На Рио-де-Ла-Плате

Мне оставалось одно — идти напролом, и только вперед. Если я первым доберусь до ранчо, то могу от них ускользнуть. Нет, спасения я искал не на самом ранчо, там бы меня окружили. Оба отряда соединятся возле ранчо, и если бы мне удалось вырваться вперед, оторваться от них, значит, они не смогли бы обойти меня, преградить мне путь. Поэтому надо было спешить. Преследователи были уверены, что мне не уйти от них. Они высоко размахивали болас, они выли, словно индейцы. Будь у меня с собой штуцер [91] , я не подпустил бы к себе никого, но что толку в этих жалких револьверах?

91

Штуцер— здесь: двухствольное нарезное охотничье ружье крупного калибра.

Я приподнялся в стременах, чтобы лошади стало полегче. Я похлопывал и поглаживал ее шею, и она понимала меня. Медленно, но верно я отрывался от врагов. Они кричали и нахлестывали своих лошадей — напрасно! Я использовал малейшее свое преимущество, чтобы сэкономить каждый шаг, каждый дюйм. Те десять всадников, что гнались за мной, остались далеко позади, параллельно мне скакали те сорок, что всего несколько минут назад были готовы перехватить меня. Все ближе было ранчо, оно словно бы надвигалось на меня. Всадники слева оказались теперь так близко от меня, что я мог различить их лица. Они стали швырять в меня болас. Четыре, пять, шесть, а может, даже больше орудий полетело в мою сторону, но ни одно не попало в меня. Еще через несколько мгновений я вырвался вперед настолько, что догнать меня уже не представлялось возможным. Я был спасен или, скорее, верил, что спасен.

Ранчо было небольшим. Ослепительно белые каменные стены его виднелись издалека; тенистые деревья склонялись над крышей. Толстая, довольно высокая стена окружала его, а над ней высились верхушки изгороди из кактусов, перебраться через которую было невозможно. В стене имелись широкие ворота. Они была распахнуты. Перед ними стояли двое мужчин и несколько женщин. Один из мужчин был одет как лицо духовного звания. Когда моя гнедая уже нацелилась вихрем пронестись мимо ворот, этот человек вышел вперед и раскинул руки в стороны, словно хотел остановить лошадь:

— Стойте! Вы скачете навстречу гибели!

Неужели человек, принадлежавший к духовному сословию, обманет меня? Конечно, нет. Я оглянулся. Преследователи отстали настолько, что я вполне мог истратить полминуты.

— Вы в чем-то виновны? — спросил меня священник.

— Абсолютно ни в чем не виновен. Я — честный немец, который пока еще не…

— Немец? — вскрикнула одна из женщин. — Тогда сюда, сюда! Соотечественник! Быстро, быстро! Сейчас засвистят болас!

В самом деле один из снарядов упал всего в двадцати шагах от меня и несколько раз перевернулся. Тогда я пятками так сильно сдавил бока лошади, что та одним махом влетела через ворота во двор. Мои нежданные спасители захлопнули створки и задвинули два крепких засова.

Двор был не очень велик. Дом выходил на него торцовой стороной. Возле фасада оставалось место для крепкой брусчатой двери, которая, как я заметил позднее, вела на большую площадку, окруженную изгородью из кактусов; на ней находилось стадо быков.

— Как я рада, что мы смогли спасти вас! — воскликнула женщина по-немецки.

— Не знаю, как благодарить вас! Однако, спасая меня, вы подвергаете себя опасности нешуточной.

— Но с нами же брат Иларио, и, значит, нам ничто не угрожает. Разве не так?

— Мне ничего об этом не известно, я не знаком с братом Иларио.

Раздались крики, ругательства, громкий конский топот, прерываемые ударами в дверь.

— Откройте, откройте! — заорали снаружи. — Иначе мы вышибем ворота!

В это время ко мне подошел брат Иларио. Он сказал:

— Вы сказали, что невиновны. Мы верим вам, и вы сможете рассчитывать на нас.

— Я даю вам честное слово, что невиновен.

— Этого достаточно, сеньор.

— Хотите знать, почему они хотят меня схватить?

— После, после об этом! Сперва надо переговорить с ними.

Брат Иларио был рослым, костистым человеком. Он носил широкополую черную фетровую шляпу, однобортный сюртук из черной ткани, длинные полы которого доходили до щиколоток; над стоячим воротником сюртука виднелась белая полоска. Обут он был в высокие сапоги со шпорами. За кожаным поясом, обхватывавшим его стройную талию, помимо ножа, торчали рукоятки двух крупнокалиберных револьверов, — странные, согласитесь, атрибуты для священника. Черты лица его были тонкими, в них присутствовала кротость, большие голубые глаза смотрели по-детски ласково.

В воротах ранчо имелось четырехугольное потайное окошко шириной в пару ладоней, его закрывала дверца. Брат Иларио приоткрыл ее, выглянул и спросил:

— Чего вы хотите, сеньоры?

— Немедленно откройте! — Я узнал голос главаря.

— Кто вы?

— Национальная гвардия, а я командир отряда — майор Кадера.

— Понятно. Что вам нужно?

— Мы требуем выдать беглеца, которого вы укрыли. Он приговорен к смертной казни.

— За что он был осужден?

— За убийство, мятеж и государственную измену.

— Кем он был осужден?

— Трибуналом.

— Какого гарнизона?

— Черт побери! Не хватит ли вопросов? Мы вам не школьники!

Брат Иларио ненадолго умолк, по-видимому, он внимательно осматривал прибывших. Затем произнес:

— Насколько я понимаю, этот трибунал вы же сами и учредили. Гм! Об этом мы еще поговорим. Но сначала я хочу выслушать иностранца.

— Проклятие! Мы что, должны здесь ждать, пока он наплетет вам три короба небылиц? На это у нас нет времени. Если вы не откроете ворота немедленно, мы вышибем их!

— Мы будем обороняться!

— Не смешите меня! Со мной полсотни кавалеристов, и мы готовы спалить все ваше ранчо.

— Остыньте, сеньор! Мы не из тех, кого можно запугать. Я и один не побоюсь сразиться с вами.

— А ты кто такой?

— Я — брат Иларио.

— Брат, стало быть! Вот дела! Да перед монахом и курица не струхнет! Шутки в сторону! Если вы немедленно не выдадите беглеца, мы начнем штурм!

— Но я — здешний комендант…

— Монах — комендант! Помрешь от хохота! Чем же вы намерены защищать свою крепость?

— Для начала простым увещеванием. Горе тому, кто своей дланью вознамерится коснуться сего жилища или обитателей оного. Здесь пребывает умирающий.

— Нам наплевать на это, да и на вас, брат… брат… брат Иларио!

— Ладно, тогда я скажу вам, сеньор, что я ношу еще одно имя. В этих краях меня называют Братом-Ягуаром.

— Брат… брат… Я… гуар! — воскликнул майор, растягивая слоги и слова. Было ясно, что он перепуган до смерти.

Брат-Ягуар повернулся ко мне и сказал: