На рубеже веков. Дневник ректора

26 июля, среда. Утром ездил в общежитие, где застал жуткий бардак у наших студенток-иностранок. Они вцепились в близко расположенных видных русских ребят, а ребятишки на этих в основном некрасивых девушек смотрят с тайной надеждой. Барбух, мой милый ученичок — женился на француженке, Мартынов, мой милый ученичок, — женился на ирландке. Сердцу не прикажешь! Ирландки стали ходовым товаром для наших молодцов. Сейчас на выданьи Аликулов, я его несколько раз заставал на вечерних посиделках в ирландском логове. Но естественная у меня к нему претензия, дружишь с девушками, участвуешь в их пирушках, то хоть последи за порядком. Чтобы твои собственные подружки не попадались.

Многое недоделано в буфете. Сережа Лыгарев как всегда пообещал, но у него куча дел и по охране, и по собственной конторе. Перед отъездом в общежитие раздал темы этюдов и поговорил с преподавателями. Конкурс должен начаться с этого экзамена, с первого маленького самостоятельного творчества, не следует, поставив вам пятерки, перекладывать решение на преподавателей литературы и языка.

Вчера в метро мне впервые в одном случае — уступили место, а в другом назвали «отцом» — это эвфемизм «старика».

Читаю верстку «Современника», определенно эта публикация не убавит моих недоброжелателей. Очень много упоминаний еврейского вопроса, чего он меня так дерет? А не драл, пока я не начал встречаться в бизнесе со своими арендаторами и не стал приглядываться, как распределяют литературные премии.

28 июля, четверг. Утром звонил Е.А. Евтушенко — ему нужна справка об обучении в институте. Это тот случай, когда безобразие, что мы до сих пор не выдали ему диплома. Но диплом — это не звание почетного доктора литературы. Кстати Ирэна Ивановна Сокологорская прислала письмо, где благодарит за присуждение ей ученым советом звания почетного Доктора литературы Литературного института. Письмо надо бы внести в дневник, как образец искреннего и точного стиля. По дворянской привычке Ирэна Ивановна пишет письмо от руки, а посылает по факсу.

К счастью, ремонт институтского фасада стоит несколько меньше, чем я предполагал. 450 тысяч, это нам вполне по деньгам. Покроем еще крышу над флигелем и можно, наконец-то, часть денег бросить на социальные нужды. Но уже сегодня я предполагаю повысить все зарплаты технического персонала до 1.000 рублей. А вот все совместительства по штатному расписанию.

Вроде бы власти отпустили с миром Гусинского, даже разрешили уехать ему в Испанию. Средства массовой информации по этому поводу спели песню. Что, дескать, у нас левая рука не знает, что творит правая. Я абсолютно уверен, что это результат строгой договоренности с правительством: оно обменяло репутацию Гусинского либо на его акции на НТВ, либо на что-то другое. Я ощущаю хватку Путина. Задушит в своих тихих объятьях. Его главное оружие — выдержка. Во всяком случае этого «олигарха», как и Березовского, не пригласили на сегодняшнее заседание в Кремль. Вот и опять зазвучало словечко «публичная репутация». Негоже царю встречаться с кем попадя.

Путин встречался с Акаевым, говорил о русском языке.

28 июля, пятница. День не сложился счастливо. Утром приходил Саша Барбух. У него умерла мать, Галина Александровна. По моим счетам — совершенно молодая женщина, 51 года. Саша не рисовался, и у меня заболело сердце его болью. Я помню, кем была моя мама для меня. Единственное утешение, что пока жив я, и пока жив Саша, наши матери — тоже живы. Может быть, в своей последней законченности они живы, более чем когда бы то ни было живы. Все забывается, но лишь облик, лицо и повадки мамы не забываются никогда. Я помню сгиб ее локтей, ее руки, ее шею и крошечную родинку на подбородке. Я помню ее молодой и уже старой. Как бы много любящих женщин окружают меня в моих думах. Они привлекательны, мудры, талантливы, снисходительны. Они даже веселы. И все это — мама. Этим я пытался успокоить и Сашу. Тут же Саша рассказал мне, как умерла его собака Ольвия, это уже мать моей Долли. Он пошел с Ольвией на прогулку, большую, километров на 15, и собака не выдержала. Она легла на землю и заснула. Он принес домой только поводок и ошейник. А уже потом вернулся с лопатой и похоронил ее под кустом.

Днем был Е.А. Евтушенко. С человеком подобной заразительной витальной силы я встречаюсь в жизни второй раз. Вот почти такая же, но большая энергия исходила от Ельцина. Е.А. был с женой Машей, кажется, это та, которая из Карелии, и одним из сыновей, Сашей. Саша кончает университет в Лондоне. Я устроил Е.А. полное удовольствие. Усадил его в собственное кресло, в котором он, кстати, очень хорошо смотрелся. Жалко не было фотоаппарата. Евтушенко сидит в кресле ректора того института, откуда его пятьдесят лет назад выгнали. Это определенно в некотором случае реванш. Говорили о литературе, о стихах, о восприятии стихов и прозы молодежью. Чего-то я сказал о любимом Прусте. «Я развелся с Беллой Ахмадулиной потому что она слишком любила Пруста, который нагонял на меня сон». Потом посмотрели институт, в аудитории пятого курса Е.А. показал мне парту, за которой он сидел. «Иногда за день я писал за этой партой до пяти стихов». Большой кабинет ректора: «Отсюда Поженян ушел на руках. Гладков на него кричал: «Чтобы ноги вашей не было в институте». Поженян встал на руки и ушел из кабинета».

