На переломе. Философские дискуссии 20-х годов

К этому она готовится с давних пор, ибо махизм есть не что иное, как отход от материализма к субъективному идеализму.

Но не махизму выиграть сражение, так как мы опираемся в борьбе с ним на крепчайшие позиции, занятые тем же буржуазным естествоведением.

С дарвинизмом мы идем в ногу в области материализма и монизма.

Но не так легко одолеть современных мутационистов, бессознательно согласовывающих телеологию с диалектикой.

Нужно определенно сказать, что победа будет за нами только в том случае, если мы берговским телеологическим диалектикам противопоставим материалистическую диалектику же.

Только диалектикой можно свести бергщину к небытию.

И диалектика не только дает материалистическому естествоведению победу над телеологическими бреднями, но и разовьет дарвинизм в действительно широкое, всестороннее мировоззрение, каковым он является пока только в определенном и узком смысле.

Только отсутствие в дарвинизме диалектики, как осознанного метода изучения и постановок вопросов, делает из него метафизическую, консервативную систему, не желающую ни самой выходить за определенные рамки, ни других впускать к себе.

Дарвинизм, обогащенный диалектикой, несомненно сумел бы использовать тот богатейший материал, который собран наукой за полстолетия, не останавливаясь сектантски на нескольких частных формулах и не превращая последние во всеобщие.

Сдвиги в естествознании велики, и их необходимо учесть. Проф. М. Завадовский в своей рецензии на книгу Ю. Филиппченко «Изменчивость и эволюция» пишет:

«До последнего времени русский читатель принужден черпать познания о современном состоянии наших представлений об эволюции живого мира из книг не первой свежести. Книги К. Тимирязева, Лехе и пр., прекрасные по ясности мысли, цельности и продуманности плана, или совсем не отражают или отражают в не-достаточной. степени огромный сдвиг, который наметился и отчасти осуществился в биологии по отношению к методам исследования эволюционных проблем… Волны новых брошенных мыслей докатились в Россию лишь с большим запозданием, с трудом преодолевая инерцию высшей школы».

Этот консерватизм дарвинистов — а высшая школа у нас представлена последними — объясняется именно тем, что над диалектикой (неосознанной) Дарвина, как и над диалектикой Гегеля, одержала победу «система».

Плеханов об этом говорит, что в теории Дарвина, по существу диалектической, «старая метафизика была поставлена на голову».

Насколько серьезны наметившиеся сдвиги, видно хотя бы из той же книги Филиппченко, которую проф. М. Завадовский рекомендует как «лучшее общедоступное введение в современное учение об изменчивости и эволюции».

Там мы читаем:

«…в настоящее время мы должны признать, что подбор не играет той роли, которую приписывали ему раньше; он ничего не создает, а лишь находит и выделяет то, что было уже прежде. Модификации или простые вариации не играют роли в общем ходе эволюционного процесса, так как они не наследственны».

И дальше:

«Как бы то ни было, мы смело можем признать в настоящее время, что мутации несомненно играют важную роль в общем ходе эволюционного процесса, так как этим путем возникают новые свойства».

Это — не просто «сдвиги», а целый бунт против дарвиновской «системы», и нашим натуралистам, очевидно, придется выбирать между методом и системой, между дарвинизмом в широком смысле слова и дарвинизмом, превратившимся в нечто сектантское, консервативное.

Поскольку эти сдвиги носят общий характер, в них заинтересованы и мы, философы-марксисты, так как диалектический материализм — это научное миропонимание.

Не претендуя на разрешение поставленных «сдвигами», вопросов в плоскости биологии, мы покажем, как далеко разошлись новейшие течения с дарвинизмом в узком смысле слова, покажем также и то, что некоторые формулировки новых течений для марксизма вполне приемлемы, а некоторые могут быть с успехом синтезированы с дарвинизмом.

Воспользуемся для этого последней работой Берга «Номогенез» [163] , где он отчетливо формулирует свои положения в противовес дарвиновским.

По Дарвину

Все организмы развились из одной или немногих первичных форм, т. е. монофилетично или олигофилетично.

По Бергу

Организмы развились из многих тысяч первичных форм, т. е. полифилетично.

163

Имеется в виду монография Л. С. Берга «Номогенез, или эволюция на основе закономерностей» (11 г., 1922)

Следует отметить сложность оценки эволюционной концепции Л. С. Берга в то время; сами специалисты-биологи оценивали ее по-разному: одни — позитивно, другие — негативно. Последующее развитие биологии, изменение эмпирического базиса этой науки, а также трансформация в ней стиля мышления привели к раскрытию ее глубокой рациональной сущности. Теперь становится все более ясным, что Л. С. Берг уловил слабости дарвинизма того периода, а его труд способствовал выходу эволюционной теории из кризиса (см.: Завадский К. М… Георгиевский А. Б. К оценке эволюционных взглядов Л. С. Берга//Берг Л. С. Труды по теории эволюции. 1922–1930. Л., 1977. С. 7—42).

По вопросу о моно-полифилетизме имеется громадная литература, разобраться в которой нам, неспецам по естественным наукам, нет никакой возможности, но читателя, привыкшего ставить вопросы широко, а не только узко-экспериментаторски, поражает метафизичность постановки вопроса как дарвинистами, так и противниками последних.

Все построено по формуле «или — или»: дивергенция или конвергенция, один предок или много их и т. п. Дарвинисты, защищая монофилетизм (происхождение от одного предка), учитывают только одну сторону дела, т. е. внутренние противоречия, и как бы абстрагируются от внешних, т. е. от противоречий организма, вида и т. п. и среды.

А между тем следовало бы вспомнить слова самого Дарвина (письмо к М. Вагнеру от 13/Х 1876 г.):

«По моему мнению, я сделал одну большую ошибку в том, что не признал достаточного влияния прямого воздействия окружающего, т. е. пищи, климата и пр., независимо от естественного отбора… Когда я писал «Происхождение видов» и несколько лет после того я находил очень мало хороших доказательств в пользу влияния окружающей среды; теперь набралась большая армия доказательств».

Не учесть влияния среды — это значит пройти мимо половины дела. К сожалению, у учеников Дарвина абстрагирование от внешних противоречий так сильно, что ламаркизм, обращавший внимание как раз на последние, считается чуть ли не антиподом дарвинизма.

Наоборот, у защитников полифилетизма палка перегнута в сторону метафизики самого худшего порядка. Так, например, в «Номогенезе» Берга мы читаем: «Сторонники теории отбора объясняют различия в строении организмов как результат дивергенции, т. е. расхождения признаков на основе изменчивости, случайной полезности, борьбы за существование и переживания наиболее приспособленных. Сходства же толкуют как нечто изначальное, как следствие наследования признаков от общих предков. Но сплошь и рядом наблюдаются сходные признаки у двух организмов, принадлежащих к столь разным группам, что о наследовании сходных черт от общих предков не может быть и речи. Таковы, например сходства между китами и рыбами или между дельфинами и ихтиозаврами. Чтобы и у китов, и у рыб случайно появились одни и те же признаки, притом специально предназначенные для жизни в водной среде, это столь невероятно, что даже сторонники Дарвина не решаются на такое объяснение. Здесь откидывают участие естественного отбора и говорят о том, что сходные условия вызывают появление сходных черт. Но при подобном толковании упускают из виду, что становятся на точку зрения изначальной целесообразности…»

Как видит читатель, Берг очень метко подхватывает момент стихийного синтезирования дарвинизма и ламаркизма, но сам он безнадежно застрял в решетке своей «конвергентной» головой, раздувшейся от обилия в ней святых духов: вместо того чтобы иметь дело с действительной, материальной конвергенцией, он предпочел конвергенцию «изначальной целесообразности». Для нас, по крайней мере, в этом «великом» споре нет узлов, которые приходилось бы разрубать: они распутываются путем синтеза.

Рассматривая организм в его внутреннем развитии, абстрагируясь от внешних противоречий, мы признаем монофилетизм, но, как только учтем влияние внешней среды, мы признаем и полифилетизм. Маленький пример: