На острие
Шрифт:
На этом статья заканчивалась.
Мартель кипел яростью. Он вцепился в страницы, чтобы вырвать эту гадость из журнала. Какая наглость! И как Лессер осмелился говорить подобное? Все знают, что это он, Жан-Люк Мартель, с помощью своего гения и силы поставил Италию на колени.
Страницы с радующим сердце звуком выскочили из журнала. Один из клерков, высунувшись из-за стойки, спросил:
– Могу я это взять себе, сэр?
Мартель обругал его по-французски, и клерк, мгновенно съежившись, схватился за телефонную трубку.
Живот Мартеля снова давал о себе знать. Боль вернулась с мстительной радостью. Это произошло потому, что фонд «Тетон» опять сильно рисковал, и на сей раз риск был в несколько раз больше, чем год назад.
«Форчун» мог выражать сомнения в связи с
Япония.
Японская фондовая биржа за несколько последних десятилетий так ничего и не добилась. Экономическое чудо шестидесятых-семидесятых годов прошлого столетия стало далеким воспоминанием. Но Мартель, вернувшись из двухнедельного турне по Дальнему Востоку, пришел к убеждению, что там все скоро изменится. Он сумел уловить возросшее чувство уверенности у японских промышленников, а крупные бизнесмены и министры в Корее и Таиланде доверительно поделились с ним предположениями, что Япония вскоре вернет себе звание индустриального локомотива Юго-Восточной Азии. И Жан-Люк Мартель – человек, сокрушивший евро, решив, что для Японии настало время вернуть себе место под солнцем, начал скупать акции японских компаний. Он скупал их на миллиарды долларов, используя все известные ему трюки, для того чтобы об этом все знали. Эта кампания включала в себя и крупные покупки деривативов, которые Викрам проводил через «Блумфилд-Вайс».
Масштабы его покупок вынудили рынок в течение нескольких недель подниматься. Фонд «Тетон» получил приличную прибыль в несколько сотен миллионов долларов, но Мартель хотел большего. Им владела алчность, и он намеревался сделать те миллиарды, которых так ожидали его инвесторы.
Но затем пришло сообщение, что крупнейший банк Японии обнаружил кучу просроченных и необеспеченных кредитов. На следующей неделе еще три банка сделали такие же открытия. Рынок пришел к выводу, что Япония пока еще не вышла на магистральный путь. Цены поползли вниз, несмотря на отчаянные попытки Мартеля единолично их удержать. Нереализованные убытки фонда «Тетон», перевалив за миллиард долларов, уже приближались к двум, и Мартель был вынужден снова перекидывать обеспечение коллатерали от брокера к брокеру, чтобы те не прикрыли его контору.
В сопровождении пары здоровенных носильщиков к нему подошел управляющий гостиницей. В тот же момент из кабины лифта вышел невысокий лысеющий араб с огромными усами. Темно-карие глаза его говорили о большом уме и незаурядной проницательности.
– Месье… – начал управляющий.
– Отвали, – пробормотал Мартель по-французски и направился к арабу.
– Месье Мартель? – Араб пожал протянутую Мартелем руку. – Меня зовут Тарек аль-Сиси. Прошу извинить, что заставил вас ждать.
Перумаль никак не мог сосредоточиться на банальной романтической комедии, которую демонстрировали на крошечном экране, вмонтированном в спинку переднего сиденья. Шла вторая половина дня. В двенадцати с лишним тысячах метрах под ним проплывали прерии Небраски. Перумаль почему-то помнил, что эти самые прерии тянутся на шестьсот с половиной километров, вплоть до Скалистых гор. Аэроплан должен был приземлиться в Денвере через час с небольшим, и после двухчасового ожидания Перумаль полетит дальше, до Джексон-Холл, уже на маленьком самолете.
До этого ему ни разу не доводилось наносить визит своему самому значительному клиенту. Карр-Джонс весь год просил его сделать это, и вот наконец просто приказал лететь. Нью-Йорк пытался перетянуть одеяло на себя, заявляя, что нелепо, постоянно пребывая в Лондоне, вести дела в Вайоминге. Карр-Джонс должен был доказать, что его команда находится в постоянном контакте
с фондом «Тетон», отсюда и вынужденный полет в США. Единственное, что смог сделать Перумаль, – отговорить босса лететь вместе с ним. Опять пойдут разговоры об индийской мафии.Итак, он уже в самолете и летит в пасть тигра.
