На сеновал с Зевсом
Шрифт:
— Сдурела, твою мать?! Выперлась на дорогу, идиотка старая! — в унисон моим мыслям проорал мужской голос.
— Сам старый! — плаксиво огрызнулась я через плечо, безропотно проглотив «идиотку».
— Эй, тетя! — мужчина приблизился и бесцеремонно потряс меня за плечо. — Шла бы ты, пока цела!
— Я бы пошла, но не могу: шпилька застряла! — шмыгнув, пожаловалась я.
— Шпилька? — судя по тону, он сильно удивился, наверное, думал, что я обута в дедовские лапти. — А ну, поворотись-ка, сынку!
Я узнала цитату: эти самые слова говорил своему сыну Андрею Тарас Бульба. Дальше по тексту следовал нелестный отеческий комментарий:
— Пардон, мадам! Старуху я беру обратно.
— А идиотку? — насупилась я.
— А идиотку, увы, вынужден оставить! — Грубиян присел, склонил голову к плечу и со здоровым интересом осмотрел мои лодыжки. — Нормальные девушки на шпильках по лужам не бродят! Какая нога застряла? Эта?
И он крепко ухватил меня за щиколотку.
— Эй, полегче, я чуть в лужу не упала! — возмутилась я, с трудом выправив равновесие.
— Так тебе же не привыкать! — хмыкнул нахал.
Его пальцы ощупали мою ногу, нырнули в воду и завозились с застежкой туфли. Вскоре я почувствовала, что стопа освободилась из английского кожаного капкана с перепоночкой, и закачалась, стоя на одной ножке. До меня с запозданием дошло, что для организации нормального пешеходного движения мне необходимы две ноги одинаковой длины. От природы они у меня именно такие, но наличие обуви на одной конечности и отсутствие ее на другой неизбежно должно было повлечь за собой перекос всей фигуры.
— А туфлю, туфлю вы вытащите? — заныла я.
— Не горюй, спасем и туфлю! — спасатель стрельнул снизу вверх веселым взглядом и спросил:
— Тебя как зовут?
— Индия! — надменно ответила я, хотя обычно демократично представляюсь Инной.
Просто захотелось как-то скомпенсировать невыигрышную для себя ситуацию.
— Да иди ты? Целая Индия? — удивился весельчак, активно шерудя в непроглядно темной воде двумя руками. — Повезло тебе! Я вот, например, всего лишь Саша. Но ты, если хочешь, зови меня Алехандро.
— Ладно, можно просто Инна. — Я великодушно поступилась толикой величия. — Вы с туфлей-то поосторожнее, она мне дорога!
«Да, дороже, чем тебе, эти туфли обошлись только Денису!» — поддакнул проснувшийся внутренний голос, вспомнив цифры на ценнике.
— Не реви, — продолжая яростную борьбу за освобождение ног и туфель, сквозь зубы сказал Саша-Алехандро.
И затянул в такт своим вращательным движениям:
— Наша Инна громко плачет, уронила в речку…Туфлю! Тише, Инночка, не плачь! Не утонет в речке туфля!
— Да вы поэт! — хмыкнула я.
— Крак! — согласно треснуло внизу.
— Что такое? — Я с подозрением присмотрелась к Сашиной добыче.
— Знаешь, что я тебе скажу, Инна? Медики утверждают: обувь на высоком каблуке вредна для здоровья, — пряча руки за спиной, сообщил он.
— Вы сломали каблук?! — грозно засопела я.
— Это не я, он сам сломался! — Горе-помощник опасливо продемонстрировал мне получившуюся тапку-балетку.
— Отлично! — горько сказала я. — И как же я теперь пойду в разновысоких туфлях?
— Как в песне! «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам!» — захихикал этот косорукий любитель детской классики. — Кстати, можно и босиком.
— Сами бегите по лужам босиком! —
огрызнулась я и сложила губы перевернутым полумесяцем, собираясь зареветь.Что еще делать в этой ситуации, я не знала.
— Тихо, тихо! — заволновался мой бестолковый спасатель. — Плакать-то не надо! И без того вокруг сплошные лужи, зачем еще дополнительно сырость разводить?
— Очень смешно! — навзрыд сказала я.
Тогда Алехандро прекратил разговор, подхватил меня на руки и понес к своей машине.
Честно говоря, чего-то в этом духе я ожидала, так как привыкла к тому, что мужчины совершают ради меня небольшие подвиги. Тем не менее меня охватило волнение. На руках через бескрайнюю лужу меня в последний раз переносили много лет назад, когда я была студенткой филологического факультета и проходила фольклорную практику в глухой кубанской деревне. Сельский Казанова, имя которого я давно и безнадежно забыла, надеялся, что в награду за благородное деяние я подарю ему свою любовь. Акт дарения предполагалось совершить на сеновале, который высился как раз на другом берегу разливанной лужи, и в процессе переправы мне пришлось убеждать кавалера, что столь великое вознаграждение неадекватно его скромному подвигу. Не знаю, что его проняло — увещевания или частые удары пятками, но до сеновала мы не доплыли, с полпути повернули обратно. Однако, трепеща в объятиях дерзкого юного агрария, я успела здорово переволноваться.
«Воистину, всё повторяется!» — молвил внутренний голос, крайне несвоевременно ударившись в философию.
Мой нынешний спасатель был и постарше, и покрепче того деревенского юнца, в связи с чем угроза скоротать остаток ночи в каком-нибудь стогу была вполне реальной.
— Эй! Куда вы меня тащите?! — Я рыбкой забилась в тугом захвате мускулистых рук.
Это был даже не вопрос, а чистая формальность: я прекрасно видела, что мы целенаправленно гребем к его машине. Внутренний голос, вместо того чтобы оказать моральную поддержку, задумался, можно ли считать «Лексус» новым русским вариантом старого русского сеновала. Пугающую уверенность в положительном ответе внушали как решительность мачо Алехандро, так и габариты его авто: в нем запросто могли поместиться и удобный мексиканский стожок, и пара-тройка рубщиков тростника с зазубренными мачете в придачу.
— Нет, я не хочу! — завибрировав, вскричала я.
А в следующий момент увидела в боковом зеркальце машины свое отражение.
«Вот это картина!» — ахнул мой внутренний голос.
И я без объяснений поняла, что он имеет в виду отнюдь не живописное полотно «Похищение Европы», сюжетно близкое к сложившейся ситуации. Кто не помнит — там Зевс в образе быка мчит украденную им красавицу Европу по морским волнам к невидимому за горизонтом сеновалу.
Так вот, я походила не на прекрасную Европу, а на ужасную Африку: с ног до головы черная, страшная… Да это Алехандро должен был в голос орать: «Нет, нет, я не хочу!»
Я сразу перестала тревожиться относительно программы развлечений на эту ночь, позволила новому знакомому усадить меня в машину и настолько успокоилась, что даже вспомнила об оставленной на произвол судьбы тачке Бронича. Точнее говоря, я вспомнила об оставленной в его тачке своей сумке.
— Я прошу прощения, но у меня к вам большая просьба, — подчеркнуто вежливо сказала я, стараясь суперобразцовым поведением компенсировать недавнюю истерику. — Видите во-он ту машину?
Сформулировать свою просьбу я не успела.