На перекрестии прицела

— Жадничать тоже не надо. Радуйся находке. У жадности да у зависти глаза велики. Жадному всё мало. Норовит скорее грибы с ножкой подергать. Старый гриб ногой не пинай. Пускай свой век доживает. От него молоденькие пойдут. Несъедобные грибы и другие, какие не знаешь, тоже не трогай. Растут себе и растут, человеку не мешают. В нашей глупости природа не виновата.

С пустыми корзинками из леса обычно не приходили. Я научилась радоваться грибам, ягодам, цветам луговым и полевым, как радовалась им бабушка. Любоваться растущим на просторе деревом, плывущими по небу белопенными облаками, солнечными восходами и закатами, каждый раз неповторимыми по тонкости и богатству красок. Любоваться, как любовалась этим бабушка. Мир открывался мне ее глазами. Я сопереживала вместе с ней сломанной у дороги березке, воробьиному птенцу, выпавшему из гнезда, пчеле, бьющейся в оконное стекло, плачущему котенку, выброшенному из дома. Баба Оля не оставалась равнодушной к разворошенному кем-то лесному муравейнику, поправляла, забрасывала прутиками. Она любила мир, который окружал нас. В любви был сокровенный смысл ее жизни.

Случалось, в поисках грибных мест мы уходили далеко от села. Пропадала из вида высокая колокольня. Тёпловский лес заканчивался раздольной луговой лощиной. За ней широко желтело поле спеющей ржи, ходило под жарким ветром, бегущим вдаль, к самому горизонту, волнами, звало, манило к себе волнующей тайной незнаемого, невиданного. Туда, к этому неизведанному, плыли по небу белоснежные облака, плыли и пропадали за обрезом ржаного поля. А что там дальше, куда уплывают облака, какие новые края, где хочется побыть, вдруг откроются перед изумленным взором?

Под холмом струился, бежал родниковый ключ. Здесь мы отдыхали. Ключевая вода журковала, говорила что-то своим переливным говором. О чем журкует родниковый ручей? Какую тайну выговаривает? Хорошо бы разгадать эту тайну, изъяснить себе ее смысл. Под непрерывное тихое журкование мне виделось… Родниковый ключ бежит к озеру Светлояр. Он знает тайну этого легендарного озера. Говорит моему воображению о граде Китеже, который скрылся от татар, ушел под воду на дно со всеми домами, церквями и другими постройками. Спасся Божьим промыслом. Мне виделось… Я иду за бегущим из-под горы родниковым ключом через ржаное поле, спускаюсь в зеленую долину, поднимаюсь по холму к высоким соснам. За ними виднеется внизу светлое большое озеро. На его берегах вокруг белеют высокие колокольни церквей с золотыми куполами и крестами. Теснятся городские постройки. И ни души не видно на улицах и возле храмов. Ярко отсвечивают на солнце купола, ажурные православные кресты на маковках. Вот оно, озеро Светлояр и град Китеж… Это о нем рассказывала мне баба Оля… Спущусь с лесного холма и окажусь в нем. Радость охватила меня, радость встречи с невиданным наяву дивом. Иду, тороплюсь… Вдруг чудесное видение исчезнет так же неожиданно, как и появилось? Нет, не исчезает. Церкви уже рядом. Колокольни уходят ввысь. Возле кажусь себе такой маленькой… Крещусь на высокие кресты. Всем существом чувствую зачарованную пустынность, молчаливое величие. Молчат старинные колокола на колокольнях, не трубит в золотую трубу Архангел с высокой маковки, не слышно криков и пения птиц, голубиного воркованья. Не двигаются стрелки на циферблате башенных часов. Время давно остановилось здесь, замерло навсегда. Бледно-зеленая трава, трава забвения растет возле церковных стен. Они сложены в строгом порядке, украшены белокаменной резьбой, изображениями львов и сказочных птиц, диковинных плодов и цветов. Кованые железные двери закрыты на большие замки, засовы покрылись рыжей ржавчиной. Внутрь не зайти. Невозможно заглянуть в окна, не дотянуться до них с земли. Не отомкнуть тяжелых старинных замков, не отодвинуть пудовых засовов…

— Веруня! — слышу бабушкин голос. — Подремала… Домой пора… — Она сидит рядом на траве, моя голова лежит у нее на коленях, ее рука тихонько и ласково гладит меня по волосам.

Видения Китежа нет. Предзакатное солнце светит из-за розово-серебристых облаков. Журчит родниковый ручей, перекатывается по камушкам. Бабуля Оля смотрит на меня с доброй улыбкой, а в глазах легкая грусть.

— Бабуль, я на озере Светлояре сейчас была, Китеж видела. Не скрыт он теперь под водой, а стоит на берегу, как прежде стоял. Поднялся со дна из глуби со всеми домами своими, храмами и монастырями. Без порухи. Только никого там нет, ни единой души. Некому в колокола звонить, Богу молиться.

