На осколках Орды

Сколько себя помню, в детстве мне всегда было обидно. У других детей были нормальные еда, одежда, даже игрушки — а у нас что? Разве мы чем-то хуже? И вообще, почему мы должны были быть в плену у кого-то, жить впроголодь, когда лично мы еще ничего плохого или хорошего не совершили в своей жизни?! Разве не нужно судить, в первую очередь, по поступкам?..

С каждым годом эта мысль росла и крепла внутри, и моя душа с самого раннего возраста была отравлена мыслями о свободе. Она казалась недостижимой мечтой, но я понимал, что только своими силами я многого сделать не смогу — а, может, только зря подставлю под удар родителей и брата. И потому я подчинялся, смиренно выполнял свою ежедневную работу.

Срывы, конечно, бывали, а с началом переходного возраста я и вовсе стал почти неуправляем. Ненадолго отрезвляли лишь побои да поручение мне работы сверх нормы.

Но я верил, непременно верил, что я выберусь из рабства. И родителей заберу, и Васю. И я шел к этой цели. Пусть медленно, ведь я, по человеческим меркам, телом, все же был еще почти ребенком, но шел.

Повзрослел я рано. Скорее, меня заставили: в тех обстоятельствах взрослением назывался переход с мелкой работы, которую выполняли дети, на полную взрослую занятость. Я был готов работать, сколько потребуется. Иногда — даже за двоих.

Но было то, чего моему хозяину от меня добиться было не суждено — страха. Я никогда не буду бояться кого-то, прячущегося за спинами рабов — этому научило меня детство.

Чем старше я становился, тем чаще и дольше я думал о побеге. Я постоянно прорабатывал различные варианты, но во всех них было только одно слабое место — семья. Как бы я ни любил их, они были для меня тем самым камнем, который тянул ко дну. И, если сбежать было можно даже с братом, то всей семьей это было… Реально ли вообще?

Я любил родителей и даже в какой-то степени жалел их, что им достался такой ребенок, как я, ведь первыми за мои выходки всегда получали они. Но вот брата я в обиду не давал никогда — это уяснили все довольно быстро.

Дело в том, что с Васей у нас была какая-то особенная связь, порой мы даже понимали друг друга с полуслова. Сейчас я уже знаю, что это действительно из-за того, что мы близнецы, но тогда мне это все еще казалось странным.

Внешне, кстати, по нам такого не скажешь, ни сейчас, ни тогда — мы действительно очень разные: я всегда был каким-то более взрослым физически и морально, а Вася — меньше и беззащитнее. Иногда я думаю, что из-за меня ему как будто бы чего-то не хватило для полного развития, в такие минуты я чувствую какую-то странную вину перед ним. Поэтому я решил сам для себя, что буду защищать братика, заботиться о нем — ведь не просто же так я выглядел старше и был более сильным и ловким?..

Развязка наступила неожиданно. Я никогда не думал, что все закончится именно так, и не хотел такого исхода, но в тот день… От меня не зависело практически ничего.

Ничего…

Хотя, нет. Было кое-что, что я все-таки успел сделать — спасти брата.

— Бегите! Помните, что я говорил?!

— Бельджамен, нет! У них же оружие!

Я все помню. Решение нужно было принимать быстро, и…

Во мне будто что-то щелкнуло. В какое-то мгновение я внезапно перестал чувствовать и ощущать… Обида, страх, отчаяние — все показалось мне каким-то далеким и неясным, будто я и не испытывал их никогда…

В голове билась лишь одна мысль — бежать. Я понимал, что родители обречены, хоть и не хотел в это верить. От меня зависело, будет их жертва напрасной, или нет. И я пошел на это — схватив Васю за руку, я побежал к единственному возможному выходу. Я не верил, что спастись удастся, но надеялся.

— Брат!

— Быстрее. Я не хочу потерять еще и тебя.

— Что?.. Что ты сказал?..

— Там скоро уже все закончится. Мы не поможем, будет только хуже. Сейчас я должен любой ценой спасти тебя. И, если получится, себя тоже. — Я выдержал небольшую паузу. — Мне тоже больно, поверь.

В тот момент я соврал: сосредоточившись на одной цели, я не чувствовал ничего, что отвлекало бы от нее. Это ощущение повторялось у меня еще много раз позже, но особенно сильным оно было только в тот вечер и, много лет спустя, в той самой битве. Самым удивительным было то, что действия мои в это время почти всегда впоследствии оказывались верными. Или наиболее верными. Но… Переосмысливая их после того, как чувства возвращались, я понимал, что в обычной жизни поступил бы иначе… Или даже совсем не так.

Звук чего-то тяжелого, упавшего на пол. Женский крик. Мать все же закричала… Отец уже мертв — мы поняли это оба.

— А теперь ты. — Тихий страшный голос. Я не понимал слова, но интонация говорила обо всем сама.

— Там еще два мелких было, они удрали куда-то вглубь.

— Не уйдут, город наш. Скоро тут никого в живых не останется. Хозяин будет рад. А пока мы можем немного развлечься.

Я услышал это, когда уже был готов спрыгнуть из окна на землю и убегать.

На несколько секунд я впал в… Ступор? Чувства возвращались?

Действительно ли я мог так просто убегать, когда отец мертв, а мать там?.. Она же просто женщина: слабая, беззащитная, безоружная…

Меня будто… заклинило. В мое безэмоциональное состояние ворвался сильнейший шок.

Тело не слушалось — мозг посылал сбивчивые сигналы.

Меня затрясло.

— Витя… Пошли… — Брат почти плакал.

Это было спасением. Я взял себя в руки, хотя и с трудом и, глубоко вдохнул.

— Да. — Прыжок вниз, а затем снова за руку и снова бег, бег, бег. Дальше, как можно дальше оттуда.

Уже тогда я понял, что я вернусь. Я знал, что я просто не смогу не попрощаться с тем местом, где на тот момент я провел большую часть своей жизни, с местом, где навсегда остались мои родители.

Позже, уже довольно далеко оттуда, мы остановились на ночлег.

Это была практически открытая степь — очевидно, мы пробежали довольно большое расстояние. Вокруг было темно и пусто, и у меня внутри было также. Закрыв глаза, я обнимал Васю, думая о том, как жить дальше, пытаясь хоть как-то успокоить себя.

О том, чтобы заснуть, не могло быть и речи.

В ту ночь чувства вернулись полностью, и мне стоило огромных трудов совладать с ними. В конце концов, по меркам людей, я был лишь тринадцатилетним подростком: хотелось разреветься, но я понимал, что нужно быть сильным. И впредь — еще сильнее. Ради… брата. Отныне я ему и отец, и мать, и предмет для подражания. О том, каково ему, не хотелось думать вообще — это сломало бы меня окончательно.

Оправлялись мы долго.