На Рио-де-Ла-Плате

К утру мы достигли леса, довольно редкого, как оказалось. Деревья так далеко отстояли друг от друга, что мы продолжали мчаться галопом. Мы не старались запутать врагов, нет, пусть они четко видят наши следы, пусть поспешают за нами.

Через некоторое время мы миновали несколько небольших ручьев.

— Приближаемся к Эспинилье, пограничной реке, — заметил Гомарра. — Туда вяло несут свои воды ручейки, замеченные нами; на пути к реке они образуют более или менее большие болота.

— Теперь пора вам доказывать свою честность, — сказал я индейцу. — Помните об этом!

— Не беспокойтесь, сеньор, — ответил он. — Вы во мне не обманетесь.

— Хорошо, тогда и я вас отблагодарю так, что вы даже не поверите.

— Чем, если не секрет?

— Вы увидите убийцу своего брата.

— Как? Что? Вы говорите правду? Вы догадываетесь, кто это?

— Разумеется, догадываюсь.

— Сеньор, прошу вас, назовите его имя!

— Вы его сами уже называли.

— Нет, я не называл никаких имен.

— Вспомните!

— Да, теперь понимаю: я говорил о старом гамбусино; вы видели, как он умирал. Но я не называл его имени, я вообще его не знаю.

— Да, но вы обмолвились еще об одном человеке, о том, кто знает Анды лучше любого другого.

— Херонимо Сабуко? Сендадор?.. Да быть того не может!

— Почему не может?

— Сеньор, вы ошибаетесь. Сендадор — убийца? Он, человек, который множество раз рисковал жизнью, чтобы привести к цели доверившихся ему путешественников!

— Ну и что, это вовсе не довод. Многие с виду люди честные, а в глубине души — шельмы. Вы его не знаете, не видели его, не говорили с ним и все равно защищаете его!

— Так я ведь доподлинно знаю, что о нем говорят, как ему доверяют. Почему же вы так плохо о нем думаете?

— Давайте пока оставим это.

— Нет. Меня прямо-таки обуревает любопытство. Поймите, я хочу узнать причину.

— Позже, позже! Так что видите, какая награда вас ждет, если будете вести себя порядочно.

— Но я умираю от нетерпения, сеньор! Скажите, а другие знают об этом?

— Нет. Только брат Иларио посвящен в эту тайну. С ним одним вы можете поговорить. Но остальным, особенно йербатеро, даже и не вздумайте намекать; пусть они по-прежнему считают сендадора человеком честным.

— Нет, и я не могу думать по-другому. Я уверен, вы ошибаетесь.

— Нет, не ошибаюсь и хочу вас спросить лишь об одном: вы рассказывали мне о старом гамбусино. Как вы думаете, он — лжец?

— Он? Скорее все люди на свете лжецы, только не он. Он вообще говорил мало, но одну правду, ничего, кроме правды.

— Что ж, перед смертью он сам заявил, что сендадор — убийца.

— Сеньор! Быть такого не может!

— И все же это правда. Сендадор убил патера, человека духовного звания. Вдумайтесь в это!

— Грех какой, его и простить нельзя! Но откуда же гамбусино узнал об этом?

— Он все видел.

— И не помешал убийству?

— Не мог; он был высоко в горах и не мог подойти. В ужасе он взывал к убийце, но все было напрасно.

— Почему же сендадор не устранил очевидца?

— Он его обезвредил. Они с гамбусино были друзьями; поэтому сендадор не стал убивать друга, а заставил поклясться, что тот никогда ни о чем не расскажет.

— Ужасно, ужасно! Выходит, гамбусино нарушил клятву, признался вам?

— Нет, сам он мне всего не сообщил; но я кое-что слышал об этом событии и восполнил пробелы в рассказе. Мои догадки гамбусино не оспаривал.

— Убийца, стало быть, верно, убийца! Сеньор, я в ужасе. А если гамбусино что-то напутал?

— Нет, все совпадает. Оба убийства произошли почти в одно и то же время. В бутылке, о которой вы говорите, хранились кипу, те, что сендадор отобрал у святого отца.

— Вы это точно знаете?

— Да. Убил он падре не только из-за кипу, были и другие причины. Но о них позже. Признаюсь, я открыл вам тайну, которую не доверил даже йербатеро, хотя он первый, с кем я подружился здесь. Так что надеюсь, что вы меня не подведете!

— Ни слова ни о чем не скажу.

— Хотите, обсудите это с братом Иларио, но только тихо, чтобы никто не услышал. Самому сендадору тоже виду не подавайте.

— Но я хочу ему отомстить!

— Отомстите, но позже. Если приметесь его упрекать, он будет отнекиваться, изворачиваться. Его нужно ошеломить, захватить врасплох. Мы приедем с ним в то место, где спрятана бутылка; пусть он не догадывается, что мы о ней знаем.

— Вот как! Вы думаете, от ужаса он признается?

— Да, именно от ужаса. Факты, веские факты повергнут его в смятение; он не сумеет устоять против них. Вот теперь я рассказал вам все, о чем хотел умолчать. Дал слабину. Надеюсь, вы понимаете, как хорошо я к вам отношусь.

— Понимаю, сеньор, и отблагодарю вас. Я бы с вами еще побеседовал, но мы уже прибыли к цели; мне с полковником придется с вами расстаться.

— С нами, только не со мной. Я решил составить вам компанию. Я не хочу отпускать полковника одного.

— Но я же вместе с ним!

— Втроем лучше, чем вдвоем; здесь, возле границы, надо быть осторожнее.

Полковник обрадовался, услышав, что я хочу его проводить, — индейцу он не доверял.

Мы очутились на ровной лужайке. Трава здесь была сочного, почти темно-зеленого цвета, но вся растительность была уже не степной, а болотной. Я решил отойти чуть в сторону от тропы, исследовать местность, но только я спешился, как Гомарра быстро крикнул мне:

— Осторожнее, сеньор! Еще шаг, и вы попадете в болото.

— Оно слева?

— Справа тоже.

Верно. Я убедился, что по обе стороны от меня простиралась глубокая, зыбкая трясина; человек бы запросто там утонул. Наш прежний проводник, индеец Гомес, решил показать, как опасно это болото. Он разделся, обвязался лассо и наступил на коварную поверхность. Он погрузился в трясину до колен, сделал еще два шага, провалился до пояса; болото так цепко держало его, что пришлось приложить недюжинную силу, чтобы достать его. Потом он проделал свой трюк еще раз — по другую сторону от тропы. Он перепачкался с ног до головы, но не обращал на это внимание. Неподалеку текла река, там можно было отмыться.