На сеновал с Зевсом

Насколько плохо мы знаем самих себя и как мало понимаем планы мироздания! Когда через несколько минут выяснилось, что Маруся действительно нашлась, это нисколько, ничуточки, ну ни капельки меня не обрадовало.

Маруськина сестра Дахамиль, одной рукой придерживая сползающий с узких плечиков белый халат, нервно курила на лестничной площадке у входа в отделение интенсивной терапии. Дым, который девчонка выдыхала в форточку, сквозняком задувало обратно, и сизое облако над головой курильщицы добавляло объема ее взлохмаченным кудрям.

— Даша! — позвала я.

Она повернула голову на голос, но посмотрела сквозь меня, словно я тоже была прозрачной, как дымное облако.

— Дашенька, у кого инфаркт? — спросила я, подойдя поближе.

— Инфаркт у мамы, — безжизненным голосом ответила девчонка, затушив сигарету прямо о подоконник. — А у папы инсульт.

— Ничего себе! — брякнул Алехандро. — Чего так сразу-то?

А я уже догадалась, что маминым инфарктом и папиным инсультом беды семейства Жане отнюдь не исчерпываются:

— Это из-за Маруси?

— Маретой ее звали! — неожиданно окрысилась на меня Даша. — Маретой, ясно вам?!

Она сцапала болтающиеся бязевые рукава, закрыла ими лицо и глухо завыла. Под пальцами, прижавшими халатные манжеты, задрожали, как выпученные слепые глаза, две желтые костяные пуговицы с обломанными краями. Я не вынесла этого зрелища и тоже всхлипнула.

— Ты-то хоть не реви! — шепотом прикрикнул на меня Алехандро. — А ну, отодвинься!

Он крепко взял меня за талию (причем в этом не было ни грамма чувственности) и переставил в угол, как тумбочку или табурет. В углу просторной площадки до меня с большим комфортом помещался один раскидистый фикус в деревянной кадке. Я обессиленно присела на край дощатой емкости с почвогрунтом и сквозь завесу жестких фикусовых листьев, всхлипывая и кривя губы, уставилась на парочку у окна.

О чем они шепчутся, я не слышала, но видела, что Алехандро одной рукой обнимает Дашу за плечики, а другой размазывает по ее голове дымное облако. И Дашенька не вырывается, не дичится, а прижимается виском к выпуклому бицепсу мачо и что-то ему рассказывает.

«Очень душевненько!» — не выдержав, желчно буркнул внутренний голос.

— Цыц! — сказала я ему, великодушно подавив собственническую ревность (в конце концов, это не мой мачо. То есть пока еще не мой!). — Не будем мешать майору Романову!

Чтобы не мешать «майору», я даже осиротила фикус и тихонечко спустилась на этаж ниже. Там тоже был фикус — поменьше, а кроме него имелся автомат с напитками. Я взяла себе воду с малиновым сиропом и плаксиво хлюпала ею до прихода Алехандро.

— Ну, что, Индия? У меня для тебя две новости, одна плохая, другая тоже не очень, — сообщил он, бесцеремонно отнимая у меня стаканчик. — Фу, что ты пьешь?

Остатки малиновой водички розовым дождиком пролились на редкую крону малолетнего фикуса. Взамен в опустевший стаканчик была налита коричневая жидкость из плоской фляжки:

— Вот это выпей.

— Я не хо… — заупрямилась я и едва не захлебнулась коньяком.

— Хо или не хо, а бу! — наставительно сказал мачо, бестрепетно вытирая мою мокрую физиономию бумажной салфеткой. — Успокоилась?

Успокоилась я главным образом потому, что не привыкла пить крепкое спиртное стаканами и после принудительного приема лечебного коньяка должна была как следует отдышаться.

— Молодец, — похвалил Алехандро, мягко (уже не как предмет мебели) обнимая меня за талию. — Пойдем из этого чертога скорби.

— Какие новости-то? — напомнила я, когда смогла говорить — уже в машине.

— Страшные и ужасные, — буднично ответил мачо. — Эта Марета, она тебе кем была?

Я отметила это выразительное «была» и поняла, что одну очень плохую новость мне уже сообщили.

— Мы вместе работали, — ответила я, мужественно преодолевая порыв разреветься раньше, чем совершенно точно узнаю повод. — А… Что с Марусей?

— Уже ничего, — ответил жестокосердный мачо, заводя мотор. — В морге твоя Маруся. Подробности нужны?

— Пока нет, — я зажмурилась и помотала головой. — Вторая плохая новость какая?

— Вторая-то? — Алехандро заложил крутой поворот направо и заодно подарил мне долгий испытующий взгляд. — Сестричка погибшей винит в ее смерти тебя!

Лифт опять не работал, но на этот раз я не нуждалась в подъемнике: распирающие меня эмоции с успехом могли заменить ракетный двигатель. По лестнице я неслась через две ступеньки и едва не сбила с ног нашу управдомшу Гусеву. Окруженная ароматом наваристого борща, она чинно шествовала сверху вниз с дымящейся кастрюлей в руках и едва не расплескала свое варево, уступая мне дорогу.

— С ума сошла, оглашенная? — недовольно крикнула мне вслед борщеносица. — Ты вообще в курсе, что мы боремся за звание дома образцового содержания? Кто так по лестнице ходит?

— Прощу прощения, — бросила я на бегу, не позволив втянуть себя в дискуссию о том, как именно следует ходить по лестнице жильцам дома образцового содержания.

И так ясно, что в идеале все мы должны делать это степенно, не нарушая безопасности двустороннего движения и не провоцируя ДТП с участием кухонного снаряжения.

— И подружке своей скажи, чтоб не мяла клумбу! А то думает, раз завела себе модного кобеля, так можно топтать наши нарциссы! А мы боремся! — проорала мне вслед уже невидимая управдомша.

— Модного кобеля? — Я слегка сбавила скорость подъема, но не изменила направление движения: я и так бежала к Трошкиной.

Мне хотелось поделиться с доброй подруженькой своими скверными новостями и получить от нее совет и утешение, но после слов управдомши у меня возникло еще одно желание: посмотреть наконец на Алкиного нового бойфренда. До сих пор самым модным из всех ее кобелей был, безусловно, мой единокровный братец, и я с трудом могла вообразить себе мужчину, способного перещеголять Казимира Великолепного по части гламура с кутюром.

Звонком я пренебрегла, стучаться тоже не стала, просто с разбегу ударила в подружкину дверь плечом, ворвалась внутрь и тут же запуталась в каком-то плотном полотнище. Под потолком троекратно крякнуло, и полотнище рухнуло на пол, увлекая за собой и меня.

— Кузнецова! — всплеснула руками прибежавшая из кухни Трошкина.

В одной руке у нее был острый ножик, в другой — большая белая кость, вся в серо-бурой щетине отварного мяса. Пряча аксессуары Бабы-яги за спину, подружка неласково спросила: