На осколках разбитых надежд
Шрифт:
Ровно в семь минут третьего раздались шаги за дверью комнаты, и в спальню вошла Биргит, распахнув дверь резко. Лена только-только наложила последний стежок на знак, пришив этот ненавистный ей лоскут так только криво, как только могла. Она успела в срок, как поняла это по разочарованному лицу немки, но удовлетворения ей это не принесло. Наоборот, почему-то никак не могла отделаться от странного привкуса горечи.
— Ты никогда не держала иголку что ли в руках, белоручка городская? — едко осведомилась Биргит, глядя на неровно пришитый знак возле оборки фартука. — Неужели тебя ничему не учила мать? У нас девушек с раннего возраста приучают к хозяйству. Потому что предназначение женщины быть надежным тылом мужа и уметь
Эти последние слова так и крутились в голове Лены, пока они с Катериной помогали Айке с готовкой, а потом мыли посуду после ужина и кормили цыплят в курятнике на заднем дворе и собак в вольере. Почему-то именно они задели за живое. Словно сковырнули корку с едва зажившей раны, и та стала снова кровоточить.
Знай свое место, остовка!
Но глупое сердце… Какое же у нее было глупое сердце! Оно так бешено забилось, когда Лена возвращалась из вольера, хотя бы немного утолив свою печаль в общении в Вейхом и Артигом. Собакам было все равно, где она родилась, и какая у нее национальность. Они любили ее просто потому, что она любила их и заботилась о них. Почему же все так сложно было у людей?
На заднем крыльце Лена заметила маленький огонек сигареты, и ее сердце сделало кувырок в груди. Почему-то показалось, что это Рихард спустился вниз и ждет ее возвращения в темноте зимнего вечера. Конечно же, это была глупая мысль. Сейчас Рихард был в одной из комнат замка. Пил ароматное вино после ужина (Лена сама выбирала бутылку под десерт, поданный гостям) и наслаждался беседой с Мисси и ее подругой под звуки мелодичного голоса Лале Андерсен или баритона Ханса Альберса.
Это был Войтек. Она не видела его со вчерашнего дня. Видимо, он шел на ужин в кухню и решил сделать короткий перекур на ступенях заднего крыльца. Или ждал ее возвращения в дом, заметив, что она ушла в вольер кормить собак.
— Рада видеть тебя в здравии, — произнесла Лена, ничуть не лукавя при этом. Она действительно радовалась, что с ним все в порядке.
— Что мне будет? — усмехнулся поляк. — И не такое прилетало… А как ты себя чувствуешь? С тобой все хорошо?
Лена грустно улыбнулась, чувствуя при этом вопросе неприятный укол в самое сердце. Она ждала этого вопроса от Рихарда. А он даже не поинтересовался об этом.
— Я не знала, что ты куришь, — показала она на сигарету в его руке, и Войтек недовольно поморщился.
— Не, это так. Свезло найти. Табак сейчас в дефиците. Хочешь— не хочешь, а бросишь курить. Будешь баловаться, когда свезет. Вот как сейчас. Слышал, у вас новые правила? Немчик придумал. Даже мне сказал следить за вами с Катериной. Чтобы все было по правилам, — он вгляделся в ее лицо, а потом неожиданно взял за руку, согревая в своей горячей ладони ее холодные пальцы. — Может, оно так и надо, а, Лена? Лучше держаться их проклятых правил. Чтобы выжить.
— И долго? — спросила Лена с горечью. — Долго их держаться?
— Один Езус знает, — произнес в ответ Войтек. Он помолчал, а потом понизил голос и сказал. — Немцы попали знатно под Сталинградом. Чую, это их конец. Впервые их так трепят як собаки курей. Все изменится. Скоро. Ты же слыхала, бомбили? Уже не так сильны немцы, пропускают британцев в воздухе. Долетается и наш немчик тоже…
— Наверное, — оборвала его Лена. Ей не хотелось вспоминать, что Рихард воюет совсем не на той стороне, которой она желала победы. И уж точно не хотелось думать о его гибели.
