На неведомых тропинках. Сквозь чащу

– Беззвучный карман, - проговорил появившийся в коридоре Март, - Отец поставил. Соседи конечно и так знают, что у нас тут твориться, но на крики старухи слетались словно воронье, - парень устало прислонился к стене.

– Карман?
– я снова посмотрела на черного целителя, у меня были не очень приятные воспоминания об этом, о "кармане" хотя тот был в безвременье...

– Да. Звук рождаемый там, там же и гаснет.

Значит, Пашка была не так уж и неосторожна. Зная про карман, то, слыша Контантина, то нет, она вполне могла говорить свободно. Да и потом, что такого она сказала? Фактически ничего. Интересной может показаться только новость о яйце... тьфу, еще одном детеныше.

– Что произошло? У нас было еще пара часов, так почему...

Марья Николаевна дернулась, открыла рот и опять беззвучно закричала.

– Если сравнивать с человеческой инфекцией, я бы сказал, что иммунитет вдруг "просел", как после облучения, а зараза разогналась, поражая орган за органом.

– Так это инфекция?

– Нет. Я просто провел аналогию. Больше похоже на проклятие или руну. У них произвольно сокращаются мышцы и сосуды, с каждой минутой все сильнее и сильнее. Настолько, что их внутренности действительно скручиваются в узел. И это не метафора. Скорей всего на артефакте был ступенчатый заговор. Поэтому зараза и идет рывками. Они сгорят в ближайшие полчаса, - от оттолкнулся от стены и счел нужным добавить, - Говорят старуха была тебе дорога, мне жаль.

"Жаль" - какое обычное ничего не значащее слово.

Я вошла в комнату, сразу ощутив карман о котором говорил Мартын, прегладу. Она была похожа на порыв ветра, который мы ловим из открытой двери или форточки. Прохладный, подвижный и неприятный.

В уши тут же ввинтился крик. Мужчины обернулись. От бабки пахло потом и болью. От них неуверенностью. Я коснулась прижатой к телу руки, той на которой все еще горела защитная печать стежки, кожа было горячей и дряблой. Она это почувствовала, распахнула глаза и закричала. Я знала, что должна зажать уши, должна... не знаю, расплакаться, попытаться в очередной раз совершить невозможное, спасти?

Я всмотрелась в искаженное судорогой лицо, почти физически ощущая накатывающую на нее боль. Сладкую боль.

– Времени не осталось, - ни на сожаления, ни утешения черный целитель не разменивался.

Я достала телефон, взвесила в руке, поймала тяжелый взгляд ведьмака и набрала номер. Один гудок, бабка стала хватать ртом воздух, как рыба, второй - за окном сверкнула молния, и третий прервался.

– Не могу сказать, что приятно слышать тебя, но ты и сама это знаешь, наорочи.

– Артефакт, - напомнила я, хотя голос зазвенел от злости.

Мне не хотелось прибить ее немедленно как Михара, хотя вру, конечно хотелось, но совсем по-другому. Если говорить о бесах, то совсем не важно какого из них душить, а когда о демонах... Только Прекрасная, слишком прекрасной чтобы жить хотелось свернуть шею. Я не испытывала такого ни к Владе, ни к остальным безликим, но наверняка очень красивым и амбициозным созданиям прошедшим через постель Кирилла. И та холодная часть меня, новоприобретенная, рассудочная часть сейчас удивлялась, пытаясь найти решение.

– Предатель, - точно таким же тоном отозвалась Тамария.

– Это Ветер, - ответила я, ведьмак дернулся, а целитель нахмурился.

Снова закричала бабка. Я сжала трубку, чувствуя, как хрустит под пальцами пластик.

– Ветер? Я тебе не верю.

– Почему?
– этот казалось простой вопрос, заставил ее задуматься.

– Или такой не устраивает тебя лично?

– Доказательства, - потребовала она.

По подоконнику забарабанили крупные капли разошедшегося дождя, снова сверкнула молния.

– Сначала артефакт, - не осталась в долгу я.

– Металлический носитель с руной боли. Примитивная магия, но действенная. Когда сломали круг, высвободили руну. Это не тоже самое, что нарисовать ее на коже. Более рассеянно и чем больше попавших под удар тем он слабее для каждого. Ты понимаешь, что я хочу сказать наорочи?

Да, я понимала. Руна на коже - это свет фонарика, узкий и направленный. А руна на носителе, как прожектор, и все кто попал под свет - ослепли, образно говоря. Если бы под удар попало бы еще с десяток нелюдей, думаю, они отделались бы болью в животах и разошлись по домам. Но попали только двое. Один, из который был человеком.

– На их коже ничего нет, - сказала я, и стоящий напротив целитель кивнул подтверждая.

– Я не собираюсь читать тебе лекцию о контактной и бесконтактной магии.

– Насколько сильно тебе нужен предатель?

– Нужен.

– Отлично. Говори, как нейтрализовать руну или он откинет копыта.

Порыв ветра швырнул в стекло упругие струю дождя. Бабка опять открыла рот, чтобы закричать. И я сделала это, отпустила ее руку и зажала рот, пальцами чувствуя ее слабые попытки вырваться, выпустить наружу часть сидевшей внутри боли. Выцветшие голубые глаза закрылись.

– Удобно, - через несколько секунд ответила Тамария, - Даже слишком. Позволь тебе не поверить.

– Как хочешь.

– Ты врешь!
– наконец-то и в ее голосе прорезалась злость.

– Ты же сама сказал, что слышишь мою ложь? Пусть так. Но это так просто проверить. Противоядие и охотник предстанет перед Кириллом. И я. Думаешь, так легко соврать своему демону?

Семеныч вдруг весело ухмыльнулся. Ключевым было словно "своему".

– А знаешь что, позови Кирилла прямо сейчас и я прямо сейчас повторю все вышесказанное, а ты поддакнешь, и если я вру...
– я позволила себе паузу, почти бесконечную, заполненную раскатом грома и дрожью умирающего от боли тела, - Тебе же понравиться смотреть, как наказывают других.

Прекрасная ответила таким же напряженным молчанием, но наполненным неуверенностью и смыслом.

– Ветер?
– переспросила она.

И я ответила. Ответила не отвечая, но чистую правду:

– Он был в нужное время в нужном месте. Он единственный кто может противостоять магии допроса, единственный кто настолько силен, чтобы противостоять всем и не бояться быть убитым.

– Ветер, - на этот раз в ее голосе сквозило разочарование.

– Артефакт, - потребовала я, - Иначе казнить будет некого.

Константин задумчиво перевел взгляд на стену, словно вспоминая или просчитывая возможность этого варианта. Только бы не сказал ничего вслух, Тамария тоже прекрасно слышит.

– Руна на артефакте двухступенчатая. Первая ступень обратима, это когда они кричат, но еще и соображают на каком свете. Вторая хуже, много хуже. Сознание путается, или его глушат намеренно.

– Обратима?
– спросила я, уже зная ответ.

– Нет. И судя по всему, ваши уже взяли билеты на проезд в одну сторону.