На рубеже веков. Дневник ректора
Шрифт:
Логово бизнесмена — хорошо, почти по-столичному, обставлено. Поили чаем, охранника посылали за конфетами. Сам хозяин пишет, поэтому понятно его стремление хоть как-то руководить толстым журналом. Он выпустил 7 собственных книг, я заглянул в одну из них — что-то любопытное по стилю, он, скорее всего, не обычный графоман. Самое крупное впечатление дня — это удивительные пироги с зеленым луком, которыми кормили нас на границе Болдинского района. Но было и лукавство, мы к месту кормления подъехали последними, вице-губернатор уже отбыл, и милые русские женщины прикрыли полотенцем пироги другого сорта: с капустой и мясом. Да, есть женщины в русских селеньях! Произвели впечатление и ребята из Армавирской самодеятельности, которые выступали на концерте (вообще что-то удивительно есть в самодеятельности, и какое счастье, что она еще существует!) — так вот, ребята: почему эти люди, зная, что они никогда не будут профессиональными музыкантами, собираются и играют квартеты и октеты на скрипках и виолончелях? Почему девушки изучают классический балет, отчетливо понимая, что большого результата не состоится,
4 июня, воскресенье. В Болдине на празднике каждый может найти свое: любитель старины обнаружить форму, в которой брали оброк. В конторе имения стоял специальный стол, чем-то похожее на сейф, весы, на которых взвешивались мешки с крупой и зерном; коробы, в которых крестьянки приносили рулоны холстины. Досуг Пушкина, посвященный искусству, — это итоги крепостничества. «Но мысль ужасная мне душу омрачает». Тем не менее. Есть заповедное место, сейчас там стоит часовня, построенная в прошлом году. Она была и раньше, говорят, Пушкин любил сидеть неподалеку на дерновой скамье. Возле часовни был погост, где хоронили, конечно, и Пушкиных. Сейчас ничего нет, ни присыпочки, ни холмика. Были какие-то строения, их порубили, разобрали. Ведь география не меняется — по окоему простираются земли рода Пушкиных. Вот это место, с которого теперь смотришь, эта смотровая площадка, бывший погост, приводит к ощущению, что «стоишь на плечах» предыдущих поколений, и это очень действует, очень волнует. Пушкин не был, по-видимому, хорошим хозяином. Когда карантин осадил его в Болдине, он произнес перед крестьянами что-то вроде: наслание это вам от Господа, за то, что бьете жен, много пьете и не платите оброка.
С оброка жили. Деньги — не самый большой стимул для творчества. Болдинская осень могла и не состояться, если бы в этом доме, планировка которого и стены, в отличие от дома в Михайловском, сохранились с той давней поры, — не подавали, после трех, «донского скакуна», если бы не были натоплены печи, не была бы приготовлена еда… А с утра до трех — он писал, как правило, лежа. Все интересно, когда дело касается этого великого человека. Ни одного письменного стола, одни ломберные, а сейчас писатели жалуются, что нет компьютера, чтобы сочинять. Кстати, Болдинская осень состоялась не без участия уже не гусиного, а металлического пера, его только что изобрели, и Пушкину прислал его и подарил, кажется, Вяземский. К празднику дом был чисто вымыт; много сирени, цветов начинающегося лета. На террасе тихую музыку конца ХVIII — начала XIX века играли на своих скрипках все те же арзамасцы. Экскурсия была специализированная, вел ее директор, слушали потомков Пушкина, приехавших сюда. И директор, и все мы, удивлялись тому, как много было сделано в преддверии 200-летия со дня рождения поэта — и в этой усадьбе, и вокруг: гостиница, ресторан, различные строения. Все это сделано благодаря Примакову, все с благодарностью вспоминают его — человек слова, который обещал — и сделал.
