На лыжне попаданец Ломаев
Шрифт:
Так и поболтали приятно час, пока совещание не окончилось, и декан не освободился. Любочка, подождав, пока важные заведующие и, вроде бы, иные деканатские работники, кроме декана, выйдут из помещения, легкой птицей выпорхнула в кабинет декана, что-то поговорила негромко, декан ей ответил одобрительно, после чего она вышла и кивнула головой:
— Проходи, Олег, Аркадий Борисович тебя ждет!
А мне и готовится нечего, шинель, фуражку я уже положил в платяной шкаф секретарши. Руками пригладил волосы и решительно шагнул вперед
Декан тренерского факультета Аркадий
Заслуженный тренер СССР, кандидат педагогических наук, профессор. Это, кстати, было уже написано на специальной табличке на входной двери в деканат, просто я не увидел второпях. Смотреть надо лучше, милый!
Аркадий Борисович оценивающе посмотрел на меня, прослушал мое приветствие, после этого задумчиво сказал:
— Без обид, Олег, но за тебя звонили и из ЦК КПСС и из Министерства Обороны СССР. Спрошу прямо кто ты — такой хороший спортсмен или чей-то близкий родственник из политбюро?
Это еще не хватало, быть из золотой бестолковой молодежи. Тьфу-тьфу! А кто это за меня хлопотал из ЦК? В МО СССР Кожедуб, а в ЦК КПСС и не было больше никого! А вообще, ну их к лешему с этим нахальным блатом.
— Никак нет, Аркадий Борисович, — отрапортовал я, — неплохо бегаю, метко стреляю, в два последних года завоевал пять золотых медалей в рамках отечественных соревнований, первое место на лыжных гонках в ГДР. Четыре мировых рекорда. Мастер спорта международного класса.
Все это я не просто говорил, но и выкладывал на стол копии
— А ведь я знаю тебя! — торжествующе сказал декан. А то бы ты не знал! СССР, конечно, страна огромная, но ведь мы оба биатлонисты, трудно не узнать.
— Не раз читал, и в центральной, и в провинциальной прессе, в протоколах спортивных соревнованиях. Только почему-то я представлял спортсменом лет далеко за тридцать, может даже за сорок. А ты вон какой молоденький, — расчетливо признался он.
Я только смущенно улыбнулся. А что тут сказать, оправдаться или отбиваться? Какой уж, другого не вырастить.
А Аркадий Борисович еще раз посмотрел на меня, уже не оценивающе, но равнодушно, а точно выверено. Спросил уже с хитрецой:
— В конце года, с началом зимнего сезона пройдут международные состязания в ФРГ. Среди наших биатлонистов есть какой Ломаев. Ты?
— Я не видел списки спортсменов, — прямо сказал я, — но мне сказали, что я буду участвовать. Наверно, я, другого такого среди биатлонистов уже не знаю.
Мне действительно казалось, что я такой единственный. Ошибка юности, м-да, тут же декан данного факультета Гроздев четко сказал мне о промахе. Был, оказывается еще такой Владимир Ломаев. Он, правда, довольно стар и в соревнованиях уже не участвует, но в общих списках отечественных спортсменах значится.
Пришлось каятся и обещать, что больше я так бестолково говорить не буду. Впрочем, Аркадий Борисович отмахнулся
рукой. Он и так понимал, что старый и опытный декан гораздо умнее, чем молоденький спортсмен.После этого, когда Гроздев удостоверился, что я не пустышка и в спорте что-то значу, а, значит, и для факультета буду полезен в спортивной работе, мы стали прорабатывать меня реально. Сначала я под диктовку секретаря Любочки написал заявление о приеме меня в студенческие ряды факультета.
Потом декан, дотошно выспросив меня, смогу ли я самостоятельно сдать долги за две сессии первого курса, скептически усмехнулся на мои заверения, но все же написал: «Принять на первый курс с досдачей образовавшихся академических долгов в течение полугода».
— Смотри, — сказал он мне, — на первом курсе ОЗО вылетает до половины студентов. А восстановиться, особенно, таким образом, не мог еще никто. Не разочаруй меня, продержись хотя бы одну сессию, а там проверим зимой на лыжне. Если что-то промелькнет, то и деканат подключится.
Проводимый такими словами, я покинул сначала кабинет декана, а потом, одевшись и дружелюбно попрощавшись с Любой, и сам деканат. Досдавать долги прямо сейчас я не решился, взял только список экзаменов и зачетов, которые мои коллеги сдавали на двух предыдущих сессиях. Учить надо, незачем напропалую сдавать с надеждой, а вдруг обломится?
То же самое и со студенческими документами. Получать сразу не имело смысла, хотя формально нужно. Но это означало ждать несколько суток, пиная воздух на московских мостовых. Зачем, спрашивается?
В общем, я уехал обратно в Вологду. В вуз я уехал, а выполнение задачи на 200% — это определенный нюанс и словоблудие. Единственно, что я сделал обязательно — позвонил Кожедубу на служебный номер. Конец 1980-х годов — время уже достаточно телефонизированное, чтобы найти любого гражданина СССР, а тем более, высокопоставленному военному. Но в то же время еще не наше будущее с персональными мобильными телефонами и смартфонами.
То есть служебный телефон Кожедуба есть, а вот доступ к нему закрыт немногословным официальным лицом с немаленьким для меня прапорщика офицерским званием. Но ничего, я уже из телефонизированной эпохи, наглость и напористость, благо я звонил не этому самому адъютанту в чине подполковника, а его начальнику и тот ждал этого звонка.
Так что позвонил по телефону — автомату, сломил сопротивление лишних ушей и вот он — генеральный инспектор МО СССР маршал авиации Трижды Герой Советского Союза И. Н. Кожедуб.
Он еще помнил, что должен помочь мне поступить в один из московских вузов, причем сразу на первый курс, который уже год, как неспешно идет. Даже обрадовался, собрался, готовый ехать и откровенно обалдевший при известии, что я уже поступил и собираюсь ехать обратно, по месту нынешней службы.
Этого он понять уже не мог и как военный в жестко структурированной системе и как советский гражданин великой страны, но маленькими людьми. Ну что же делать, придется маршалу авиации принимать реальность, какая она есть. А я поговорил и уехал. Кажется, первый, пусть и небольшой шажочек к офицерскому званию я совершил.