На стороне мертвецов

— Чего… не казать?

— Шо я фабричная! Она думает, шо я у когось в услужении вже була… а я шустрая просто! И сообразительная! И вчусь швидко, и работы не боюсь, и… я батюшке вашему про Марьянку и медведя все как есть обскажу, только оставьте!

— Ты ж боялась! И Потапенко сейчас тут, у нас…

— Ну так они же уйдут — а потим его батюшка ваш и вовсе заарестует! И намордник оденет — чи як там перевертнев арестовывают? А шоб в горничных остаться — оно и жизнью рискнуть можно! Тут же… Комната! — благоговейно выдохнула она. — Лише мне, та той Маняшке дурной! На двох! Вы ж бачили наш барак, панычу: тут и хвориют, и помирают, и детей делают! А здеся прямо в доме мыльня есть, хоть кажинный месяц стирайся да мойся! Навить… зимой! — благоговения в голосе прибавилось. — А ще мне барыня… тетенька ваша… платье обещала, и ботинки, и фартук, и… жалованье! — Леська захлебнулась эмоциями. — И за все це — не на фабрике горбатиться, а посуду мыть, в теплой-то воде? Или думаете мне сложно с ранку камины почистить да пол отскоблить? Да я, если хотите знать, на смену до света вставала — как гудок прогудит, так и вскакивала! А там на чесальной машине до самого темна, а тут… на рынок… с корзинами… хучь солнышко повидаю, с самой деревни его не бачила… Да я… пану старшине всё про его дела прям в лицо выскажу! А, грець с ним, могу даже в морду! И пусть жрет — лишь бы хоть трошечки… — она на ногте отмерила как немножко. — …в горничных эдакой-то барыней пожить! Паныч! — Леська истово рухнула на колени. — Пущай меня оставят! Хоть тетушка, хоть батюшка… хоть кто! А уж я отслужу, я отработаю! — и принялась кланяться, колотясь лбом об пол, как в церкви перед иконой. — У вас кимната самая чистая во всем доме будет, и сапоги я вам отчищу, и рубаху заштопаю и… и ежели еще чего захотите, так с нашим удовольствием! — и Леська поползла к нему по полу, заставив шарахнуться снова, и плюхнуться на оказавшуюся за спиной кровать.

— Чего… захочу?

— А ничего, ежели не захотите, а ежели захотите, так только пальчиком поманите, хоть самым мизинчиком…

— Встань немедленно!

— Как скажете, барич! — немедленно согласилась Леська и поднялась… походя крепко притершись грудью об его колени. — Бачите, якая я вам послушная! И я вас бильше не боюсь!

— А-а… почему ты должна меня бояться?

— Ну коли у вас заместо лица щось навроде черепа зьявляется — хибы, думаете, не страшно? — снисходительно поглядела на него Леська. — Я в перший раз биля колодца як побачила — так з перепугу ажно про того медведя позабыла!

«Что-то вроде черепа… вместо лица…» — мысли крутились яростной каруселью, только что владевшее им смущение мгновенно позабылось. Полицмейстер был прав — «чуда с мертвой головой» и впрямь существовала. И эта чуда — он.

— Я… Поговорю с отцом… когда уйдут… а сейчас ты иди… Иди, иди… Стой!

— Стою, паныч, стою…

— Расскажешь отцу, что той ночью видела — а лишнего не болтай!

— Лишнее — це що у вас, панычу, череп час вид часу из головы наружу торчит?

Митю передернуло:

— Совершенно лишнее!

— И шо вы з панночкой-ведьмой дружбу водите? — еще невинней спросила девчонка.

— И про нее тоже! И это… ты… — надо было сказать хоть что-нибудь, переключить девкино внимание, как скорость в автоматоне…

— Я, паныч! — согласилась Леська и вдруг плавным движением скользнула обратно. Прижалась к нему всем телом и ее глаза, и губы оказались близко-близко, а уж грудь… грудь была близко, ну вот совсем! Митя понял, что внимание переключили как раз ему. Замер, растопырив руки и сам не понимая, чего ему хочется — оттолкнуть эту пованивающую немытой одеждой девку, или наоборот, прижать крепко-крепко… а от одежды и избавиться можно…

В дверь звучно и резко постучали и… не дожидаясь, пока ответят — распахнули. На пороге стоял Ингвар. Его глаза пару мгновений подслеповато моргали, когда он растерянно глядел на застывшую посреди комнаты пару, потом он вдруг резко, в один миг покраснел — точно за щеками вспыхнули два красных огонька, шумно, как конь, выдохнул, пробормотал:

— Извините! — и так же шумно захлопнул за собой дверь.

