На рубеже веков. Дневник ректора

С десяти и до четырех часов вел собеседование на заочном отделении. Заочники, как и всегда, интереснее и круче наших ребят с дневного отделения. Они более бескорыстны, что ли?

Того самого Быкова из Красноярска, о котором так долго трубили, выпустили из тюрьмы под какое-то поручительство влиятельных людей, фамилии которых не называют. Главный свидетель, переправленный из Греции в нашу тюрьму, изменил показания. А чему же здесь удивляться? Наша правовая система, губернатор Красноярска и лично В.В. Путин, как борец с коррупцией, получили пощечину.

Прочел отмеченные Ваней Панкеевым места. Все это интересно, легко, умно, но не дотягивает до подсознания, работающего, как топор.

Начал читать книжку Александра Гениса «Довлатов и окрестности». Сразу же ясно, что написал эту книжку человек одаренный, но я это знал и раньше. В связи с этим вспомнил, как кто-то из КГБшников, сопровождавших советскую делегацию на первой встрече советских писателей и писателей-эмигрантов что-то очень пренебрежительно сказал то ли о Генисе, то ли о Вайле, я только запомнил что разговор был о парне, эмигрировавшем из Прибалтики.

25 августа, пятница и 26 августа, суббота. Здесь надвигался день рождения у С.П. Мы уже прикинули, что отметим его сразу же после окончания последнего тура собеседования 26-го августа, но С.П. заболел, у него температура, и вечеринка была отменена. Собеседование на этот раз далось мне необыкновенно трудно. Во-первых, было, как никогда, много ребят из провинции, а значит, при сегодняшнем уровне подготовки приходилось работать на сниженных, а для меня трудных, оборотах. Во-вторых, были еще платники, которые требовали особого подхода, уровень обычно низок, но с ними требовался разговор серьезный, клиент за деньги имеет право на внимание и хотя бы ощущения серьезности намерений организации, в которую он вносит деньги. Все это было еще и физически очень трудно. Спектакль с бесконечными монологами и без готовой драматургии. В общем, набрали норму 70 человек на бюджетную основу и около 50 человек будут обучаться на так называемой компенсационной основе.

Последнее время я очень много размышлял о соотношении наших платных и бюджетных студентов. Мы часто дотягиваем изо всех сил бездарных московских — девочек и мальчиков, даже когда выясняется, что они недотягивают, а порой бездарны, и никак не можем дать нормальную среду и возможности получить полноценные знания нашим бюджетникам. У меня вызрел план, по мере возможностей интегрировать учебные планы на очном и заочном отделениях и по возможности давать заочникам возможность повариться на 4-м, 5-м курсах на очном отделении.

Работа комиссии завершилась моим приказом, в котором я распределял премии. Каждый год я давал какие-то деньги всем в самом начале учебного года, после отпуска, полагая, что все после лета уже на пределе, а на этот раз дал по 1000 рублей всем преподавателям, принимавшим участие в наборе студентов, и по 5000 тысяч З.М. Кочетковой и Д.Н. Лаптеву — ответственный секретарь и проректор, отвечающий за платное обучение. Наде Годенко тоже как проклятой, просидевшей в приемной комиссии все лето, дал 3000 рублей. Пусть получат те, кто работали. Разговоров в нашем коллективе, привыкшем к уравниловке, я думаю, будет много.

Выкинул номер Федя, отпросившись у меня на один день «менять права» и исчезший на все четыре. Так он меня еще не обманывал, я думаю, с ним пора расставаться. Здесь еще, конечно, и доброе влияние О.В. Но я не думаю, что они даже вдвоем меня переиграют. Я расцениваю произошедшее ответом на мою реплику О.В.: «Как только вы выйдете на работу, с Федей возникнут проблемы». Я думаю, Федя собрался уходить. Внутренне я с ним уже простился, с ним больше никогда не возникнет сердечных отношений, а работать, не доверяя друг другу, нельзя.

27 августа, воскресенье. Ехать на дачу не было ни сил, ни желания, занимался хозяйством, сварил себе овощное рагу и переставил мебель в своей комнате. Днем В.С. пошла гулять и через полчаса — она гуляет и слушает радио — через домофон сказала мне, что случился пожар на Останкинской башне, и телевидение в Москве будет отключено на один-полтора месяца. Что-то есть мистическое в том, что телевидение, которое разрушило империю, сейчас само оказалось обескровленным. Медленно падающие осколки разрушенного государства свалились на Останкинскую башню. При предыдущем режиме этого быть не могло. Здесь бы уже оказалось резервное подключение. А потом я представляю, сколько разных коммерческих систем связи за деньги, за взятки было понавешано на эту изнемогающую в собственных задачах и службах башню.