— Видение тебе такое Господь послал. Сказано в Писании: сокрыл от мудрых и открыл младенцам… Знамение. Выйдет скоро Православная церковь из тьмы на Свет, снова воссияет в прежней силе. Время безбожное, антихристово канет во тьму. К тому дело идет.

* * *

Той наивной девчонки, какой я была, живя в Тёпловке, давно нет. После окончания средней школы надо было сделать выбор: поступать на работу или идти учиться, получить высшее образование и специальность. Бабушка советовала учиться. Решила стать учителем русского языка и литературы. Поступила в педагогический институт. Там с первого курса стала заниматься спортивной стрельбой из винтовки. К последнему курсу уже была мастером спорта. Участвовала в различных всесоюзных соревнованиях и первенствах страны. Занимала призовые места. Обо мне писали в газетах, помещали мои фотографии. Всё складывалось хорошо. В студенческие каникулы неизменно приезжала к бабушке Оле в Тёпловку.

Спортивная известность льстила моему самолюбию. Кому в молодости, и не только в молодости, не лестны слава, известность. Я поддалась искушению после окончания института остаться работать в городе, где училась, где знали про мои успехи и достижения в спортивной стрельбе. Меня баловали известностью и славой. Я верила в газетные и журнальные похвалы, в свои способности. Мне предсказывали большое будущее в спортивной карьере.

Работа инструктора в городском стрелковом клубе мне нравилась. Тир в моем распоряжении. Тренируйся. В свободное время много читала, в основном художественную литературу, интересовалась философией. По-прежнему продолжала участвовать в соревнованиях.

Своего жилья в городе у меня не было. Комната на троих в общежитии строителей, по протекции горкома комсомола. Перспектива получить отдельную квартиру при остром дефиците жилья в городе оставалась весьма туманна. Когда в городе организовали жилкооператив, вступила в него не без помощи того же горкома комсомола. Оформила кредит, сделала первый взнос на однокомнатную квартиру. В течение полутора лет строители обещали сдать панельную «хрущевку» под ключ. Обещать они, известно, большие мастера. Дело шло ни шатко ни валко. Два этажа пятиэтажки одолели за год.

«Не было у бабы забот — так купила себе порося», — говорил герой известного чеховского рассказа. В таком положении оказалась и я, вступив в этот самый жилкооператив. Зарплата в стрелковом клубе не ахти какая. Кредит надо выплачивать вовремя. Мои невеликие деньги уходили как в прорву. Половину всей суммы, как говорила бабушка Оля, огоревала. Обстоятельства складывались явно не в мою пользу. Городской стрелковый клуб закрылся. Я осталась без работы. «Уеду к бабушке в Тёпловку, поживу пока там. Не свет клином сошелся», — решила про себя.

Судьба распорядилась иначе.

— Тебя спрашивали из горвоенкомата, — сказала дежурная вахтерша в проходной общежития. — Просили завтра зайти в любое время.

— Зачем, не знаете?

— Ничего не знаю. Просили зайти — и всё… В тридцатый кабинет.

На другой день я пошла в военкомат. На втором этаже в назначенной комнате меня встретил чернявый подтянутый майор средних лет. Я представилась.

— Садитесь, — майор показал на стул напротив. — Слышал о вас. Читал в прессе. Звонил к вам в стрелковый клуб. Оказалось, вы там уже не работаете. Кажется, попали под сокращение.

— Нет, не кажется. В самом деле, клуб закрылся по финансовым причинам. Теперь ищу работу.

— Вот поэтому я и пригласил вас. Не хотели бы вы поехать в загранкомандировку?

— В загранкомандировку? — Я была приятно удивлена. — Любопытно… Куда же? В какую страну?

— В Афганистан.

— Но там идет война. Неужели меня пошлют воевать с моджахедами?..

— Никто не пошлет. Требуется добровольное согласие. Никакого вашего участия в военных действиях командировка не предусматривает. Будете работать по контракту. На полгода. Станете обучать снайперскому делу наших солдат.

— Вы, очевидно, знаете, я не снайпер. Всего-навсего мастер спорта по стрельбе из винтовки…

— Прекрасно знаю, — ответил майор, глядя в запыленное окошко мимо меня. Я хотела уловить его взгляд, но он старался не смотреть мне в лицо. Завел занудную речь о патриотизме, солидарности советских людей с народами, строящими социализм и отстаивающими свою свободу и независимость, о нашей братской бескорыстной помощи и интернационализме. Таких глубокомысленных речёвок наслушалась тогда…

Майор прервал, наконец, свои рассуждения, посмотрел на меня пустым, ничего не выражающим взглядом. Я подумала: «Если ты сам не убежден в чем-то — трудно убедить в том, о чем говоришь, другого». Потому что говорящий так — говорит по обязанности и сам не верит в то, что говорит. Слова, сказанные без веры, лишь потрясают воздух. Я в этом убедилась и на своем опыте, и на опыте других. Это — холостые слова, как выстрел холостым патроном из любого вида огнестрельного оружия.