На рубеже веков. Дневник ректора

11 января, понедельник.

Снова пишу телевизионный рейтинг для «Труда». Конечно, для них я бываю резковат, но мне и самому видно, что по мыслям и языку делают это вполне достойно пока только два человека из присяжных «рейтингистов»: — Кублановский и я.

«Последние дни первой новогодней декады всегда окружены магией двух праздников: финала зимних школьных каникул и Рождества. Удивительно, что телевидение, последнее время отмечающее оба, к обоим относится одинаково формально. Что касается каникул, то набор здесь традиционно однообразен: бессмертная «Золушка» с Жеймо и Раневской и «Электроник» — прекрасная постановка по ставшей классикой повести рано умершего писателя Е. Велтистова. Все остальное или стандартно плохо, или никак. Церковным праздникам, видимо в силу особой и хронической нелюбви к ним телевидения, достается и еще меньше. Я не говорю здесь о глупых моментах, случавшихся ранее, вроде демонстрации по НТВ (вопреки увещеванию патриарха) фильма «Последнее искушение Христа». Здесь становится неловко и верующим, и неверующим. Это же не предместкома и не знакомый банкир, а Патриарх церкви, которая была властным строителем страны, где мы живем.

В этом году НТВ отметило святорождественские праздники демонстрацией одного сюжета в теряющей популярность передаче Киселева «Итоги». Это рассказ о подразделении верующих солдат в ракетной дивизии, дислоцируемой под Козельском. Хорошо это, плохо ли и как к этому следует относиться, из репортажа узнать было трудно. Скорее, лица этих прекрасных верующих ребят и строй их отчетливых и уверенных речей входили в противоречие с намерениями и социальным заказом корреспондента. Хотели сделать как всегда, но получилось неплохо.

Хорошо получились на телевидении и обе рождественские службы, которые проводил патриарх Алексий в Богоявленском соборе и в нижней церкви храма Христа Спасителя. На этот раз все, видимо, попало в другие и ответственные руки. Каждую из трансляций и каждое иногороднее включение предварял телевизионный логотип: «Православное телевизионное агентство». Телевидение показало здесь себя как массовое эпическое искусство. В отличие от представлений, которыми нас потчевали в новогоднюю ночь, ни одного имитирующего лица. Все серьезно, глубоко и прочувствованно. И, если пользоваться театральными аналогиями, то полное слияние сцены и зала. И какие лица! Рождественское поздравление Патриарха, произнесенное без листа и без телесуфлера, с тратой собственных сил и эмоций, существенно отличалось от привычных выступлений иных первых лиц: камера отъезжала, вписывая Предстоятеля русской православной церкви в интерьеры Богоявленского собора, — и тут оказалось, что это не отрепетированная заранее запись, а живая… работа.

Чтобы не быть несправедливым, скажу, что была удача и в другом праздничном (детском) секторе программ. Это американский фильм «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура». Каким удивительно новым оказался этот знакомый с детства сюжет Марка Твена. Американцы, создавая фильм для своих детей, никогда, наверное, не думали, что это фильм о нашей дремучей демократии, о наших рыцарях и вышедших из ума вождях, похожих на древних магов. Смешной фильм для наших детей и нравоучительный для взрослых».

12 января, вторник.

Утром пришел «Труд» с сенсационным заявлением генерального прокурора Ю. Скуратова: «Что я могу здесь сказать по делу Листьева? Для нас во многом картина уже ясна. Пострадавший, как выяснилось, сам был, мягко говоря, далеко не ангел в своих коммерческих делах и уж конечно не мог претендовать на титул чуть ли не национального героя. Суду будут предоставлены необходимые доказательства».

Уже тогда, когда Листьева хоронили и А. Яковлев устроил по нему трехдневные телевизионные бдения, я знал, нюхом долго работавшего в этой системе человека знал: это деньги, здесь пахнет невиданными барышами, которыми Листьев, наверное, не хотел делиться. Подождем следующего этапа, а именно: причастности к убийству его… Это тоже носилось в воздухе. Наследники.

Второе признание генерального, в котором для всех думающих не много нового: «Об убийстве Старовойтовой. Кстати, в ходе расследования этого дела порядка полутора тысяч преступлений раскрыто в Санкт-Петербурге. Вообще, эта криминальная ситуация в Питере складывалась давно». Само по себе занятно, что же это за такие глубокие и скрытые дела, если их почти моментально раскрывают. Но дальше! «Дело об убийстве Старовойтовой оказалось очень сложным из-за обилия ее связей самого разного рода: политических, коммерческих, сугубо личностных, деловых. Вокруг нее было очень много всяких людей. Отсюда — многообразие версий, направлений работы.

Основные версии — политическая, коммерческая, версия об элементарном ограблении. Четвертая версия связана с личностными отношениями. Вот по этим версиям мы пока и работаем.

Чудом оставшийся в живых помощник Старовойтовой на допросах не договаривает некоторые вещи, молчит по ряду позиций, которые для нас наиболее интересны».

Я приблизительно догадываюсь, о чем парнишка молчит. Но покойница уже лежит в некрополе русской славы, в ограде Александро-Невской лавры.

17 января, воскресенье.

Была Лена Иванова, сестра B. C. Сейчас она живет в Германии. Процесс для нашего времени типический: вполне обеспеченные люди объявили себя политическими страдальцами. Говорили о жизни, нашей и «той». Все как-то устраиваются, я же тяну жесткую лямку жизни: дом, институт, собака, В. С.

Роман идет удивительно трудно. Хорошо, что я не обхожу ни одного момента. Еще пару недель — и я закончу главу. В Данию возьму компьютер и том ленинских писем. Если бы можно было от Дании отказаться. Я опять начинаю подозревать у себя что-то более серьезное, чем бронхит, и вспоминаю мать. Сегодня объявили об очередной болезни президента, у него язва желудка. Все это обставлено Центральной клинической больницей, интервью и догадками. Сколько еще будет по этому поводу комментариев? Мне порой кажется, что все наше российское здравоохранение сосредоточилось на персоне президента. Как все это надоело. Живем в кошмаре медицинской энциклопедии. Тем не менее я, насквозь больной, не иду к врачу. Потому что не хватает времени для дела. И боюсь очередей и нищеты наших больниц. Ленин говорил, что не ходить к врачу — это некультурно.

18 января, понедельник.

Сегодня купил мемуары Эммы Герштейн, сунул в них нос — интересно. Но моя планида — пока не закончу романа — писать, писатель.

Рейтинг для «Труда»:

«Какую же суматоху подняло телевидение вокруг болезни президента! Какой-то несчастной язвочки в желудке. Совершенно справедливо воскликнул вице-спикер Государственной думы Владимир Рыжков: «У половины директорского корпуса эта самая язва. Едим — бог знает что и когда, а иногда и не с теми, с кем следует!» У меня три года назад язва была, я от радости, что сумел по блату сделать гастроскопию и она показала все же язву, а не «то самое», песни распевал. Попил какие-то таблетки, которые мне тут же посоветовали, и больше к врачам не обращался, потому что в наше время это и нелегко, и дорого. Может быть, и шум такой вокруг этой язвы подняли, потому что медицины вокруг нее слишком много стянули! На бои, так сказать, местного значения бросили основные, собранные со всей страны силы. Иначе как по-другому объяснить в такой богатой ресурсами стране нехватку лекарств и отсутствие зарплаты у врачей? Но хватит о недостатках. Ведь, по сути дела, если отвлечься от этой самой язвы, надо порадоваться за нашего президента. Полежит в постели недельку, почитает умные книжки, посмотрит по телевизору картины жизни. А Дума бюджет примет! Ведь по себе все знаем, сколько можно сделать по-настоящему полезного, пока начальник отсутствует на работе. Больших и малых интересных дел. За работу, товарищи!

Из остальных телевизионных тенденций отмечу фактор похожести. Все на телевидении на кого-то похожи. Вот недавно смотрел пляски с пением и развевающимися плащами Филиппа Киркорова. Раньше, в перьях и бутафорских латах, он был похож на героя фильма «Фаринелли-кастрат», а теперь, в плащах, — на поющего Бориса Моисеева, пение и позы которого недавно ночью показывало телевидение. И так во всем: первый канал похож на НТВ; Жириновский, отправляя коммунистов тремя колоннами, по своей энергии стал похож на Макашова; Лужков почти слился программой с Зюгановым. И только Явлинский похож на самого себя: не принимает очередной бюджет и очередное правительство».

19 января, вторник.

Я очень боюсь, как бы мой дневник не стал описанием моих болезней. Чувствую я себя ужасно, но держусь, потому что знаю: лучше умереть на ходу, чем терзать всех рассказами о своих недомоганиях. Если кому-то я о себе и говорю — то как бы извиняясь за свой непрекращающийся кашель и мокрый носовой платок. Бронхит мой прогрессирует; я вычитал в медицинской энциклопедии, что это может дойти до синюшного цвета лица и холодных из-за плохого кровообращения ног. Все это уже получено; иногда, задыхаясь, я пользуюсь ингалятором по пять-шесть раз в сутки.