Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

— Вставай, урод!

И он поднялся. Медленно, шатаясь, из последних сил посмотрел на Грома, яростное лицо которого закрыло полнеба. Ненавистная морда.

— Ещё раз хоть что-то вякнешь Митяю, я тебя лично покромсаю и скину в Колокшу вслед детишкам-уродцам. Ясно?

Какие странные, длинные слова. Даже удивительно, насколько время может их растягивать… И главное, что всё понятно. «Еещеераазз ууу теебеяя…» Ярос почему-то оскалился — всё это было так чудно и смешно одновременно, что юноша не смог подавить ухмылку, за что и получил в солнечное сплетение от Громова, рухнул на землю, не в силах больше подняться, а начальник охраны ещё долго лупил безвольное тело ногами.

— Если ещё раз… — орал тот во всю силу своих связок. — С Митяем что… Да я… Вот этими руками… Ты понял?!

— Тащите его обратно! — это было последнее, что Ярос услышал,

прежде чем погрузился в спасительную тьму.

Глава 6. Испытание

Что за странная штука — жизнь? Когда всё идёт хорошо, ни о чём не задумываешься, ни о чём не мечтаешь, просто берёшь от жизни всё… И вот тут она бьёт. Удар в любом случае будет страшным: погибли близкие, предали друзья или равнодушно бросили люди, когда ты в них сильно нуждался. Теперь рядом с тобой только Бог, и неважно, в каком он виде. Это может быть некий символ там, наверху, созданный воображением людей и навязанный тебе их змеиными устами. Или же неизвестный и невидимый собеседник — ты сам, кто правильно и хорошо разговаривает, кто всегда будет с тобой, никогда не бросит и всяко поддержит, хоть и шуткой с долей сарказма, ибо больше помочь ему нечем. И ты уже совершенно другой человек, не верящий никому, только Богу — созданному самим или людьми, которые тебя неоднократно обманывали… Но знаете что? Иногда в таком состоянии встречаешь на своём пути и более наивных людей, которые ещё не потеряли той веры, что у тебя давно исчезла. Они не видят подлости других и не могут осознать их испорченности. Только тогда тот Бог, которого ты нашёл в одиночестве, исчезает, сменяясь этим светлым человеком и его наивной верой в людей. Вот тогда и исцеляешься. Правильного встретил человека, правильной дорогой пошёл. Вот, оказывается, где Бог существует…

И этот самый Бог готовил Яру встречу с такими людьми.

Бойцы Грома отнесли его — больного, грязного и избитого — прямиком в камеру лекаря. Под удивлёнными взглядами Игоря и Ольги бросили ватное тело на кирпичную крошку грязного пола, потом притащили из жилища парня койку и поставили рядом.

— До востребования, — пробурчал Гром в ответ на вопросительный взгляд лекаря, и охранники Воеводы быстренько смылись из подземелья.

Игорь сплюнул на пол, выражая отношение к происходящему. За время далёкого путешествия ему с семьёй приходилось бывать в нескольких выживших или, по крайней мере, пытающихся это делать общинах. И в любой из них находились изгои — люди, с которыми обращались, как с тварями, а то и хуже. Лекарь не ведал всей доподлинной истории этого противостояния, но был уверен, у медали имелась и другая сторона. Зная Грома и кому он предан, вспоминая недавнюю драку двух юнцов в коридоре, нетрудно догадаться об истинных причинах происходящего. И решить, кто тут волк, а кто — добыча, было не сложнее, чем пример из детского учебника математики. В любом мире, даже в старом — до Великого Трындеца, люди, облечённые властью, не могли сдержать своё упоение силой и безнаказанностью, отчего находили изгоев, а окружающее население закрывало глаза на произвол. Всегда.

— Оль, — обратился он к девушке, та вздрогнула, но всё же повернулась в сторону лекаря, — поможешь мне? Надо парню пособить.

Девушка кивнула. Хоть слабость ещё держалась в теле и не отпускала, Ольга была готова помочь, так как ничто человеческое ей было не чуждо. Порой человек, побывавший в грязи, больше и лучше понимает страдания других. Бледная кожа, слегка подкрашенная румянцем выздоровления, впалые щёки и глаза, мешки под ними, растрёпанные русые волосы, печальный, а иногда — пустой взгляд. Вроде заморыш, но такая красивая… Чувствовалось, что при должном уходе она расцветёт и покажет мёртвому миру, что невозможно уничтожить цветок. Он всё равно расправит лепестки и будет стремиться к солнцу, к жизни.

Они вместе кое-как перетащили бессознательного юношу на койку. Оля осталась рядом, рассматривая Яра, а Игорь отошёл к решётке. Девушка в какой-то момент поняла, что знает уже эти черты. Худое лицо, высокие скулы и узкие, полуоткрытые губы. И чёрную вязаную шапочку, укрывающую голову. Этого человека она увидела первым, когда пришла в себя. И он дрался с другим… Только сейчас лицо юноши было будто неживым, бледность сливалась цветом с серой грязью, растёкшейся по лицу. Это вызывало брезгливость и отвращение, но подёргивающиеся сухие и потрескавшиеся губы заставляли девушку чувствовать ещё и жалость.

