На краю Дикого Поля
Шрифт:
Князь отхлебнул вина.
– Давай теперь поговорим о наших делах. Сразу хочу вынести тебе, друг мой Александр, сердечную благодарность. Тебя мне сам бог послал. Мог ли я мечтать о том что стану думным боярином? А вот благодаря тебе, да с божьей помощью, стану. А теперь обсудим с тобой челобитную, что я должен подать великому государю.
– Если позволишь, князь Давыд Васильевич, то я составлю черновик челобитной, а ты опытной рукой поправишь и украсишь нужными красивыми словами.
– Добро, так и сделаем. Но это ещё не всё. Далеко не всё. Чтобы чем-то
– Чем я могу помочь?
– Не откажешься стать первым дьяком Горнозаводского приказа, товарищем начальника?
– Смертным грехом было бы с моей стороны отказать тебе, князь Давыд Васильевич.
– Ну и слава богу.
– Однако, князь Давыд Васильевич, у меня будет несколько условий.
– Слушаю
– Во-первых, требуется чтобы дьяки и подьячие приказа обязательно обучались географии и арабской цифири.
– Да, география оказалась очень полезной. А арабская цифирь очень удобной.
– Второе: дьяки должны учиться у лучших мастеров науке по направлению, которое будут надзирать.
– Тоже разумно.
– Третье. При всех рудниках и заводах, которые будут строиться, открыть школы. В них в утреннее время будут обучать детей письму, арифметике и основам ремесла, которые пригодятся на заводе. А вечером там смогут учиться желающие из числа работников тех рудников и заводов.
– Захотят ли они учиться?
– Это их дело. Умные придут, а дураки нам не надобны.
– А что попросишь для себя?
– Для себя я попрошу некоторую свободу рук во внеслужебное время.
– Объяснись.
– Хочу, чтобы у меня была возможность в свободное от службы время, на базе заводов, воплощать некоторые свои задумки. Труд мастеров и материалы я буду оплачивать.
– Что тебе это даст?
– Тут такие дела... Есть у меня некоторые задумки, и если они получатся, я стану действительно богатым человеком.
– Х-хе! У тебя, да не получится? Вот что, Александр, сделаем так: расходы по твоим задумкам я беру на себя, а когда дело дойдёт до продаж, то барыши будем делить исполу. Что думаешь?
– А согласен.
Чего тут кочевряжиться? Лучшего покровителя мне не найти, и так тянет за собой на вершины власти. Не сорваться бы только.
– И ещё вот что... Тут двое парнишек подрастают, не чужие они мне. Возьмёшь их себе в обучение? Только тишком.
– Ну что, давай, князь Давыд Васильевич, сразу пятерых соберём, посмышлёней, я отбор лучших проведу, всё будет выглядеть солидно. И разговоров лишних не будет, и обученные люди вовсе не лишние.
– И ведь верно! Сколько тебе надо времени для черновика челобитной?
– Два дня самое малое. Очень о многом надо подумать, многое взвесить, посчитать, прикинуть...
Задумчивый и рассеянный вернулся я в свою комнату. Упал на кровать, собирая в голове перепутавшиеся мысли, и уже стал задрёмывать, когда в дверь постучали.
– Входите!
Вошел здоровенный воин, из послужильцев князя:
– Александр Евгеньевич, князь срочно
тебя зовёт, дело безотлагательное.– Веди.
Воин впереди, а я сзади, скорым шагом двинулись к терему князя, но свернули не к крыльцу, а в неприметную дверку, ведущую вниз. Подвал оказался весьма глубок, не меньше четырёх метров от поверхности. Кирпичные стены аркой переходили в черёхсводчатый потолок, пол вымощен плитняком, окон нет, свет имеется только от двух масляных ламп. 'Надо керосиновые изобретать' - подумалось мне.
– Не даю я тебе отдохнуть, Александр Евгеньевич - сразу в дверях встретил меня голос князя.
Кроме него в помещении находилось ещё трое: высокого роста воин с обнаженным кинжалом ближе к дальней стенке, среднего роста мужчина в кожаном фартуке поверх одежды, со здоровенными клещами в руках, и голый, не считая платка на шее небольшого мужичка, с торчащей из спины чуть выше пояса короткой стрелы. Вокруг стрелы было густо намазано какой-то мазью, так что кровь не текла.
– Тут видишь какое дело: только ты пошел к себе, Антон увидел, как из твоего окна вылез этот злодей и полез на крышу. Антон взял самострел, да и снял его со стены. Мы его уже разговорили, послушай и ты, что он скажет.
Я смотрел на распяленное по полу тело: руки и ноги мужичка были привязаны к кольцам в полу. Такие же кольца были и в стенах на разной высоте, а с потолка свисала цепь. В углу стояла холодная сейчас жаровня, а рядом с ней накрытый мешковиной стол. Мешковина слегка оттопыривалась, видно что-то под ней лежало. Ясное дело, мы находились в пыточной. Впрочем, неприятных запахов в помещении не было, оно явно хорошо вентилировалось, хотя на первый взгляд, отдушин не видно.
– Ну, гадёныш, повтори что ты должен был сделать.
– сказал князь, слегка пнув мужичка в лицо.
– Я должен был смазать ядом походную посуду выкреста немчика Белова.
– Успел?
– Нет, он быстрее пришел, пришлось уходить.
– мужичок говорил с характерным 'пшекающим' польским акцентом - А при отходе меня и подстрелили.
– Кто приказал?
– Отец Кшиштоф
– Зачем?
– Он получил от московитского вельможи сведения, что сей выкрест весьма опасен.
– Что это за вельможа?
– То знает только отец Кшиштоф.
– Понял?
– повернулся ко мне князь - Пойдём, мои люди его ещё поспрашивают, за государевыми людьми уже посланы, может они и успеют и злодей не издохнет до их прихода. А всё что касается тебя, ты услышал.
В просторной трапезной мы выпили по паре кубков густого вина, пожевали какое-то мясо. Впрочем, я не почувствовал вкуса ни вина, ни мяса. Твою же мать пятнадцать раз! Отныне и навсегда есть и пить буду только из посуды, которую на моих глазах вымыли с мылом. Мы поговорили с князем о то и о сём, и я пошел к себе. Утром, ещё солнце едва взошло, меня позвали на помойку подворья. Там уже была выкопана яма, в неё, уже при мне, скинули труп поляка с вбитым в грудь немаленьким деревянным колом, сверху засыпали извёсткой, бросили пару горстей крупной соли, да и забросали могилу землёй.