что им хотелось бы снова увидеть Мэйуида и Сликит, однако кроты привыкли к странствиям и разлукам, а в те времена — и к потерям.