На самых дальних...

— Гляжу, — рассказывает он кому-то, — лейтенант уже рядом с медведем. Ну, думаю, крышка…

— А дальше, дальше что? — торопят Шарамка.

— А что дальше? Пришлось спасать лейтенанта…

Глупо. Ужасно глупо… Я отхожу от двери. В столовую не иду. В столовую идти стыдно, да и аппетит пропал. Погнался за дешевым авторитетом. Тоже мне герой!..

БУДНИ…

День в самом разгаре. Мой калейдоскоп раскручивается на полную катушку. Только поспевай.

Занятия по тактике. Тема — самоокапывание. Еще вчера за стрельбищем на взгорке я выбрал подходящее место — сухо, земля не очень твердая, да и бамбучник хилый, сантиметров на двадцать. Рассредоточив заставу и проведя по всем правилам инженерного дела трассировку местности, приступаю к практическим действиям. В глазах моего «доблестного войска» застывает недоумение, граничащее с паническим ужасом: неужели это я на полном серьезе заставлю их сию минуту, да еще на время, отрыть окоп полного профиля? Ничего, переживут. Отступать я не намерен. Достаю свой шанцевый инструмент под названием «лопата» и первым ложусь на землю. Поворачиваюсь на бок, изготавливаюсь поудобней, поднимаю вверх руку с часами и командую: «Начали!» Заработали дружно, почувствовал по ударам железа о землю, по шумному, энергичному дыханию соседа за спиной. Вот в чем сила личного примера! Не знаю, как коллеги, а дед бы меня похвалил. Это его наука: «Учи не сказом, а показом…» А землица здесь твердая, вся в корневищах, как в железной арматуре. Ничего удивительного. Вполне возможно, что целых тысячу лет к ней не прикасалась рука человека… Не прерывая работы, краем глаза наблюдаю за «доблестным войском». Кое-кто пробует сачковать.

— Мулев, в таком окопчике противник прострелит вам пятки!

— Товарищ лейтенант, а я использую естественные складки местности.

Находчивый парень, ничего не скажешь. За словом в карман не лезет.

— Хорошо, Мулев, потом я займусь с вами индивидуально, — отвечаю я под общий смех.

— Товарищ лейтенант, чувствую, индивидуально у меня не получится. Лучше я с коллективом, — в тон мне отвечает Мулев.

Опять дружный смех. Настрой ничего, интонацию, кажется, нашли.

— То-то, Мулев. Отрываться от коллектива нельзя…

Стрельбище. Всей заставой отрабатываем огонь по появляющимся целям. Рогозный — на исходном рубеже у телефона, командует показчиками, я — на огневом, руковожу стрельбой. В смене три человека, столько же показчиков там, в поле, в блиндажах, в ста пятидесяти метрах отсюда. У одного из них, а конкретно — у ефрейтора Трофимова, к уху привязана телефонная трубка. Рогозный командует: «Показать!», Трофимов дублирует его команду голосом (да так, что даже здесь, на огневом, слышно!), и все три мишени синхронно появляются над рыжеватыми брустверами блиндажей. Все поле перед нами до самого леса и справа, до тех пределов, где обрывается круто к морю, густо усеяно кустами жимолости с перезрелой уже, сморщенной ягодой темно-фиолетового цвета. И тут, на огневом рубеже, очередная смена тоже ложится прямо в жимолость, черня ею свои сапоги и обмундирование, — так много ее в этом году уродилось!

В тихие погожие дни, когда стрельбище отдыхает от наших выстрелов, здесь кормятся птицы и всякое зверье, забредают полакомиться даже заставские коровы, хотя вся эта территория и обнесена деревенским двухпрясловым забором. Сюда же ходит наш повар Ульямиша, собирает ягоду для своего фирменного узварчика. А Женя, жена Рогозного, варит из нее варенье. Угощала меня. Потрясающая штука! Бальзам. Правда, сейчас нам не до этого. Кому в голову придет смотреть себе под ноги и обходить кусты, когда мишень появляется всего на пять секунд! Надо успеть изготовиться, прицелиться и произвести выстрел. И попасть, разумеется, что тоже немаловажно.

В очередной смене стреляет Ульямиша. Повар на заставе — фигура заметная по многим причинам, и, как водится в подобных случаях, без подначки тут не обходится: «Повар, покажи класс! Миша, ударь бронебойным по молоку…»

— К бою! — командую я. — Заряжай! — И после того как появляются мишени: — Огонь!

Только захлопали первые выстрелы, как за моей спиной кто-то нервно закричал:

— Прекратить стрельбу! Прекратить!..

Я обернулся. От исходного рубежа к нам бежал взъерошенный Рогозный и отчаянно размахивал руками. Все это было обращено через наши головы куда-то в поле, к блиндажам. Скорее инстинктивно, чем осмысленно, я кинулся к Ульямише, который все еще продолжал целиться, и снизу вверх под цевье подбил его автомат. Короткая очередь, помеченная трассирующими пулями, ушла в небо, и в этот же момент я увидел, что прямо в секторе огня к нам бежит человек.