Для «Труда»:

«Вряд ли есть смысл неспециалисту влезать в подробности и комментировать пожар на Останкинской башне. Телевизор в моем доме молчит, раздвигая время для чтения, но это молчание не молчание спокойного умиротворения. Слава Богу, что, кажется, эта новая катастрофа стала только московской, и телевизионное вещание принимается через спутниковую связь по все стране. Это первый случай, когда в привилегированном положении, оказались не Москвичи, а жители провинции. В самой Москве, естественно, не пострадали самые богатые, — те, у кого есть «тарелки». Можно поразмышлять над теми никому неизвестными персонажами культуры, искусства и политики, которые никогда бы не были известны, если бы не телевизионное лоббирование их. Не убудет ли их слава? Петросян это не какой-нибудь Толстой, который не пропадет и без телевизора. Пример выхватил из первого пришедшего на ум, но примеры можно и можно множить. В этом смысле, в отношении вкуса, наше телевидение всегда глубокая провинция. Но все-таки первая мысль, которая возникла, когда погас телевизионный сигнал, у меня, человека десяток с лишним лет проработавшего на радио, эта мысль о том, как много внимания предыдущий (коммунистический. — Ред.)режим уделял Радио. Люди пожилые меня поймут, потому что первое фундаментальное знакомство с театром, литературой и классической музыкой получали из приемника. Какой существовал поразительный фонд, накопленный за многие годы художественной деятельности Ради. Увы этот фонд или продан, или разбазарен и уже во всяком случае не является достоянием народа и уже конечно Радио не может конкурировать с телевидением. А зря, уже давно установлено, что по своей нравственно образующей силе художественное радиовещание оставляет более глубокие следы в психике и душе человека. Вот исходя из этого я написал письмо президенту страны и министру культуры об организации литературного всесоюзного радиоканала, на котором транслировались бы старые и новые спектакли, классика нашей литературы и произведения сегодняшних писателей. Через каждые тридцать минут могли бы быть и какие-нибудь новости культуры. Но письмо пока не отправлено и надежд на воплощение этой идеи никаких. И тут же я думаю, что катастрофа на Останкинской башне не глобальна, а если бы… Мы многие годы так надеялись на телевидение, что давно уже не имеем в домах даже громкоговорителей, регулярно продолжая платить за пользование городской радиосетью деньги».

Уже много дней по телефону и напрямую веду переговоры с А.П.Чудаковым. Он просится на работу, но нагрузки для него нет, да и Ю.И.Минералов не очень хочет брать его на кафедру. Буду брать А.П. на свою кафедру.

28 августа, понедельник. Все радиостанции заняты пожаром на Останкинской телебашне. Август месяц катастроф и месяц немыслимых заработков журналистов. Они рвут эту новость, как шакалы падаль. Как повезло: взрыв на Пушкинской площади, катастрофа на крейсере «Курск», наконец, пожар на башне! Среди многих причин пожара указывают и еще одну: не работала система противопожарной безопасности. В связи с этим мне припомнилось одно место из дневников Теляковского — о противопожарной системе в Большом театре. Свой следующий рейтинг я закончу словами «Изменилось ли что-нибудь за сто лет в Российской империи?» Эта фраза будет сразу же после большой цитаты.

Состоялся день рождения Александра Ивановича; во время этого праздника поговорил относительно судьбы Чудакова, будем брать на полставки и искать место.

Вечером радио передало некрасивую историю о смене руководства в Большом театре. Зная нашего министра, я давно предполагал, что Владимира Васильева он уберет. Так оно и произошло. Указ о назначении новой фигуры подписал, правда, президент, но сам указ, как отмечает радио, тайно готовился в недрах минкульта. Да и трудно ли обмануть президента в такой не очень знакомой для него области? Новым директором стал финансовый директор канала «Культура», работавший ранее с Товстоноговым. Уж его-то Швыдкой, появляющийся на канале чуть ли не ежедневно, знает! Мне совершенно очевидны корни этого человека. По крайней мере бесспорно, что русского гениального артиста из труппы изгнали. Правда история повторяется, изгнали Григоровича, наверное, не без помощи Васильева, теперь изгнали Васильева. Но какова нахрапистость Швыдкова. Он становится для меня образцом поведения в кадровых вопросах: только свои! У этой истории есть великолепное завершение. Васильев прислал министру культуры телефонограмму, в которой сообщает, что не хочет лично встречаться с министром, обременять его этим свиданием. Здесь хорошо словечко «обременять». Это пощечина, которую трудно смыть. Сколько здесь русской брезгливости.

Звонил Миша Науменко. В субботу мы говорили о нем с Л.М. Царевой, она сказала, имея в виду девочек с первого курса, соучениц Миши: «Сразу же потеряли доверие к власти и к прессе». Они-то ведь знали, какой из их товарища и сатанист, и какой террорист.

30 августа, среда. По Москве отключена пейджинговая связь, оборудование которой тоже оказалось на Останкинской башне. После целых суток разных стращаний и сомнений, а выдержит ли башня, не рухнет ли, оказалось, что башня выдержит, и ее начинают восстанавливать. Мои ребята-шофера ознаменовали это событие прошением купить им карточки на телефонные переговоры: их пейджеры молчат. С гневом и причитанием я все это подписал. На мои глубокомысленные восклицания, что завтра починят, умные ребятишки, осмедомленные в текущем лучше меня, сказали, не раньше чем, через два месяца!