На колесах

– Я знаю, Татьяна, – он прервал ее на полуслове. – Мой племянник бывает слишком вспыльчив и скор на действия, – мужчина тихо и с сожалением вздохнул. – Надеюсь, больше подобного не повторится.

– Вы не уволите меня? – Таня ожидала другого исхода. Сегодня весь день ее догадки оказываются ложными.

– Никита сказал, что не справился с управлением и вашей вины нет. За что же мне увольнять вас? – Валентин Никандрович и сам удивился не меньше Тани. – Или вы хотите сказать, что мой племянник врет? – он строго глянул на нее из-под очков.

– Нет, что вы.

В сверкнувших сталью глазах Таня прочла, что ложь от нее предпочтительнее правды. Валентин Никандрович будет в большей ярости, если окажется, что Никита рассказал ему не все.

– В таком случае спокойной ночи. Я договорюсь, чтобы вам предоставили место.

Валентин Никандрович ушел, оставив Таню в раздумьях. «Никита взял вину на себя, но зачем?» – Ответ можно узнать, только спросив его самого. Именно это она и собиралась сделать, тихо войдя в палату. Никита лежал на спине и пялился в потолок, щуря глаза. Пластырь прикрывал небольшую ссадину на лбу.

– Как ты? – спросила она, подойдя вплотную к койке.

– Голова кружится, подташнивает, в ушах звенит. – Он говорил медленно, неохотно и совершенно безразлично, будто ему было абсолютно плевать на свое здоровье. На Таню он тоже не смотрел, но не потому, что злился, а, скорее, потому что потолок считал более интересным зрелищем или не хотел поворачивать голову. – Свет выключи, пожалуйста, – попросил Никита.

Таня отошла к двери и щелкнула выключателем. Гореть остались две лампы в углу: так его глазам не будет дискомфортно, и комната не погрузится в мрак. Таня не любила, когда темно: в такие моменты особо остро чувствуются апатия и тревога. Они и так были в больнице – не стоило подкармливать негативные чувства еще больше.

– Ты не окончила медицинский, – Никита не спрашивал, утверждал. – Я слышал твой разговор с фельдшером.

Таня ошарашенно посмотрела на него. Получается, когда она разговаривала со Стасом, Никита пришел в себя, но не подал виду? Вот он гад! А она так переживала, что он долго в отключке!

– Ты знал и не сказал, – Таня обиженно поджала губы и опустилась на стул рядом с Никитой. – Почему?

– Валентин бы нашел тебе замену: кого-то опытнее, а значит, и старше, – спокойно ответил Никита. – С ровесницей интереснее иметь дело, и на тебя хотя бы приятно смотреть. Но постарайся больше не врать мне, – строго прибавил он.

– Прости, – Таня пристыженно опустила голову. О чем она думала? Неужели правда надеялась, что обман не всплывет? Хорошо еще, что правду слышал Никита, а не его дядя. – Впредь обещаю говорить только правду. Но ты тоже больше не притворяйся. Знаешь, как я за тебя испугалась?

– Хорошо, – согласился Никита. В полутьме палаты Тане показалось, что на его лице промелькнула улыбка. – И ты расскажешь, почему отчислена.

Таня считала, что так будет справедливо. Если он узнал одну часть ее секрета, то имеет право знать и другую.

– В моей семье все женщины – медики, – начала она говорить. – Мама всегда настаивала, чтобы я продолжила традицию.

– Я помню, – уведомил Никита. – Ты решила выполнить ее требование, но сбежала в другой город.

– Мама мечтала поступить в Самарский мед, но не смогла, – пожала плечами Таня. – А я бы не смогла терпеть ее наставления и придирки в Калининграде. Она хорошая, ты не думай, просто очень хочет, чтобы у меня была престижная профессия, хорошее будущее, – протянула она, и на лице отразилась легкая меланхолия.

– А ты? – Никита скосил глаза в ее сторону: вертеть головой ему запретили.

– А я поступила, но на втором курсе завалила фармакологию, – Таня понуро вздохнула. – И философию. И химию вовремя не закрыла. – Она опустила голову, спрятав лицо в ладони, принялась массировать веки. Чувство собственной беспомощности и тупости навалилось с той же силой, как и в день отчисления. – И пересдать пока не смогла.

– Ты хочешь быть врачом? – спросил Никита. – Если не смогла выучить предметы, стоит задуматься, нужно ли оно тебе.

– Можно подумать, ты у нас весь такой идеальный, и никогда у тебя неудач не было, – обиженно поджала губы Таня: слова Никиты ее сильно задели.

– У меня была только одна неудача, – ответил он сердито, – и произошла она не по моей вине.

– Прости, – Тане стало неловко за вырвавшиеся против воли слова. В конце концов, Никита не сказал ничего плохого – она сама зацепилась за них. Не стоило задевать его в ответ.

– Ты не ответила на вопрос, – напомнил он.

– У меня не так много вариантов. Медицина – единственное, по мнению мамы, достойное дело. Была еще причина: мой папа болел сильно. Я хотела выучиться и найти лекарство, но не успела. – В последний момент голос сорвался, и Тане пришлось ущипнуть себя за локоть, чтобы вдруг не расплакаться. Папа бы не одобрил.

Отец был ее лучшим воспоминанием. Он всегда поддерживал и был рядом. Это он научил ее кататься на велосипеде, подарил ей первый фотоаппарат, показал, как выбирать ракурс и ловить лучшие мгновения жизни. Таня очень скучала. И, хотя прошло много времени, вспоминать его было грустно.

– Соболезную, – сухо проговорил Никита.

– Год прошел, – отмахнулась от его жалости Таня. – Мама очень его любила. Я переживала, как бы она не наложила на себя руки. Хотела взять академ, остаться после похорон дома с ней, но мама непреклонно заявила, что учебу ни в коем случае нельзя прерывать. В итоге… – она замолчала, подразумевая, что все ясно и без объяснений.

– Понятно, – протянул Никита, и Таня услышала в простом слове укор.

– Я готовлюсь восстанавливаться, – возмутилась она. – К тебе я нанялась, потому что нужны деньги.

– Восстановишься, а потом опять завалишь предметы, – цинично заметил Никита. – Врач из тебя так себе.

– При этом ты не позволил дяде меня уволить.

– Разве тебе не нужны деньги?

– Ну да, – Таня поджала губы. – Прости, не должна была язвить. И спасибо, – добавила уже тише и расплылась в улыбке.

Сегодняшний день перевернул представление о Никите. Он оказался не только умным и интересным собеседником, но еще и благородным человеком. Простое «спасибо» не могло описать, насколько Таня была ему благодарна за возможность сохранить работу. Если бы Никита сказал дяде, что это она виновата в его падении, Валентин Никандрович ни за что не дал бы ей второй шанс. Напряжение, сковавшее ее там, на Ленинградской, наконец отпустило. Зазвонил телефон, Таня извинилась и вышла в коридор, чтобы ответить. Это была Кристина.