На Линии Ориона
Шрифт:
Если мне больше не увидеть Меркурия, я не стану проливать слезы. Но сейчас моей жизнью являлся флот. И рядом были свои, народ, с которым я учился и служил вместе, такие, как Хэлл и даже как Джеру. В первый раз в жизни обретя чувство товарищества, я не желал так скоро с ним расставаться и в одиночку срываться во тьму - тем более если все это впустую.
И, может быть, у меня еще есть выбор.
Не знаю, сколько времени прошло, пока не вернулась Джеру. Она приволокла с собой серебристое одеяло. Шкуру призрака. И стала ее выворачивать. Я бросился ей помогать.
– Вы вернулись к тому, которого мы убили…
– И освежевала его, -
– Просто соскребла эту дрянь ножом. Оболочка снимается легче легкого. И, смотри-ка… - Она быстро надрезала сверкающее полотнище, потом сложила края, провела пальцами по шву и продемонстрировала мне результат. Места разреза было даже не видно.
– Самогерметизирующаяся и самозалечивающаяся оболочка, - сказала она.
– Запоминай, юнга.
Мы принялись натягивать изрезанную шкуру над нашим убежищем, сооружая нечто вроде навеса, чтобы закрыть Паэля от солнца. На шкуре осталось несколько примерзших кусочков плоти, а вообще-то работать с ней было все равно что с тонкой, легкой металлической фольгой.
Оказавшись в тени, Паэль заворочался. Его стоны отражались на капюшоне яркими светящимися пятнами.
– Займись им!
– прикрикнула на меня Джеру.
– Заставь попить.
Пока я исполнял приказ, она открыла свою аптечку и стала опрыскивать раствором пальцы на левой руке.
– Дело в скорости света, - сказал Паэль.
Он забился в угол нашего ПУ, подтянул колени к груди. И голос, должно быть, звучал чуть слышно: биолюминесцентные знаки на скафандре распадались на фрагменты, и коммуникатор выдавал несколько возможных вариантов звучания.
– Поясните, - предложила Джеру сравнительно мягким тоном.
– Призраки нашли способ изменить скорость света внутри крепости. А именно - увеличить ее.
– Он принялся толковать о квагме, физических константах и скрученных измерениях пространства-времени, но Джеру нетерпеливо взмахнула рукой:
– Как вы это выяснили?
Паэль стал перебирать свои призмы и решетки.
– Воспользовался вашим советом, комиссар.
– Он поманил меня к себе.
– Смотри, малыш.
Я увидел, как луч красного света, рассеченный и преломленный призмой, пройдя сквозь дифракционную решетку, нарисовал на листке гладкого пластика четкий узор из точек и линий.
– Понимаешь?
– Он шарил взглядом по моему лицу.
– Простите, сэр…
– Длина световой волны изменилась. Она увеличилась. Красному свету полагается иметь длину волны, э… на одну пятую короче, чем мы здесь видим.
Я изо всех сил старался понять. Я поднял руку.
– Разве тогда эта зеленая перчатка не должна выглядеть желтой или синей?..
Паэль вздохнул:
– Нет. Твое восприятие цвета зависит не от длины волны, а от ее энергии. Закон сохранения энергии действует даже здесь, его призраки не нарушили. Так что каждый фотон несет ту же энергию, что и раньше - и передает тот же «цвет». А энергия фотона пропорциональна его частоте, следовательно, и частота не изменилась. Но поскольку скорость света равна произведению частоты на длину волны, увеличение длины волны влечет…
– Увеличение скорости света, - закончила Джеру.
– Да.
Я мало что понял. Я отвернулся и стал смотреть на свет, лившийся сквозь канаты мимо нашего навеса.
– Значит, мы видим те же цвета. Но свет этой звезды движется немного быстрее. И какая разница?
Паэль покачал головой:
– Малыш, универсальные константы, такие как скорость света, заложены в структуру
Вселенной. Скорость света входит в соотношение, известное как структурная константа.– Он начал бормотать что-то про заряд электрона, но Джеру его оборвала.
Она сказала:
– Кейс, структурная константа определяет силу электромагнитного поля.
Это до меня дошло.
– И если увеличить скорость света…
– То поле слабеет.
– Паэль встряхнулся.
– Подумай хорошенько. Скрепленность молекул человеческого тела зависит от электромагнитного взаимодействия. Здесь электроны не так прочно связаны с атомом; и атомы в молекулах не так прочно связаны друг с другом.
– Он постучал по корке у меня на руке.
– Поэтому твои кости стали хрупкими, а твоя кожа легче повреждается и отслаивается. Понимаешь? Ты тоже часть пространственно-временного континуума, мой юный друг. Фокусы призраков сказываются и на тебе. А скорость света в этой адской дыре продолжает возрастать - насколько я могу судить из этих жалких экспериментов, - и значит, ты с каждой секундой становишься все более хрупким.
Странная это была мысль, жуткая, что можно манипулировать устройством Вселенной - самой основой существования. Я обхватил руками плечи и задрожал.
– Есть и другие следствия, - уныло продолжал Паэль.
– Падает плотность вещества. Возможно, наши тела со временем начнут крошиться. И температура диссоциации уменьшается.
– Это еще что?
– огрызнулась Джеру.
– Понижается температура плавления и кипения. Не удивительно, что нам так жарко. Странно другое: что биологические системы оказались устойчивее электромеханических. Но если мы не выберемся отсюда, наша кровь скоро вскипит…
– Хватит!
– приказала Джеру.
– Что со звездой?
– Звезда - это скопление газа, склонное коллапсировать под действием собственной тяжести. Но тепло термоядерного распада в ее ядре создает направленные вовне потоки газа и излучения, противодействующие тяготению…
– А при изменении структурной константы…
– Равновесие нарушается. Комиссар, по мере того как гравитация проигрывает в этой затяжной войне, звезда испускает больше света - она быстрее сгорает. Это объясняет наблюдения, сделанные нами за пределами кордона. Но это не надолго.
– Новые, - сказал я.
– Верно. Взрывы, при которых слои звездной оболочки сбрасываются в пространство, - симптом дестабилизации. Звезда стремится к новому равновесию. Скорость, с которой наша звезда приближается к катастрофе, соответствует отмеченному мной сдвигу световой скорости.
– Он улыбнулся и прикрыл глаза.
– Единственная причина влечет так много следствий. С эстетической точки зрения это довольно красиво.
Джеру кивнула:
– Теперь по крайней мере понятно, что погубило корабль. Все системы управления действуют на основе тончайших настроек электромагнитного поля. Должно быть, электроника просто взбесилась…
Мы стали разбираться в причинах катастрофы. Наш «Живущий кратко горит ярко» принадлежал к классическим GUT-кораблям, их конструкция уже тысячу лет оставалась в сущности неизменной. Жилой купол, прочный прозрачный пузырь, вмещающий экипаж в двадцать человек. Купол насажен на цилиндр-хребет, ведущий к GUT-двигателю.
Как только мы пересекли линию кордона - тогда-то и погасли все огни на мостике, - система контроля отказала и вся резервная энергия двигателя рванулась наружу. Хребет корабля вбило в купол, как гвоздь в череп.