На крючке
Шрифт:
Ком встает у меня в горле.
– Прости меня.
Мои слова зависают между нами, громкие и некомфортные.
Простыни шуршат, когда Анна поворачивается, через мгновение она оказывается рядом со мной, ее теплая рука скользит по моему животу. Я люблю то, как она ко мне прикасается, то, как она находит самые чувствительные места моего тела. Я подсовываю руку ей под шею и притягиваю ее тело ближе, устраиваясь удобнее, когда она кладет голову мне на плечо. Лакомый изгиб ее попки заполняет мою ладонь и я слегка сжимаю ее плоть.
– Я извинюсь перед Греем завтра, - это будет непросто, потому что мы почти никогда не ссоримся, а я был сегодня
Груди Анны прижимаются к моему боку, и она вздыхает. На ней надета одна из ее любимых тонких ночных рубашек, которая не блокирует от меня тепло ее тела, и я с трудом противостою влечению, когда кончики ее пальцев начинают вырисовывать круги чуть ниже моего пупка.
– Мы все, бывает, лажаем тем или иным образом, - говорит она.
– Единственная разница в том, как глубоко наше безумие заходит, и как мы справляемся с этим дерьмом. Если честно, думаю, сумасшествие приходит и уходит и так по кругу.
Я издаю некий звук, что-то между смехом и фырканьем.
– Должно быть тогда, сейчас мое время в этом месяце.
– Ммм...
– Анна продолжает поглаживать мою кожу.
– Мне не следовало приглашать сюда Грея, не спросив тебя. Прости.
Я не могу сдержаться. Одним движением я возвышаюсь над ней, и ее бедра раздвигаются, пропуская мои, пока я упираюсь предплечьями по бокам от нее, чтобы не придавить ее грудь своей. Ее глаза блестят во тьме, а волосы создают дикий ореол вокруг ее бледного лица.
– Твоя нога, - протестует она напротив моих губ.
– Она в порядке, - я наклоняюсь к ее губам и запускаю язык в ее сладкий рот. У нее слабый вкус мятной зубной пасты, но он смешан с чистым исключительным привкусом самой Анны. Поцелуй ее полных губ просветляет мою голову. Она идет кругом, когда моя эрекция трется о ее завитки и гладкие жаждущие складочки. Она так же легко становится влажной для меня, как я - твердым для нее, и я никогда не привыкну к этому.
Аккуратно я раскачиваюсь напротив нее, скользя по ее киске, в которой так жажду оказаться. Мои руки задирают ее рубашку и гладят шелковистую кожу. Ее изгибы такие мягкие и теплые по сравнению с моим твердым и жестким телом.
– Анна, - я целую уголок ее губ, а затем второй.
– Я не заслуживаю тебя.
Она сжимает мои щеки, ее большие пальцы прикасаются к моему подбородку.
– Вероятно, нет, - говорит она, еще раз целуя меня.
– Я могу быть еще той занозой в заднице.
– Всегда шутишь, - шепчу я, прежде чем углубить наш поцелуй и приподнять свои бедра достаточно, чтобы головка моего члена нашла ее влажный вход. Со стоном я погружаюсь в нее. Так туго. Так совершенно.
Озноб пробегает по моему позвоночнику. Я двигаюсь легко, занимаясь с ней любовью с таким обожанием, от которого содрогаюсь и потею. Ее руки ласкают мою спину, мою задницу, осторожно исследуя, пока она издает тихие звуки, которые разжигают потоки вожделения в моих жилах. Это идеально. Я поглощаю ее мягкий рот и медленно двигаюсь внутрь и вне ее теплого тела. Здесь и сейчас я целостен. Выздоровевший. Если бы только это могло продолжаться вечность.
