На огне святом сожжем разлуку

А царь? Как он мог так поступить после того, как я его спас? Зачем меня бросили сюда? Может, чтобы я отказался от царевны? А дальше что? Опять кошара, козы, овцы? И ожидание, бесконечное ожидание… Ждать другую любовь? Кого же он встретит после такого пламени? Кто откроет ему тайну волшебного леса? Чья любовь посеет зерна нового небывалого цветка? Пусть даже Мирося откажется от него, станет презирать, смеяться, но он навеки сохранит в душе память об огне, который так сладко жег его грудь.

Проходило время, в погребе сгустились сумерки. Верно, наступила вечерняя пора. Где-то недалеко послышались шаги, гомон стражников, бряцанье мечей. Зореслав затряс двери, отчаянно крикнул:

–  Люди, отзовитесь, есть тут живая душа?

–  Чего тебе?
– послышался безразличный голос, к погребу заглянул усатый дружинник, при мерцающем свете факела его глаза прятались в тенях бровей - Чего орешь?

–  Я хочу домой, на волю! Где царь?

– Ишь, какой быстрый - насмешливо буркнул дружинник, подмигивая мохнатой бровью - А чего ты сюда поперся? Зачем зацепил паутину царскую? А теперь пищишь, как муха в паучьих лапах. Терпи, терпи! Вспомнят тебя, придут, покаешься, смотри и выпустят тебя!

Зореслав отвернулся, сел в уголке погреба. Нестерпимо было слушать гадкие и слушать едкие речи дружинника. Лучше молчать и ждать. Не показывать страха перед царскими холопами. Лучше смерть, чем унижение перед ничтожными людишками, которые позабыли, что значит воля!

Где-то издалека послышались замедленные звуки гусель, гомон людей, одобрительные крики. Парень прислушался.

–  Боян поет - сказал дружинник, заглядывая в окошко - и мне бы хотелось послушать, но не тут-то было, свалился ты на мою голову, теперь сторожить надо. А вечер ныне дорог, тих, таинственен.

–  А какой вечер?
– удивился юноша.

–  Так купальский же. Девушки и ребята будут гулять, веночки на воду пускать. Веселья – до зари!

Дружинник отошел, о чем-то переговариваясь со своим товарищем. Зореслав охватил ладонями голову, загрустил. В такую сказочную ночь сидеть под замком! А мог бы гулять с Миросей возле Славуты, показывать ей любимые места, рассказывать о том, как водяные играются на водовертях, ожидая неосмотрительных пловцов, о зеленоглазых русалках, которые греются против месяца, поя печальные песни, о звездных детях, которые прилетают на землю в большие праздники, чтобы позабавиться с человеческими детьми, покачаться на ивовых ветках.

Мелодия гусель становилась громче, глуховатый голос Бояна четко чеканил слова шуточной песни:

Жил на свете парень,

Со всего смеялся,

И ничему в мире

Он не удивлялся.

Грім у небі грякне -

А йому байдуже.

Людям вельми страшно,

А йому - не дуже!

От схопили хлопця

Воріженьки люті

Кинули до ями,

Закували в пута.

Він собі сміється

Він собі регоче

Навіть у неволі

Сумувать не хоче.

Повели хлопчину

Голову рубати -

Він собі жартує

У руках у ката.

–  Ой ти, кате, кате,

Мій коханий друже!

Головне - то жарти,

Голова - байдуже!

Песня окончилась, послышались сердитые возгласы дружинников: «Иди, иди прочь, Боян! Не велено петь под окнами царевыми. Горевей недомогает, велел гнать тебя прочь»!

Воцарилась тишина. Только было слышно, как где-то в уголке шуршат мыши. Зореслав задумался: что значит причудливая песня певца? Не иначе, он пел для меня. Чтобы не боялся. К чему бы это? Ждать освобождения? От кого? Разве, может, батенька вместе с Бояном что-то придумают?

Надежда

Мирося под вечер нашла Зорулю, потянула ее в темный закоулок, начала пылко нашептывать:

–  Все решено. Боян добрый совет дал. Освободим любимого, а тогда пусть царь кусает локти. А ты, Зоруленька, что-то сделай с теми дурнями-стражниками.

–  А что я с ними сделаю?
– растерялась Зоруля.

–  Поведи на гульбу. Купальский же вечер! Чару добрую пусть выпьют.

–  Неужели так влюбилась, Мирося?
– удивилась Зоруля.

–  Навеки!
– пылко обняла подругу царевна.

–  Смотри, чтобы не случилось горя с той любовью. Дочь царская и пастух.

–  Он мой царь и владыка! Как увидела - мир огнем занялся. А как побыла с ним в роще - душа моя за тучи полетела!

–  Вот видишь - опасливо говорила Зоруля - говоришь, мир огнем занялся. Может, он перелесник!

–  Когда перелесники такие - сквозь слезы прошептала Мирося - пусть забирают меня к себе. Зачем мне эти пьяные воеводы, эти глупые прислужники царские, что выпрашивают уютного места у моего батеньки? Зореслав один остановил нашествие враждебное, я сама видела! Вот герой, рыцарь! Вот Яр-Див!

–  Хватит, хватит!
– по-матерински ворчала Зоруля.
– Кудахчешь, как курица над яйцом! Расхвасталась! Уже иду, иду.

Она, крадучись, пробежала переходами башни, царевна - за ней. Часовые, услышав шаги, насторожились, недовольно позвали:

–  Кто слоняется?

–  Я - заигрывая ответила Зоруля, появляясь из-за стены.

–  А, Зоруля - успокоившись зевнул дружинник - Чего бродишь вечером? Почему не гуляешь?

–  За вами пришла – улыбнувшись сказала девушка.

–  Как-то за нами?

–  Так Купала же ныне. Все девушки и ребята собираются на кручах. Огни зажгут. Весело будет - страх!

Дружинник дернул себя за усы, переглянулся с товарищем, тот облизнулся, печально покачал головой.

–  Гм. Оно бы и нам не помешало ковш меда наклонить. Так поставили же нас, караулить надо.

– С какого это чуда?
– притворно удивилась Зоруля.

–  Пастуха же сторожить.

–  Так он же замкнут.

– И то правда - обрадовался усатый дружинник.
– Не колдун же он? Решетки толстенные, не перегрызет.