На крючке
Шрифт:
Я не стала говорить про Ларину. Да она и сама забот сейчас полна. К тому же Каст тоже едет, как бы Кате не досталось проживание под строгим наблюдением свекрови, а туда я после знакомства вообще никаким боком быть приписана не хочу.
— Я обязательно подумаю… мама, — неуверенно сказала я.
Женщина ласково улыбнулась и поправила на мне шарф, отчего у меня в груди разлилось приятное тепло.
— Приезжай, Альбин. Мы с тобой хорошо время проведём. Комната Сашки будет в твоём полном распоряжении, как и кухня, если любишь готовить.2fe639
Я неуверенно улыбнулась, внутренне уже соглашаясь
Вернувшись, Волк усадил меня в прогретую машину, пристегнул и, попрощавшись с родителями, сел за руль.
На улице уже начинало темнеть, но от предложения остаться мы отказались. Завтра мне нужно было идти на работу, а у Саши были какие-то дела. Поэтому я ожидала, что приедем мы, когда станет совсем темно, привычно посмотрим вместе фильм-катастрофу и ляжем спать.
— Я понимаю, что для тебя всё это странно, но я вынужден настаивать…
— Я понимаю, — повторила его слова и улыбнулась. — Меня это удивляет, Саш. Мы с тобой неделю всего женаты, но ты… Ты будто уже бесконечно долго со мной. И всё это так естественно, что даже твои родители показались мне родными людьми.
Проскуров усмехнулся, глядя на дорогу.
— Это любовь, — сказал уверенно.
А я замерла, не веря своим ушам. Потому что не ждала от него подобных слов. Потому что искренне считала, что мужики в такое не верят. Да и я не верила до момента, пока он не сказал это вслух. Но поняла, что да. Это всё-таки она, потому что больше мне не чем оправдать все свои сумасшедшие поступки и готовность идти с ним хоть на край света.
Проскуров с нескрываемым подозрением посмотрел на меня и спросил:
— Ты так не считаешь?
Я не торопилась с ответом, подбирая каждое слово, которое собиралась произнести.
— Считаю, что не я должна первой это признание делать.
Я отвернулась к окну со своей стороны, но замерла, когда Саша ответил без тени сомнения:
— Я и не скрываю, что люблю тебя. И даже признавался уже пару раз.
У меня сердце в груди застучало, как сумасшедшее, от его слов. Это странно, но приятно. И хочется парить над землёй, даря миру улыбку.
Но вместо этого я поджала губы и повернула голову, чтобы взглянуть на самого потрясающего в своей жизни мужчину.
— И когда это ты успел мне признаться? — не поверила я. — Я бы точно запомнила.
Саша насмешливо взглянул на меня и ответил:
— Просто ты спала, Цветочек. А спящей тебе я не только признаюсь в любви, но и во всех грехах смертных. И знаешь что?
— Что? — уже вовсю улыбалась я.
— Это удобно, — хмыкнул он. — Жена знает все мои секреты, но ни за что не расскажет. Даже самой себе.
Эпилог
Три месяца спустя
Песок был везде. Он забивался под одежду, в сапоги, нос, скрипел на зубах и неприятно сушил глаза. В пустыне от него нет никакого спасения, но человек — существо, которое привыкает ко всему. Вот и мы привыкли за последние семьдесят три дня. И теперь единственный дискомфорт, который вгрызался зубами в позвоночник, — это звериная тоска по тем, кто почти в полутора тысячах километров от нас.
Арестову
за тяжёлое испытание я был благодарен. Если бы не он, не осознал бы пределов собственной нужды в женщине, что ждала меня дома. Вернее, отсутствие этих самых пределов. Потому что Цветочек была нужна мне бесконечно сильно.Я взглянул на единственную совместную фотографию, сделанную в день отправки, и сдержал вздох, который с головой выдал братве моё состояние.
— Зубастый, брось воды, будь человеком! — попросил запыхавшийся Ярыч, войдя в палатку.
Я достал бутылку из-под раскладушки, там самое прохладное место, и передал блондину, отметив, что тот слишком взмыленный.
— Братва, я с хорошими новостями! Батя дал команду сворачивать учения, так что сегодня мы гуляем с пацанами, а завтра ждём «вертушки».
Слово «гуляем» из уст Ярыча в условиях пустыни звучало страшно. Женщин здесь не бывало, а выпивка местных торгашей опасна для здоровья, поскольку привозилась на верблюдах из Казахстана.
Мы, безусловно, обрадовались, но я предпочёл последний вечер провести, общаясь с женой по скайпу, нежели наблюдать, как кто-то надирается «тормозухой» до белой горячки. И я сейчас не про наших пацанов говорил, а про тех, кто по счастливому стечению обстоятельств так же попали на учения, правда, срок у них был куда больше, а тренировки — многим масштабнее.
Ярый, прекрасно видевший мою равнодушную реакцию, бросил насмешливое «предатель» и выпилился из палаточного кубрика.
— Никак простить не может, — рассмеялся Каст. — Впервые вижу, чтобы мужик мужика ревновал.
— Заткнись, — с улыбкой бросил я, прекрасно понимая, что Кайгаров ничего плохого не имел ввиду.
Просто братский стёб. Мне повезло ещё, что Сокол в другом кубрике живёт, так бы не избежали его шуточек.
— Ты Лариной собираешься говорить?
— Придётся. Мы съехаться хотим, нужно будет квартирный вопрос в центре решать. Причём как можно скорее. Потому что эти две, похоже, спелись там, пока мы тут задыхаемся.
О, если спелись, то я ему не завидую. Одна тиранша в семье ещё ничего, но две — это уже перебор даже для Каста.
День прошёл в радостных сборах, на вечер даже полевую баню себе устроили, благо запасов воды у нас хватало. Не Сахара всё же, хотя уверен, обеспечение бы не оставило нас ущемлёнными даже там.
Накинув на голые плечи полотенце, я вернулся в кубрик, утёр пот с лица и взял телефон, с улыбкой отметив, что Цветочек уже звонила. Сел поудобнее на раскладушке и набрал её, чтобы, не получив, ответа нахмуриться.
Набрал ещё раз, но снова никто вызов не принял. Тогда позвонил матери, а затем и отцу, поняв уже, что что-то не так. Но никто не отвечал.
Глубоко вдохнув, я взял себя в руки и предположил, что, возможно, началось. Других объяснений у меня не было, ведь Аля в самом безопасном месте. Сейчас вечер, а родители в это время всегда дома. Значит, есть вероятность, что она звонила, когда уже поняла, что наш сын хочет выбраться на свет.
И я просто принялся ждать, когда кто-то из родителей позвонит и сообщит, как идут дела. Ещё пару часов никто не перезванивал, и тогда уже даже Ярыч предложил выпить казахской сивухи.