Но ничто не вечно. И вскоре становится очевидно, что хотя Анна отвечает на мои прикосновения, она ведет себя ненормально. Я начинаю чувствовать ее напряжение, то, как она сдерживается. Это напоминает мне о тех днях, когда я пытался ее поцеловать, а она уклонялась от этого. Мои внутренности становятся холодными и тяжелыми, и я приподнимаю голову.
– Что не так?
Здесь слишком темно,
чтобы разглядеть ее выражение лица, и я ненавижу это. Ненавижу то, как она сильнее закрывается от меня. То, как она слишком долго молчит. Когда Анна наконец-то начинает говорить, ее слова кажутся натянутыми и фальшивыми.– Ничего... Дрю...
– ее грудь прижимается ко мне, когда она вдыхает.
– Я просто устала.
Ком становится поперек моего горла.
– Тебе следовало так и сказать. Ты должна была меня остановить.
Ее глаза мерцают в полумраке. Скрытая в них грусть сжимает мою грудь.
– Все не так плохо, - говорит она, дотрагиваясь до моей щеки. Но я увидел достаточно. Я пытаюсь слезть с нее, но это не так легко, моя грудь падает поверх ее груди, а моя сломленная нога зацепляется, посылая волну боли в мое бедро и в кончики пальцев. Я сдерживаю проклятия, даже когда Анна пытается самостоятельно выбраться из-под меня. Все так неуклюже, но в конечном итоге мы рассоединяемся.
– Я не хочу, чтобы ты со мной трахалась из жалости, - шепчу я, перекатываясь на свою половину кровати и садясь.
Рука Анны едва касается моей спины, словно она тянется ко мне, но затем прикосновение исчезает, и ее голос, словно хлыст режет темноту.
– А я не хочу, чтобы меня постоянно обвиняли в этом.
Я не собираюсь извиняться. Я уже и так достаточно извинялся за сегодняшнюю ночь. Я провожу рукой по своим волосам и встаю с кровати.
– Забудь.
– Куда ты собрался?
– Я не могу спать, - я хватаю ранее сброшенные шорты. Надену их в гостиной. Черт меня подери, если мне придется прыгать здесь, пытаясь натянуть их.
– Ложись спать.
– Дрю.
– Пожалуйста, Анна, - мой голос надломлен, отчаян.
– Я не могу сделать это еще раз сегодня.
Я не жду ее ответа, убегая в безопасное место, в другую комнату, где царит тишина и свобода от любых ожиданий. Впервые с тех пор, как я познакомился с Анной, я гадаю, было бы лучше, если бы я справлялся с этим в одиночку.
Глава 36
ЧЕМ-ТО НУЖНО ПОЖЕРТВОВАТЬ. Дрю больно внутри, и я не могу ему помочь. Как и не могу просто сидеть на месте и игнорировать это. Напряжение, возникающее в результате этой ситуации раздувается словно воздушный шарик, натягиваясь и грозясь лопнуть. Я так боюсь неизбежного разрыва, что не смею его трогать. Но единственная вещь, которую я когда-то избегала, принесла мне несчастье.
Лежа в кровати, я наблюдаю за тем, как утренний свет проникает сквозь щель в занавесках, дотягиваясь своими бледными пальцами до потолка. Мое сердце - тяжелый камень в моей груди. Мне нужно рассказать Дрю о своих чувствах. Это будет отнюдь не приятно. Гордость Дрю - могущественная штука. И он гораздо более чувствителен, чем я себе представляла.
Звук крушения из гостиной подрывает меня с кровати в один момент. Я натягиваю халат и бегу на шум.
Дрю сидит на корточках над разбитым стаканом. Сгибаясь под неудобным углом, он пытается подмести осколки.
– Сядь, - говорю я, подходя к нему, - позволь мне.
– Я могу сделать это самостоятельно, - его тон резок, словно он прогоняет меня.
Я выпрямляюсь, наблюдая за тем, как он убирает беспорядок. Грозовые тучи сгущаются в его выражении лица. И когда я подбираю отлетевший осколок стекла салфеткой, буря разражается.