Ведь свежи были в памяти бессонные ночи в полной темноте подвала, в

ожидании самого страшного зверя всей недолгой беспросветной жизни, — собственного отца. Сколько она не мылась? Сколько потом стирала, почти сдирала с себя грубой, задубевшей тканью пот и влагу, успевшую засохнуть, но всё ещё пахшую омерзительной тварью. И сколько она ни мыслила, сколько ни мечтала, что когда-нибудь в этот карикатурный и уродливый дворец принцессы нагрянет принц или, на худой конец, дракон, она и предположить не могла, что кто-то способен приблизиться к ней. К исковерканной и испачканной человеческой душонке, больше похожей на загнанную, плешивую крысу. Но нет: нашёлся человек, который в старой халупе разглядел дворец, а в серой мыши — принцессу…

Она повернулась в сторону Игоря: вот, оказывается, какой ты — принц… И девушку не волновал сейчас его возраст, его грубое обветренное лицо, седина в волосах, зачерствевшие руки и скупые слова, в которые превратилась его речь за долгие годы одиночества… Главное, вот он — тот, кто первый за столько времени обратил на неё внимание, и чёрт с ним, что это был пока единственный человек, с которым она заговорила. Но чувство благодарности, так давно не посещавшее девушку, появилось вновь и росло с каждым мгновением. Сейчас же Ольга послушно сидела рядом с койкой юноши и молча ждала, что скажет ей Игорь, разговаривающий с охранником.

— Жора, — тихо проговорил Потёмкин. — Можно тебя так называть?

— А меня так и зовут, — осклабился охранник. Зубы — почерневшие местами брёвнышки, жёлтые в чёрную крапинку, словно осенний лист…

— Но… Тогда Джордж-то откуда?

— Да с детства, — махнул рукой охранник, но было видно — ему приятно, что его кто-то слушает. — Ещё до войны сколько в мафию-то играли. Ужас, как интересно тогда было! Крутым хотел казаться в десять лет, вот всегда и выбирал в игре иностранное прозвище, чтобы выделиться. Выделился… и приклеилось, словно мошка, хер отдерёшь. Потом и в шпионов стали играть… а я опять Джордж, нравилось мне. Вот меня за американскую кличку тогда и запытали… Дети, сам понимаешь. Хуже взрослых, злей в сто раз… В общем, на жопе тогда это слово и вырезали, ублюдки. И плевать им, что Джордж — Жора. Георгий. Русский. А как на ту экскурсию по Золотому Кольцу вместе попали двадцать лет-то назад, так тут и остались… Так и кличка моя здесь корни пустила, прижилась… Чего теперь.

— Да уж, — согласился Игорь, начиная понимать, откуда у Жоры появилась столь странная мания: желание узнавать побольше про чужую личную жизнь. Неказистый с виду, униженный, он вряд ли мог нормально общаться с женщинами, боясь, что те увидят странную и позорную надпись на ягодицах. Порой детские страхи и унижения влияют и на взрослую жизнь. Так у Жоры и случилось, и никаким другим способом не мог он удовлетворять свои потребности, кроме этого похабного способа. — Несладко, видно. Ну, да ладно. Потом ещё поговорим, Жора. Тут помощь парню требуется, сможешь оказать услугу?

— Постараюсь, — кивнул охранник. — Меня сменят на полдня, чтобы поспать, попытаюсь достать что смогу.

— Сейчас бы воды холодной. Умыть его надо, а то грязно здесь, а он ранен. И вечером бы — горячей…

— Да это не проблема, завтра общая помывка в бане. Сначала дети, бабы, потом мужики. У нас же это… Скважина артезианская, так что хорошая вода, чистая. Вот сразу и обмоетесь все… Отведу, покараулю.

— Жор, да не дотянет он до баньки-то: я один не дотащу, да и помочь некому. Сам видел, как тут с ним. А девушка всего боится, отгородили бы мы ей уголок, да занялась бы своими делами. Нет, если трудно, то, конечно…

— Нет-нет, — тут же зачастил Джордж. — Сделаем хоть тазик. Главное — с Лидкой связаться. Да и ночью легче будет. Тут, на кухне, прямой кран, кстати. Нальём, разогреем, помоетесь.

— Отлично, Жора. Просто отлично. А сейчас можно немного холодной?

— Погоди чуть-чуть, — охранник хитро подмигнул, — договоримся. Лидка принесёт вам еду скоро, и попросим.

Дородная женщина подплыла к камере через полчаса. Словно крейсер в океане: плавно раскачивая широким тазом и неторопливо кренясь с борта на борт. Большие груди, хоть и ужатые старенькой телогрейкой, выплыли первыми из-за угла, а следом — Лида. Джорджик зарумянился, напрягся, вытянулся в струну — этакий семафор с горящими глазами. Даже дышать стал чаще и шумно, и это не укрылось от глаз наблюдательного лекаря. Если сейчас сделать правильный ход, то Джордж будет на крючке, ведь именно появлению Игоря он был обязан более частым встречам с Лидией. Осталось разыграть партию, где всего лишь две фигуры.

Поделиться с друзьями: