На рубеже веков. Дневник ректора

Весь день занимался экономическими и хозяйственными делами. Под вечер пришел Саша Семенец с 1-го курса поэтического семинара, которого до сих пор не прописали. Парень рассказывает, что голодает, и что вынужден иногда больным приезжать в институт, чтобы пообедать. Я взялся за трубку и накричал на Лыгарева, который, дескать, плохо следит за паспортисткой. Сразу же оказал Семенцу материальную помощь в размере 300 рублей. Три с половиной его стипендии. Я вообще слишком жалостлив в подобных случаях. Потом ездил на стадион «Автомобилист», где играла наша институтская футбольная команда. Собирался посмотреть на «физкультуру» уже давно и рад, что это сделал. Очень хороший зал для игр и прекрасный бассейн. Заманил, оказывается, меня на стадион Тычинин, чтобы показать футболистов, у которых я осенью должен найти талант к прозе или публицистике. Хороший институт должен быть славен и своей командой. Очень хорошо играет Дима Мартынов, вообще в футбол играют только наши русачки. Умные мальчики сидят дома, читают книжки и ведут содержательные разговоры.

Вечером читал гомосексуальный роман Димы Лычева, напечатанный в Праге. Меня это интересует после моего «Затмения Марса». Отсутствие человеческой идеи. В этом смысле «Богоматерь цветов» Жене не перешибить.

30 декабря, среда.

Утром выяснилось, что в Кремль на прием меня на этот раз не пригласили. Не думаю, что это воля Бугаева. Скорее, кто-то из аппаратчиков утырил мой пригласительный билет для кого-то из своих присных. Уже сразу почувствовался уход Татьяны Иосифовны, она бы за этим приглядела. Но, может быть, это и к лучшему?

Весь день продолжал тяжбу с Ильей Шапиро. Один из его арендаторов, которого он вытряхает, захотел выйти на институт напрямую. И вышел на Володю Харлова. Я даже этому обрадовался, потому что нашли взаимовыгодную и простую схему платежей, включив коммуналку в стоимость аренды. В последний момент пришлось этому арендатору отказывать. Разговор у меня с Шапиро произошел поздно вечером накануне, это стоило мне бессонной ночи. Кое-что мне пришлось ему вспомнить. О упоительное чувство развязанных рук и отсутствия «зацепочек» и «крючочков»! Зато я в отместку этому упорному арендатору отгрохал и отослал утром по факсу письмо. Вот оно, великое умение формулировать и ставить в определенной последовательности строго определенные слова.

Вечером поехал в общежитие, где уже началась предпраздничная подготовка. Наша Ирина Евгеньевна встретила меня в новом перманенте. После того как я выставил ее мужа Гену, уже давно немножко работающего, а в основном имитирующего работу электрика, она поняла, что я возьмусь и за нее. Институту дорого, кроме зарплаты, содержать ее в двухкомнатной квартире. Если бы я еще чувствовал, что она экономит институтские деньги, но барышня предпочитает спокойствие. Общежитие ее раздражает, грязная жизнь студентов может остаться грязной, а я запрусь в своем двухкомнатном замке и постараюсь как можно реже из него выходить. Что касается меня, я не прощаю людям отсутствие энтузиазма.

Теперь о наших дорогих студентах, пробегающих мимо меня словно мимо водопроводчика. В новом, только что построенном туалете на пятом этаже уже кто-то из них вывинтил для личного пользования лампочку. Дела предновогодние, и в комнате должно быть светло. Но туалет, кажется, будет стоять. К сожалению, когда его строили, ни Ирина Евгеньевна, ни Сергей Иванович, ни Леша Тиматков не следили за всей этой операцией, поэтому довольно много огрехов. Наши специалисты, принимая и подписывая сдаточный акт, не обратили внимание, что им вместо новой двери, которая числилась по смете, впиндюрили старую. Ну почему никто не хочет работать? И почему я так много сил отдаю этим проблемам, которые никем, кроме меня, не будут вспоминаться? И на это уходит жизнь.

Вышел очередной номер «Юности», там у меня третья, плехановская глава. Отзывы вроде пока неплохие, но ведь никто и не представляет моего замысла целиком. Мне-то самому кажется, что все это скучновато. До сих пор не могу отыскать «образ» Шушенского, стержень внутренний, соотносимый с сегодняшним временем посыл. Промелькнула мысль — приезд Крупской. А разве соединение двух людей, прошедших по жизни, не есть событие?

31 декабря, четверг.

Вчера крупно поругался с В.С. Она, конечно, очень больной человек, но не хочет понимать, каким образом я зарабатываю деньги, что мне как писателю надо сосредоточиться, но ей еще нужно бесконечное и каждодневное внимание. В общем, высказаться до конца пока не могу. Всю жизнь я еще борюсь с ее недоброжелательством в словах по отношению к другим людям. По мере приближения этих людей к ней ее недоброжелательность усиливается. Мы ссоримся не из-за денег, не из-за политических дефиниций, а только когда я пытаюсь в ответ на ее инвективу установить какую-нибудь справедливость. «Если я никому не нужна, я завтра после поездки на диализ могу не возвращаться». — «Ну, тогда я могу уйти совсем». Это уже моя реплика, голодного раздраженного работой и только что вернувшегося со службы человека, который пытается что-то себе приготовить.