— Какого черта, Трофимов! — зло выругался Рогозный, когда тот, кто бежал от блиндажей, остановился перед огневым рубежом, точно наткнувшись на невидимое препятствие. — Вы что, с ума спятили?

Да, это был Трофимов, ефрейтор, пограничник второго года службы, человек опытный во всех смыслах, и тем неожиданней выглядел его поступок. То ли от быстрого бега, то ли от пережитого только что страха он не мог вымолвить ни слова. На нем, что называется, лица не было.

— Пять суток ареста! — отчеканил Рогозный, уже вполне владея собой.

Наступила неловкая пауза. Смена продолжала лежать на огневом рубеже в том положении, в каком застала ее команда, на исходном — выжидающе притихли остальные.

— Товарищ капитан, разрешите доложить… — запинаясь, вымолвил наконец Трофимов. — Там гадюки в блиндаже. Целый клубок… — И он для убедительности развел руки (совсем как охотник с картины Перова), показывая всем, какой по размеру был клубок гадюк.

Рогозный, видно, окончательно остыл.

— Отставить пять суток ареста! Пять нарядов вне очереди! — И, не повышая интонации: — Соображать надо, Трофимов, у вас же телефон… — И он ткнул пальцем в трубку, привязанную к уху нашего незадачливого показчика.

Как ни драматичен был момент, никто из нас не смог удержаться от смеха. Смеялся и сам Трофимов…

Политзанятия. Ленинская комната. Тепло, уютно. Мои подопечные деловито шуршат конспектами. Это прогресс. Ульямиша старательно ищет на политической карте мира государство Свазиленд. Это вообще переворот. По крайней мере, в его сознании, потому что месяц назад нашему повару и в голову не пришло бы искать на карте какой-то там Свазиленд или Ботсвану. Без ложной скромности отношу сии достижения на свой счет и, если откровенно, горжусь этим. А Стас еще смел намекать на то, что у меня не все в порядке с честолюбием! Правда, радоваться мне еще рано. Есть тут у меня один. Буквально замучил вопросами, житья не дает. Чуть что: «Товарищ лейтенант, прошу объяснить…» — и выдает. Иной раз такое отмочит! Как-то спрашиваю у него: «Послушайте, Завалишин (фамилия у него такая, исторически известная), вы, случайно, не из декабристов будете?» «Так точно, — отвечает, — из декабристов, предок у меня в Сибирь по этапу ходил». А у самого физиономия так и сияет, будто это он сам по этапу прошел и вся его пытливая, свободолюбивая и демократическая натура — суть их фамильной родословной. Поначалу мне казалось, что это у него возрастное: привык в детстве каверзные вопросы задавать. А потом понял: нет, просто человек так себя утверждает. Один на стрельбище — меткой стрельбой, другой на НП — наблюдательностью, третий дрова рубит — любо-дорого посмотреть, а вот Завалишин таким образом — эрудицию демонстрирует. Только мне эта его эрудиция поперек горла встала. Как слышу его голос, звонкий и ясный, сдается мне — кто-то команду «Застава, в ружье!» подает. Готовлюсь, как к схватке. С одной стороны, может, это и хорошо — в любом деле нужна своя щука, чтоб карась не дремал, — но только в роли карася выступать приятного мало, да и перед подчиненными неловко. А вот разумного выхода из создавшейся ситуации пока не вижу. Можно, конечно, власть употребив, оборвать раз-другой Завалишина, поумерить его прыть, объяснить, что его вопросы не по теме и задавать их следует на досуге, но, чувствую, это будет неубедительно. «Ничего не доказывает тот, кто доказывает грубо» — так, кажется, гласит народная мудрость, а народную мудрость следует уважать. Ну вот, опять Завалишин руку тянет…

Срочный вызов с НП. Бегу через стрельбище на дальний мысок. Три минуты пограничной рысью. Проверено по часам. Конечно, можно и не бежать, ситуация предельно ясна — цель двигается по кромке нейтральных вод, — но желание увидеть потенциального нарушителя собственными глазами толкает меня вперед. Краем глаза успеваю заметить в районе блиндажей черное пятно на рыжем фоне. Это Дон Карлос, наш бык, краса и гордость заставы. На почтительном расстоянии от него держится остальное стадо. Это, я понимаю, субординация!..

В окулярах ТЗК застывает четкий силуэт рыбацкой шхуны. Наша старая знакомая — «Юсе-мару» рыщет у кромки нейтральных вод. Коварство «Юсе-мару» нам хорошо знакомо и, честно говоря, наскучило уже. Вечером, поближе к ночи, она, не зажигая бортовых огней, по-воровски войдет в наши воды и поставит сети. И снова весь день будет рыскать по кромке нейтральных вод, выжидая и играя у нас на нервах. А на следующую ночь попытается поднять сети и, если все благополучно, возьмет рыбу и уберется восвояси. Наш «Казбек» уже неоднократно наводил на «Юсе-мару» пограничные корабли, но… мощный ее локатор работает, на нашу беду, безотказно. К тому же сендо [3] там — битый волк. Всякий раз «Юсе-мару» успевает вовремя сняться и уйти в нейтральные воды…

3

Сендо — шкипер, капитан судна.