На переломе. Философские дискуссии 20-х годов
Шрифт:
О предмете диалектики. Вестник Социалистической академии. 1923. № 2.С.98—101
В. Н. Сарабьянов
Назревший вопрос [161]
Вопросы широкого общего мировоззрения захватывают все новые и новые круги партийных и учащихся масс.
Последние синтезируют то, против чего в отдельности когда-то выступал Герцен: буддизм и дилетантизм в науке. Но этот синтез протекает не так просто, как можно было бы ожидать.
161
Статья представляет собой сокращенное изложение доклада и заключительного
После этой дискуссии Секция агитпропа XII партийного съезда (апрель 1923 г.) выдвинула предложение об организации единого высшего методологи-чески-научного центра при Социалистической академии, который должен был объединять исследовательскую работу по теоретическим проблемам марксизма (см.: Коммунистическая мысль. Киев. 1923. № 4–5. С. 45).
В мае 1923 г. Совет Народных Комиссаров принимает постановление о передаче Института научной методологии и Комиссии философии Наркомпроса в ведение Социалистической академии. На этой основе в структуре академии в конце
1923 г возникает Секция научной методологии, перед которой ставилась задача исследования методологии частнонаучного знания, в том числе и естественных наук. Затем в соответствии с постановлением президиума академии от 11 декабря
1924 г. образуется Секция естественных и точных наук Социалистической академии (с сентября 1924 г. — Коммунистическая академия).
Буддизм в науке выражается у наших молодых «варваров» не в выборе одной специальности.
Мы находим более сложный процесс синтезирования буддизма с дилетантизмом.
Нужно обо всем главном знать (дилетантизм), работая, прорабатывая буддизм — специальную область.
Но этого мало. Молодой варвар хочет специализироваться еще на одной области науки: на общем мировоззрении, на общем методе.
Он начинает понимать, что, не овладев методом, не овладеешь дилетантски собранным материалом, не свяжешь его в единство, не согласуешь буддистски проработанных знаний с остальным содержимым большого или малого «несессера культуры», пользуясь счастливым выражением т. Гастева.
Вот почему так велик спрос на «философскую» литературу. Нужно присовокупить к этому еще и тот факт, что пролетарий имеет кой-какие знания по естествознанию в силу уже того, что он работает на фабрике, и понимает толк в сельскохозяйственных процессах больше, чем средний интеллигент. Учась методу — мировоззрению, он проверяет его, испытывает не только на явлениях общественной жизни, не столько путем голых рассуждений, но в значительной мере на явлениях природы.
Разработка и преподавание метода, мировоззрения должна теперь опираться на более широкий фундамент, чем было до последнего времени.
Философия, естествоведение, социология.
Все ли здесь у нас обстоит благополучно?
Мы имеем старые, закаленные в боях с буржуазной идеологией кадры социологов.
Были и растут специалисты по философии, и здесь нам нечего беспокоиться: пожалуй, через несколько лет мы будем иметь даже некоторое «перенаселение» философов-марксистов, относительное, конечно.
Естественников же марксистов очень мало; надеяться, что быстро вырастут новые кадры, не очень много оснований, хотя молодежь сильно тяготеет к естественным наукам.
Беда в том, что в среде марксистов-естественников царит, я бы сказал, смута по целому ряду очень серьезных вопросов, и в частности по вопросу, как понимать диалектику, как связать ее с
«nature non tacit saltus» [162] и т. п.Нужно прямо сказать, что если мы успешно заняли в социологии и философии место, очищенное буржуазными учеными с момента перехода буржуазии к власти, если мы подняли брошенные последней знамена материализма и монизма, если мы победно шли путем, намеченным учеными эпохи революционной буржуазии, то в естествоведении мы все еще опираемся на науку, не подвергнутую нашему революционизированию после Дарвина.
162
природа не делает скачков. Ред.
Опыт в области философии и социологии отчетливо выявил ту истину, что буржуазия в состоянии правильно, научно отражать действительность только до известных пунктов.
Дальше дело продвижения может быть осуществлено только в атмосфере, насыщенной рабочим движением.
Фейербах является нашим учителем, наследством которого мы гордимся, и все же фёйербаховская философия подвергнута марксизмом революционному трансформизму.
Тьерри, Минье, Гизо заложили краеугольный камень научной теории классовой борьбы, но марксизм должен был продолжить дело буржуазных историков, внеся в их теорию элемент диалектики.
Дарвин революционизировал естественную науку, как в области философии это сделали Бэкон, Гоббс, французские материалисты, Гегель, Фейербах.
Но… мы в массе стоим все еще безоговорочно на позициях дарвинизма.
И не знамение ли это времени, что т. Рязанов делает к Плеханову (Плеханову!), с сочувствием отнесшемуся к Де-Фризу с его мутациями, подобного рода примечание:
«Плеханов переоценивает значение работ Де-Фриза. Интересно выслушать отзыв одного из крупнейших ботаников XIX столетия и последовательного (курсив везде мой. — В. С.) дарвиниста, покойного Тимирязева, который причисляет работы Де-Фриза к попыткам умалить значение дарвинизма» (дальше следует цитата из Тимирязева).
Самая постановка т. Рязановым вопроса — «умаление», «последовательный дарвинист» — нам кажется совершенно не отвечающей духу марксизма.
Ведь Маркс очень высоко ценил Фейербаха и все же своими тезисами поправил и продолжил его, наверное, ни единой минуты не думая об умалении Фейербаха.
Что же касается ссылки на «последовательного дарвиниста» против Плеханова, который как раз и расходился с ортодоксальным дарвинизмом, то она, конечно, не к месту.
Три кита, на которых стоит марксизм, это — монизм, материализм и диалектика.
У буржуазной философии мы взяли материализм и приложили к нему диалектику, проведенную последовательно.
У той же философии позднейшей формации мы взяли диалектику, отбросив идеализм, превращавший диалектику в конечном счете в метафизику.
Материализм вместе с диалектикой образовали последовательный монизм, ибо материализм механический дает лишь непоследовательный, частичный монизм.
Что мы сделали в области естествознания?
Мы приняли материалистический монизм, но вместе с ним и «natura non facit saltus».
В области естествознания ни буржуазная наука, ни наши натуралисты не развили диалектического момента, оставаясь метафизиками.
В философии и социологии мы стоим прочно, и отход буржуазных «ученых» в царство идеалистических, плюралистических и метафизических теней лишь очищает, оздоравливает атмосферу: мы победители — есть и будем.
Продолжать же опираться на буржуазное естествоведение мы уже не можем даже в области материализма и монизма.
Буржуазия должна спешно менять позиции, быстро отказываться и от того, и от другого.
Т. Тимирязев (сын) уже ударил в набат, он предупреждает, что буржуазное естествознание всеми силами протаскивает поповщину в лице телеологии.
Мы должны приветствовать призыв т. Тимирязева к изучению естественных наук, открыто заявивши, что эта область знания до последнего времени оставлялась нами в забвении.
В свое время Плеханов не уставал звать к изучению философии: тогда этот участок научного фронта был нашим слабым пунктом.
Времена меняются.
Естествознание является в настоящее время как раз тем полем, на котором буржуазная идеология не прочь дать нам генеральное сражение.