Перумаль глубоко вздохнул. Похоже, ситуация выходит из-под контроля. Но вскоре все должно так или иначе разрешиться. Когда все это закончится, он или будет мертв, или окажется за решеткой.
Впрочем, он не знал, что хуже. Если его отправят в тюрьму, то родители не смогут пережить позора. И он сам не сможет это пережить. Мать отчаянно гордится своим сыном. В прошлом году Перумаль, получив щедрый бонус, смог послать домой семьдесят тысяч долларов. Когда в августе он приехал в Кералу, восторгам матери в связи с достижениями сына не было предела. Рада тоже была поражена. Их предстоящее бракосочетание организовала мать Перумаля, хотя семья Рады была значительно богаче его семьи. Теперь стало ясно, что мать не ошибалась, утверждая, что ее сын в будущем сможет прекрасно заботиться о супруге.
Мама обожает комфорт, она ни за что не захотела бы, чтобы ее сын стал преступником. Отец тоже этого не захотел бы. Простой и набожный человек, он каждое утро перед уходом на работу совершал обряд пуджа, сжигая благовония и вознося молитву богам. Оба решили бы, что сын предал семью и свел на нет все их усилия дать ему хорошее образование. И будут правы. Может, ему было бы лучше умереть.
Смерть, кстати, была вполне реальной возможностью. На прошлой неделе он получил по электронной почте письмо, где было всего три простых слова: «Помни Дженнифер Тан». Адрес отправителя казался полной белибердой, а само послание могло быть отправлено из места, удаленного от него на тысячи миль, или с соседнего компьютера. Откуда бы оно ни пришло, его смысл вполне понятен.
Кальдер был его единственной надеждой. Перумаль знал его не очень хорошо, ему было известно, что Зеро честный и решительный человек. Но самым главным было то, что он уже не работал в «Блумфилд-Вайс». Однако Кальдер оказался чрезмерно честным. Едва начав с ним разговор, Перумаль сразу понял, что этот человек будет настаивать на том, чтобы обратиться к властям и вытащить все тайны на свет. А это как раз то, чего Перумаль всеми силами пытался избежать.
Итак, выхода у него не было.
Перумаль посмотрел в иллюминатор, и ему показалось, что он видит вдали покрытые снегом вершины Скалистых гор. Где-то там, чуть дальше к северо-востоку, находился Джексон-Холл.
Нет, Перумаль вовсе не горел желанием навестить своего лучшего клиента.
16
Кальдер захлопнул за собой дверь и зашагал через болото. Его одинокий коттедж находился в полутора километрах от деревушки Хэнхем-Стейт и в семистах метрах от моря. Или в километре, если считать во время отлива. Дому было две сотни лет, он был сооружен из смеси кремниевой гальки и старинного кирпича. Когда-то он был последним в линии из полудюжины таких же домов, но ветры и постоянная влажность разрушили все строения, и о них напоминали лишь остатки пастбищ позади каждого дома.
По небу неслись низкие серые облака, говорившие о том, что полеты на аэродроме Лэнгторп сегодня не состоятся. С моря упорно дул северный ветер, он был ледяным, но одежда Кальдера позволяла противостоять даже самым свирепым порывам.
Шагая против ветра по дамбе к морю, Алекс уже не в первый раз вспоминал свой разговор с Перумалем. Каждый раз, когда он пытался отмахнуться от этих воспоминаний, перед его мысленным взором возникало испуганное лицо собеседника. Давно повернувшись спиной к Сити, он хотел навсегда остаться в таком положении. Летная школа и аэродром требовали от него всех сил. Дел было по горло, мотивов для тревоги хоть отбавляй, но, несмотря на все трудности, их с Джерри бизнес развивался в нужном направлении. Кальдер проводил много времени в воздухе: или в учебных полетах, или просто развлекаясь на своем «питтсе». Его техника воздушной акробатики существенно улучшилась, и Алекс замирал от восторга, когда ему удавалось почти без ошибок выполнить какой-нибудь трюк.