И последнее, что удивило — это сам праздник, который состоялся днем, в Лучинской роще. Съехалось тьма народа, в основном молодежь из соседних деревень, из соседних районов. Магазины, лавки, дым от шашлыков, великолепные самодеятельные коллективы, на прилавках все рябит от бутылок и банок с пивом. Вокруг поляны расположились семьями, на одеялах, брезентах, со своими кастрюльками; гремят репродукторы… И — практически — ни одного пьяного. Организация фантастическая. Девочки в нарядных платьях, в туфлях на огромных платформах, которые не очень хорошо смотрятся в лесу, но девочкам так хотелось одеться красиво, как в Москве! У этого праздника, кроме памяти великого земляка и гордости за себя, что мы тоже, с земли великого, — есть и еще одна особенность. Мне кажется, что здесь происходила какая-то ярмарка невест — может быть, мальчик из соседней деревни встретился с девочкой из другой деревни, может быть, здесь все и завяжется…
Я говорил об огромном количестве присловий, крылатых выражений, родиной которых стал Пушкин. Я говорил о Лицее, которым в наши времена стал Литературный институт. Я говорил молодым ребятам, что ничего не надо бояться. Я в свое время испугался — и закончил МГУ, а сейчас понимаю, что и в Литинституте меня встретили бы хорошо. Бояться ничего не надо, и Пушкин был не из боязливых, иначе бы не погиб на дуэли от пули собственного свояка.
На обратном пути ехали через Арзамас, Вид — один из лучших в России — через пойму реки перекликаются два собора; места спокойные, но как будто намагниченные… В дороге выяснилось, зачем оба мы были нужны Жене, кроме, конечно, того, что он неплохой парень. От меня — внутренняя рецензия на его новый роман.
5 июня, понедельник. Вернулся из Нижнего Новгорода рано утром. Гулял с собакой, уехал на работу, там студенты, необходимые платежи. Все время в уме деньги, которые надо достать на ремонт фасада, на реконструкцию старинной изгороди. Выяснилось, что Налоговая академия, которая арендует у нас в общежитии комнаты для своих студентов, с марта месяца ничего не платит, и мы по этому поводу и не трехнулись. Не установили этот факт ни главный бухгалтер, ни Дмитрий Николаевич, который на этом сидит, ни Костя, который эти счета выписывает, ни Аня, которая все должна на первичном уровне контролировать. Я сам во время обхода общежития. Надо каким-то образом всю
отчетность по общежитию переводить на компьютер. Этого, правда, имея в виду новые сложности и мороку, никто не хочет. Я думаю, есть мотивы, по которым этого не хочет и гостиница, и бухгалтерия. Устроил легкий разнос в бухгалтерии, такое ощущение, что им всем на это наплевать. Все равно Есин простит и премию заплатит. Уже не в первый раз пожалел, что институт не мое частное дело, все запели бы по-другому, и денег было бы больше, но и работали бы шустрее.На сон грядущий читал дневники М.О. Чудаковой, названные «Людская молвь и конский топ». Выписываю из дневников две цитатки. И после этого говорят о национализме нас, русских. Может быть, начать стеснятся того, что мы русские?
«2 июля (1974) Все время по радио из соседнего дома несся хриплый бабий хор, вот уже три десятилетия знаменующий советскую жизнь».
«29 июля (1974) — Эти пакостные русские фамилии — Прокудин, Проскурин! Что за гнусность в звучании. (Эмфатическая реплика N)»
Вдруг вспомнилась картинка из Болдинской жизни: на центральной площади вновь, к случаю покрашенного дома, на котором еще старая, выложенная кирпичом надпись «Дом Советов». И не меняют, хотя и имение Пушкиных. Кстати, очень большое имение. Вот тут я впервые начал понимать, что такое двести душ крепостных крестьян.
6 июня, вторник. Весь день занимался бухгалтерией, собирал и рассчитывал «Вестник», который Л.И., конечно, оставил мне совершенно сырым. Много занимался студентами, разбирался с их пропусками в общежитие и жизнью. Очень беспокоят меня наши переводчицы, которые забывают, что из них готовят переводчиц художественной литературы, а думают, что просто переводчиц для фирм. Нет, милочки, так дело не пойдет. Я готов гробиться для литературы, но не для зарубежного бизнесмена. Приезжала аудитор Алла Ивановна, порядок у нас только в кассе, где я все понимаю. Мы опять переплачиваем налоги, потому что не хотим считать и думать.