Другой рассказ Е.А. касался той ситуации, которая возникла в студенческой среде сразу же после дела врачей. На следующий день в институте Е.А. видит ситуацию в курилке, т. е. в том уголке, где сейчас висит афиша театра, собрались все студенты. Но сразу же стало заметно, что они разделены. С одной стороны А. Киреева и Л. Жуховицкий — Е.А. назвал только их, — а с другой все остальные. Не ругаются, не спорят, не предъявляют друг другу претензии, а просто разделены. И дальше, со слов Е.А., он совершает то, что мне очень по духу, он — подходит к этим двоим.

Е.А. нужен диплом об окончании Литинститута. Договорились осенью: я получу разрешение на экстернат, и он сдаст все недостающие экзамены. С Сашей мы договорились, что в России никто не знает текущего литературного процесса в Англии, не побеседует ли он с нашими студентами? При жене и при сыне Е.А. мне очень понравился. Определенно здесь я все забыл и был только под обаянием этой незаурядной личности. Он сказал мне, что перемонтировал свой кинофильм «Детский сад». Я вспомнил тот скандал, который сопутствовал показу — вне конкурса — этого фильма в Канне, куда Е.А. был приглашен членом жюри. Мне тогда казалось, что этот скандал вызвал сам Е.А., когда фильм прошел не так, как ему хотелось. Он мастер, как и любой профессионал, привлекать к себе внимание. Но это в прошлом, тут, когда речь зашла о «Детском саде», я ему жестко ответил, что и в этом улучшенном перемонтированном виде его фильм уже, кроме меня и его, никому не нужен. Другое время, другое поколение.

Я определенно думаю, что я — человек, не приспособленный к современной борьбе и жизни. Когда кто-то говорит обо мне, что я смелый и решительный, это не соответствует внутренней правде. Я человек слабый, разъеденный рефлексией. Перейду к фактам. Вернее к сегодняшнему случаю.

Какой-то дьявол понес меня вечером не вокруг дома, как я привык делать, гуляя с собакой, а через наши дворы. Гуляю я, обычно, около семи часов вечера. И тут же, только войдя под арку, во дворе я вижу кучу народа, милицейскую машину, встречаю громогласную Люду, нашу замечательную общественницу. Оказывается, у Коли Машовца разбили только что стекло в машине и вытащили радиолу. Люда требует, чтобы я стал понятым при обыске и изъятии украденного. Самое необычное, что на этот раз похитителей поймали. Героем оказался, как ни странно, наш участковый Сережа, совсем молодой парень. Он проезжал на машине мимо и практически видел всю сцену. Забегая чуть вперед, скажу, что парень, который выбил стекло и не отказывался. У него взяли из-под полы магнитолу, в кармане нашли нитяные перчатки, такого сорта, какие монтажники обычно надевают на руки, чтобы не пораниться, тут же в кармане оказались и несколько кусочков стекла. Процедура допроса и изъятия заняла чуть меньше часа. Парня ощупали, заставили снять кроссовки, носки, наверное, искали деньги и наркотики. Ноги были грязные, давно немытые с грязью въевшейся под ногти и с чернотой между пальцами. Без куртки — это тщедушное молодое тельце недокормленного бройлера. Постепенно мне все больше и больше становилось жаль не потерпевшего Колю Машовца с его «Мерседесом», а этих двух жалких пацанов. Они из Бирюлева. Кто-то сказал, что месяц назад их видели, как они что-то доставали из машины, в нашем же дворе. Они сидели на земле, скованные друг с другом наручниками. Наручники были стянуты слишком сильно и у одного из них кровило запястье. Старшему — 24 года. Я успел спросить — в армии отслужил. «Отслужил в Реутово». В карманах у них ничего не было кроме двадцатки, которую они взяли в «бардачке» той же машины. Другой, совсем молодой, ему 17, был с поврежденной психикой. Собственно переживания возникли из нескольких параллельных сопоставлений. Первый ряд — это роскошный новенький Колин «Мерседес». Коля из когда-то комсомольской элиты. В молодости он был критиком, писал статьи русского, патриотического направления. У него трое дочерей и он не без локтей — после смерти Наровчатова, мемориальная доска которого висит на нашем доме, он получил четырехкомнатную квартиру покойного. Человек он разворотливый, в самом начале перестройки, когда все мы оказались выброшенными из жизни, он организовал какие-то журналы и издательства и зажил. Не буду считать чужое, но «Мерседес» — показатель.

Второй ряд — эти два худых и заморенных парнишки, рваные, многоношеные, перетертые кроссовки на том, что постарше. Ссадина на скуле. Он с такой готовностью, будто освобождался, рассказывал, как камнем колол стекло. Такая вдруг жалость резанула по сердцу. Негде работать, не на что жить. Может быть, не только воровство, но и некий протест: по этой лакированной жизни да кирпичом! Рядом раскручивается жизнь богатых, жизнь в «Казино» и ресторанах, телевизионные, призрачные, как счастливый сон, видения.

Третий ряд — это почти вывод. Он ни в коем случае не касается ни Коли Машовца, да и никого из моих знакомых. Но ведь три последних дня по телевидению все время кого-то убивают: убивают прокуроров, бизнесменов, милиционеров. Мы все наблюдаем и наблюдали, как нечестным путем, с точки зрения русского менталитета, были добыты огромные богатства. Сколько настоящих бандитов и воров ходит на свободе, а у этих несчастных пацанов теперь испорчена жизнь. Я чуть успокоился после того, как спросил у участкового: «Сколько дадут?». «Два года условно».