Митя судорожно дернулся — и отскочил от Леськи.

— Ты… — повторил он — взгляд его отчаянно шарил по комнате, глядел он куда угодно, только не на Леську. — Он… Ингвар… — наконец глаза его остановились на заваленном едой подносе, и он почти прокашлял. — Ему… ты обед отнесла?

— Обед? — Леська замерла. Подняла голову. Посмотрела на него. Отстранилась. — Никак нет, паныч. — обронила она с холодностью, достойной… ну и впрямь, княжны Трубецкой. — Я об вас пеклась.

— Ну ты это… Об нем тоже… попекись… — Митя чувствовал одновременно и облегчение… Она сейчас уйдет! И сожаление: она ведь сейчас уйдет.

— Как скажете, паныч! — еще холоднее кивнула Леська, споро собирая все на поднос. Подхватила немалую тяжесть и покачивая бедрами под ветхой юбчонкой, пошла к дверям. Остановилась. — Ну так я пошла? — спросила, не оглядываясь

— Иди. — пробормотал Митя.

— К панычу Ингвару?

— К панычу. — согласился Митя.

Дверь звучно и зло хлопнула.

— Это она… обиду выразила? Какая-то… горничная… фабричная девка… Она всерьез думает, что я могу ею заинтересоваться? Как… ну хотя бы как Лидией? Предлагать себя… ради комнаты и еды… гнусность низших сословий…

Метавшийся по спальне Митя вдруг остановился, осененный неприятной мысль. Значит, обитатели бараков на самом деле… ПОНИМАЮТ насколько чудовищна их жизнь? Они такие же люди… как нормальные люди? Тоже хотят хорошей еды, теплый дом, девушки — красивые платья… Леська… модистка Эсфирь, которое взяла платье Лидии и… и… Одна четкая и практичная мысль изгнала все рассуждения об устройтстве общества.

— Как сказал ротмистр? Убивают людей незначительных? До которых никому и дела нет? А если… если… Мне нужно поговорить с отцом! — Митя метнулся к двери, распахнул, выскочил в коридор, добежал до лестницы…

Снизу доносились негромкие голоса и звон посуды. Митя остановился — вломиться в столовую сейчас было решительно невозможно! От аппетитных запахов опять забурчало в животе, Митя шагнул обратно к комнате — он ведь так и не поел! И застонал сквозь стиснутые зубы, хватаясь за перила лестницы. Он ведь сам отправил Леську с подносом к Ингвару! И мстительная девка унесла — все! Даже уже наполненную для него тарелку!

[1] Продукт, созданный с нарушением прав собственника на торговую марку

Глава 23. Сюрприз и еще один сюрприз

— Благодарю вас, княжич! Ждан Геннадьевич, Александр Иванович! Да, с раннего утра, всенепременно! — внизу метались тени. Вот отец раскланялся с гостями — огонек в газовом рожке дрогнул, длинная тень побежала по стенам. Рокотали голоса в ответ, наконец, хлопнула дверь, загрохотали колеса по мостовой, гулко зацокали копыта… господа разъехались.

— Ежели я вам не нужен, Аркадий Валерьянович, то пойду, пожалуй, спать. — устало вздохнул Свенельд Карлович. — День был суматошный, а завтра до рассвета я выезжаю. Будить вас не стану, так что позвольте заранее распрощаться.

— Понимаю… Людмила позаботится о завтраке для вас, Свенельд Карлович, ну и с собой в дорогу…

— День и впрямь был тяжелым. — холодно обронила тетушка.

— Не стоит беспокоиться ради меня, Людмила Валерьяновна, я поем уже в имении. — в холодности Свенельда Карлович мог с тетушкой поспорить — как ледяные горы северных морей с ледоставом на реке.

— Через пять часов дороги? — хмыкнул отец. — Людмила, я понимаю, как ты устала с непривычки… так что просто оставь поручение кухарке, ты ведь наняла кухарку? И передай ей, что обед не слишком удался — право же, как в трактире! Надеюсь, с завтраком у нее лучше выйдет — и это будет не каша.

— Но… каша полезна! Наша маменька всегда…

— Я с тех пор вырос, сестрица. — отец начал медленно подниматься по лестнице.

— Аркадий, нам надо серьезно поговорить! — решительно выпалила тетушка.