Сегодня у В.С. все в порядке с диализом. Звонил Миша Семерников, кажется, все начинается снова с конкурсом Пенне.
Прочел в том же номере «НМ», где и Чудакова, коротенькие рассказы Сергея Шаргунова «Как там ведет себя Шаргунов?» Ощущение новой интонации. Здесь есть и что-то новое в выражении.
7 июня, среда. У меня на даче состоялось празднование тридцатилетия моего шофера Феди. Уехали с работы в четвертом часу. Празднование происходило пышно, съели ведро картошки и пять килограммов шашлыка. Водки было выпито около одной поллитры на брата. Для меня была куплена бутылка красного вина. Все это для меня было омрачено какими-то неладами у Феди в семье. В этот день утром позвонила его своячница Диляра. Федя в этот день ночевал дома, и вдруг в два часа ночи приехала О.В. с бранью и криками. За Федей и с ультиматумом. Ей ассистировала ее сестра Таня. Наша будущая переводчица и студентка. Дай Бог, чтобы она поступила, но преподаватели говорят, что данные у нее минимальные. Это воспитательный акт будущей студентки. Теперь о Феде. Оказалось, что с 6 мая он дома не жил и денег, кажется, на семью не давал. В Люберцах у него их отнимали что ли? По словам этой Фединой родственницы, получалось, что дама вроде бы привезла его вещи и выдвинула ультиматум: ни минуты у жены или забирай свое шмотье. Требует моего шофера безвозвратно и целиком. Здесь тоже требуется мое какое-то решение, но у меня — его нет. Одна женщина вроде смирилась, что мужа у нее отобрали, и отца у ее ребенка отобрали — это законная жена, а вторая женщина готова эту первую живьем закопать и хочет, чтобы у этого отца был только один ребенок, это ее ребенок. Эта женщина, защищая свое, женское проигранное, может ворваться ночью в чужой дом и не боится стыда и огласки. Но эту женщину я хорошо знаю. Но вот удивительное дело, не могу размахнуться на нее как на литературный характер, здесь открываются бездны, а у меня таланта не хватает.
8 июня, четверг. С дачи вернулся утром и сидел на работе. В конце дня считали с Димой, что было сделано, получалось много: и разобрал гору бумаг, и решил другие дела, и говорил с подрядчиками. В машине слушал поэтическую композицию, которую Рафаэль Клейнер представил на премию Москвы и которого хотят протащить даже вопреки комиссии по эстраде, которая должна была его рассматривать. Это стихи Бродского и молодых советских поэтов, погибших в первые годы войны. Н. Майоров, П. Коган, М. Кульчицкий, В. Багрицкий, Б. Смоленский. Здесь же кроме стихов и дневники. Обычная радиокомпозиция, в которой мало индивидуального. А вот поэты эти безумно устарели и высветились в новом свете. Сколько здесь не поэтического, а политического, сколько экстатического нажима. Воистину дети своего поколения, а поколение безжалостное, завороженное словами борьба, враг, месть. Я полагаю, что секретарь нашей комиссии, сделает все, чтобы я не оказался на президиуме. Вспомнились реплики и обаятельные телодвижения Павла Слободкина во время первого обсуждения.
Прочел заключение аудита.
Как хорошо жить без писания романа.
9 июня, пятница. Последнее время мне не хватало моей пенсии, чтобы оплатить квартплату, электричество, гараж и другие коммунальные платежи — и пенсия идет через банк и платежи тоже через банк. Утром ходил в банк, — тревога напрасна, мне рублей семьдесят еще прикинули, сейчас я получаю 571 рубль. Вместе с моей зарплатой, почасовыми и гонорарами, с которых по возможности я стараюсь не платить налогов, выходит что-то около двухсот долларов в месяц. Сумма, конечно, не олигарховая, но я никакой общенародной собственности вроде нефти или газа не приватизировал.