—
Ты что-нибудь слышала? — поинтересовался Войтек, и она без лишних слов поняла, о чем он ведет речь сейчас.— Нет, пока разговоров не было. Вот уедет немка с подружкой, тогда возможно господин Рихард и будет что-то обсуждать с дядей. Пока они не просили найти им карту в библиотеке.
— Но если попросят…
В Лене вспыхнула при этих словах острая борьба двух внутренних «я». Одно напоминало, что помочь британцам — это ее долг комсомолки. Ее всегда учили, что ее обязанность делать все для блага своей страны. Особенно это нужно было сейчас, когда ее родина изнывала под гнетом оккупации.
Чем быстрее британцы уничтожат военные объекты, заводы и фабрики, подрывая мощь Германии, тем быстрее нацисты ослабнут. Немцы не смогут вести войну на два фронта в таком положении и будут вынуждены убраться из ее родной страны и заключить мир. А это значило, что они с Катей станут свободными, снова будут людьми, которые не будут носить никаких знаков на груди и не бояться каждого неосторожного слова или движения. И ради этого можно было сделать все!
Но другое «я» напоминало, что среди прочих объектов на карте Рихард обозначал и свою базу, а это ставило его под удар. Или он мог вылететь навстречу бомбардировщикам и другим самолетам группы противника на своем истребителе, и тогда могло случиться все что угодно. А смерть Рихарда… Нет, даже мысль об этом причиняла такую боль, что хотелось ее отогнать от себя подальше и никогда не думать об этом.
И все же… Он рисковал своей жизнью каждый день на фронте и без этих скромных данных, которые она передавала через Войтека британцам. И ее решение вряд ли что-то меняло значительно в его судьбе.
Знай свое место, остовка!
Она нащупала края лоскута, нашитого неровно на фартук.
— Если они попросят карту, ты получишь ее!
Глава 21
В тот вечер Лена избегала Рихарда, как могла. И не только потому, что где-то внутри нее была жива странная смесь обиды на него и горечи из-за понимания, насколько они разные. Сейчас, когда Войтек напомнил о том, что она может и должна сделать ради того, чтобы Германия пала, Лена снова вспомнила, что Рихард — ее враг. Неважно, как он относится к ней, и что он делает (или наоборот — не делает). Он ее враг. Он убивает тех, кто пытается остановить фюрера и прекратить эту жестокую войну. Он защищает режим, который убивает неугодных, разделив людей на «чистых» и «грязных».
С другой стороны, Лена никак не могла избавиться от чувства, что совершает что-то нехорошее, передавая информацию Войтеку. Словно своими руками кладет судьбу Рихарда на весы судьбы, и остается лишь мгновение до того, чтобы они качнулись в сторону гибели. Оно никак не уходило, это дурацкое чувство, только множилось со временем, вызывая в ней вину за обман, который еще даже не совершила. И Лена опасалась, что если увидит Рихарда сейчас, когда это чувство не заталкивалось усилием воли в самый дальний уголок ее души, то непременно выдаст свои переживания ему. Он был слишком проницательным, чтобы не заметить ее смятения. Вон даже Катерина разглядела его в Лене и спросила, почему она такая, словно «у соседа куру утащила».
Поэтому Лена старалась не появляться в хозяйских комнатах даже после того, как немцы разошлись около десяти по своим комнатам. Попросила Катерину собрать грязную посуду и, как оказалась, была права. Рихард остался в соседней комнате и вышел на шум, напугав Катю. Она не поняла, что он спрашивал у нее, и перепугалась отчего-то еще больше. Поторопилась убежать в кухню с подносом, чувствуя его раздражение.
— Что-то он зусим злой стал, немчик, — рассказывала Катя Лене, пока они мыли посуду. — И вон як закрутил нам. А я-то думала, что легче буде.