Вчера поссорились с моим уходом из дома, возвращение — с миром. Все, как обычно. Значит, весь день сегодня отношения ровные. Я с утра создавал фаршированного судака, потом ходил по магазинам. Вечером тихо и мирно посидели за столом. Был С.П., который нас не бросает. Звонил из Ирландии Сережа Мартынов и из Парижа сестра. По НТВ показали «Куклы» с мотивами «Гибели «Титаника». Героиней этих кукол стала Раиса Максимовна Горбачева. Под символическим сюжетом «гибели» мы входим в новый год. Ельцин с обращением не выступал. Вместо него довольно остроумный текст произнесла его кукла из последней передачи. Политически это довольно занятно, но «аппарат» и близкие определенно не хотят показывать президента, которого «мы сами выбрали».

Во время моего блуждания по рынку днем я обратил внимание, что цены выросли. Яйца уже 17–18 за десяток, а еще недавно я брал их за 8–9. С первого числа повышается тариф за электричество.

1999 год

1 января, пятница.

Весь день сидел над пятой главой «Смерти Титана». Материал не складывается в новую данность, т. е. не оживает, а остается одномерным, без паутины идей, деталей, оригинальных сравнений. Остается литературной невнятицей.

3 января, воскресенье.

Ездил на день рождения к Наташе Кутафиной. Ей 50 лет, и муж, ректор юридической академии, постарался отпраздновать все с помпой. Празднество проходило в ресторане «Олимп», на берегу Москвы-реки, на Лужниковской стороне, напротив трамплина. Без машины к ресторану проехать невозможно. Все было так роскошно, как никогда, и по роскоши вполне заменило кремлевский прием. Из гостей, которых я узнал, были Бурбулис, ныне депутат Госдумы, и Красавченко, последнего тоже зовут Сергей Николаевич. Еще один политический покойник. Долго ждали подругу Наташи, некую девушку Гелу, сестру Кобзона, она дирижер-хоровик. По-фамильному крупнопанельная, с настоящими красивыми драгоценностями и умеющая ловко себя вести дама. Она мне нравится, сидим мы с ней за столом, может быть, даже нравимся друг другу, но про себя я тем не менее отмечаю, что в одном проклятая Америка неколебима: отчетливо метит наших быстрых и предприимчивых людей. Не пустили Кобзона, потом не пустили бывшего министра Госимущества Альфреда Коха. Я с восторгом жду, когда в Америку направится Борис Федоров, бывший министр, как-то связанный с делом бриллиантщика Козленка, недавно выданного органам греческими властями; и куда направится Сергей Дубинин, бывший глава Центробанка.

Я выступал, а точнее произносил тост, одним из первых. Что-то говорил об институте и культуре. Но Наташа действительно умная, красивая и отзывчивая женщина, здесь я не грешил. Почему-то мне счел нужным ответить Красавченко, этот «никто», раньше занимавшийся культурой в президентских структурах. Ах, как наши лидеры завидуют не мокрой и не обезображенной предательством репутации!

Моей «добычей вечера» стал рассказ одной женщины, врача-акушера, что она способна в течение двух первых часов, глядя на новорожденного, установить его судьбу. «Я иногда вижу, — рассказывала она, — что рождается будущий преступник. Но я не могу об этом предупредить мать младенца, я только говорю: старайтесь быть всегда с вашим ребенком. Другой матери я могу сказать: не думайте о своем сыне, пусть он делает, что хочет, и, если не пришел ночевать домой, не волнуйтесь. С ним все будет хорошо».

Я все время думал, каким акушерка могла бы увидеть только что родившегося Алексея, моего бывшего шофера?

4 января, понедельник.

Довольно много работал над Лениным. Меня это пугает, или я — как бывает, когда тачаешь: роман или пьеса распишутся, и ты начинаешь улавливать характер — на этот раз уловил не ленинский, а создаваемый мною.

Вечером был у Владислава Александровича Пронина.

5 января, вторник.

Утром очень долго кашлял и очищал легкие. Конечно, если бы не единственный якорь, который приковывает меня к Москве — Валентина Сергеевна и ее болезнь, я бы закончил свои дни где-нибудь на теплом юге. Мне нужно до полутора часов, чтобы принять лекарства (а я, пренебрегавший ими всю жизнь, теперь принимаю много), перестать хрипеть, сделать зарядку, которая выдавит из меня слизь, собраться. Иногда, когда С. П. бывает у нас, он гуляет с собакой, помогает по хозяйству и делает мне массаж грудной клетки, в который вкладывает и чувство подспудного ко мне раздражения: трет и похлопывает меня до отчаянной боли. Я уже совсем было сегодня утром лег на диван под его длань, как зазвонил телефон, и мне потребовалось несколько минут, чтобы закончить разговор. Но С. П. был уже в ванной, раздалось шипение воды, ждать не стал ни минуты. У него нет ни одной минуты свободного времени. Эта глухая рациональность меня пугает и, наверное, мешает ему. Чем же он в детстве был так напуган и обижен?