На крючке

— Брось, братан, у тебя сегодня сын родится, а ты…

Сам он при этом был совершенно трезвым, что говорило лишь о том, что моё состояние никому из ребят не нравилось. Но я пить не собирался, даже просто чтобы пружину расслабить.

Поднялся с постели, чувствуя, как внутри всё горит от переживаний. Усидеть на месте крайне сложно, когда такое. Я вышел из палатки и вдохнул прохладный воздух. Днём здесь жарко, но вот по ночам можно жить. Правда, во тьме выползали всякие гады, вроде скорпионов и змей, которых нужно опасаться.

— Да чего ж так долго-то?! — рыкнул я, ткнув ногой в песочную кочку, и сразу же из палатки донёсся сигнал смартфона.

Внутрь не вошёл — вбежал! На экране высветился номер отца. Я быстро принял вызов и услышал взволнованное:

— Ну всё, сын! Увезли Альку в роддом, мать решила с ней поехать, чтобы проконтролировать приём. Так что, как приедешь, уже сможешь посмотреть на мальца.

Я сглотнул и сел, не в силах и слова вымолвить. Всё ещё было страшно, но на губах против воли появилась улыбка.

— Завтра уже дома буду, бать. Телефон она с собой взяла?

— Не знаю, Сань, мама собирала. Ну ты давай там, держись. Мы позвоним, как только известно что-то станет.

Я положил трубку и выдохнул молчавшим братьям:

— Рожать поехала.

***

Три дня спустя

Я внимательно разглядывала сморщенную мордашку сына и понимала, что это любовь. Самая чистая, самая искренняя, самая невероятная любовь к своему ребёнку. И ей неважно, сын это или дочь. Ей неважно, как больно было рожать это чудо. Любовь не считает достойным внимания такие мелочи. Ей главное, что есть ты и есть твой малыш. И пусть мир хоть в огне горит, лишь бы только твой ребёнок всегда был рядом.

Такое вот тихое материнское счастье.

— Проскуровы, собирайтесь. За вами уже приехали, — бодро призвала нас нянечка.

Я любовно поправила на Сёме распашонку и передала его девушке, чтобы подготовили к выписке.

Семёном решили назвать в честь моего деда. Я его плохо помнила, но бабушка так много рассказывала о нём в те дни, когда я жила у неё. Он был хорошим человеком, а Саша спокойно и даже с пониманием отнёсся к этому имени, хотя я переживала, что он не согласится и станет предлагать другие варианты.

Одевшись, я осторожно спустилась вниз и замерла у дверей главного холла. Это был другой родильный дом. Не тот, где я изначально хотела рожать. Но здесь тоже приняли очень хорошо. Врачи и нянечки оказались просто замечательными. В эти три дня я чувствовала себя так, словно и не уезжала из дома свекрови. Последняя, к слову, постоянно со мной на связи. Сёмку я показывала ей по скайпу уже бесчисленное количество раз, а она каждый раз, как в первый, начинала плакать от счастья и умиления.

Саша приехал на следующий день после родов. Хотя малыша увидел, как и все, по видеосвязи, его реакция была бесценной. Сначала он долго разглядывал сына, замерев в немом изумлении, а после пустил скупую мужскую слезу прямо на глазах ребят из своего отделения, которые радостно завопили поздравления.

Я улыбнулась, вспомнив, с каким непередаваемым выражением лица смотрел на Проскурова Тимофей. Вроде и рад, но как-то не очень. Позже мы с Сашей решили предложить ему стать крёстным. Ему и Кате.

Вышла в холл и тут же попала в крепкие объятия мужа, который жадно дышал, пытаясь успокоиться. Я чувствовала ладонью, как грохотало в груди его сердце, и это было важнее тысячи признаний в чувствах.

— Я так скучала, — прошептала ему на ухо, а у самой слёзы счастья по щекам лились.

Муж отстранился на миг, заглянул в глаза и, улыбнувшись, принялся целовать на глазах у возмущённой толпы встречающих.

А нам было плевать. Мы друг друга три долгих месяца не видели. Они-то уж точно подождут. Пусть вообще весь мир подождёт!

Когда нянечки вынесли Сёму, Саша взял его на руки и покорил всех присутствующих фразой:

— Ну привет, сынок. Соскучился?

Я улыбнулась, вспомнив его тихие разговоры с моим животом по вечерам до отъезда и мягкие ответные толчки. Сёмке тоже нравился голос папы, о чём он частенько сообщал попытками заставить маму признаться в этом.

— Ой, ну всё, я щас расплачусь, — широко улыбнулась Ларина, стискивая в объятиях. — И в том, что у меня тушь будет как пятна у панды, виновата будешь ты, Уваро… Проскурова, что тебя! Вот как теперь отвыкнуть?

— А ты не отвыкай, — усмехнулся Саша. — Привыкай.

— Так я, конечно, рада, что ты муж моей подруги, но давай ты без вот этих приколов обойдёшься?

Проскуров насмешливо посмотрел на Катю, а затем перевёл взгляд на Каста, чтобы тот принял меры по устранению своей неуёмной девушки. И в этот раз я даже против не была, потому что Ларина от переживаний в период гормональной активности могла дел натворить, и никто ей даже слова против не скажет, потому что беременным вообще крайне редко что-то против говорят.

Родители подойти решились не сразу. Мама стояла в стороне и всё смотрела с нескрываемой надеждой на свёрток в руках сына. А когда Саша подозвал её с отцом и передал внука, она снова заплакала с широкой улыбкой на лице.

В этот момент я была счастлива и представить себе иную выписку без мужа, его друзей и родителей уже просто не могла. Это была бы самая грустная выписка в мире. Хотя, может, и нет, но мне узнавать точно не хотелось.

Когда мы вышли из роддома, Саша уложил Сёму в люльку и пристегнул на заднем сиденье, сложив рядом подаренные мне букеты. Я села на переднее сиденье, позволив так же заботливо себя пристегнуть, а затем и поцеловать. Да так, что голова мгновенно кругом пошла, а с губ сорвался стон. Когда муж отстранился, в его взгляде читался звериный голод, но он прекрасно понимал, что в ближайшие дни секс ему точно не светит.

Мы уехали самыми первыми, позволив ребятам проводить нашу машину громким улюлюканьем.

Я улыбалась, удерживаемая супругом за руку. Нам и слов не нужно было, чтобы наслаждаться обществом друг друга, и единственная фраза, прозвучавшая в салоне авто, заменила все другие:

— Я люблю тебя, Цветочек.

Конец