На стороне мертвецов
Шрифт:
— В городе об этом говорят. — не отрываясь от пристального изучения собственных пальцев, обронил жандармский ротмистр. — Не в обиду, Михал Михалыч, но завидев патруль ваших стражников, обыватели сворачивают в сторону. Прислуга опасается ходить после темноты. Среди фабричных изрядное напряжение. По рынкам ходят чудовищные слухи.
— И как: задранных людей оборотни только для себя в котелках варят или еще пирожникам на начинку сдают? — деловито поинтересовался Меркулов. — Женский палец с кольцом в пирожке уже нашли?
— Ухо с сережкой. — ротмистр глянул на него с любопытством.
— Никакой
— А что бы вы предложили, Аркадий Валерьянович? — заинтересовался ротмистр.
— Шо вы таке кажете, панове! — жалобно прогудел Потапенко. — Я ж теперича жодного пирижечка зъисты не зможу!
— Больно нежный вы, старшина! — теребя «ласточкины хвосты» бороды, буркнул губернатор. И вдруг шарахнул кулаком по столу. — Прекратить! — он обвел собравшихся тяжелым взглядом, особенно остановившись на Меркулове. — Вы слышите меня, господа? Немедленно извольте прекратить безобразия во вверенной мне губернии!
— Какие безобразия ваше превосходительство имеет в виду… — после недолгого молчания поинтересовался Меркулов. — Убийства или порочащие казацкую стражу слухи?
– И те, и другие. — отрезал губернатор. — Нам не нужны волнения среди обывателей, так что извольте как можно скорее найти этого… медведя, оборотня, или кто он там, и успокоить город!
«Оборотня, несомненно…» — подумал Аркадий Валерьянович. Существование свидетельницы он хранил в абсолютной тайне — попросту не сказал никому, что Леська видела медведя.
— Оборотня, ваше превосходительство! — дверь с шумом распахнулась, и полицмейстер валился внутрь. — Более того, вот этого оборотня! — и грозно вытянутый перст уткнулся… в Потапенко-младшего.
Тот яростно глянул на полицмейстера, из груди его вырвалось негромкое раскатистое рычание.
Полицмейстер невольно шарахнулся, но тут же заорал:
— Видите? Слышите? Убийца!
— Что же навело вас на подобную мысль, Ждан Геннадьевич? — холодно спросил Меркулов. — Кроме, конечно, несдержанного поведения хорунжего Потапенко.
Казацкий старшина немедленно повис у сына на плече, почти прижимая того к стулу.
— Расследование, ваше высокоблагородие, то самое расследование, в небрежении которым вы нас попрекали. — с приторной вежливостью, более оскорбительной, чем любая грубость, ответствовал полицмейстер. — Я нашел свидетельницу! Девчонку одну…
Меркулов вздрогнул — полицмейстер добрался до Леськи?
— Где нашли? — быстро спросил он.
— Сама пришла. Можно сказать, прибежала. — важно объявил полицмейстер. — Доверяют мне люди, я ведь здесь давненько… — многозначительным тоном объявил он.
«Что-то эти самобеглые девчонки… зачастили. Прям как поезда рейсовые» — вспоминая дело Бабайко, подумал Меркулов-старший. Там ведь тоже все началось с прибежавшей девчонки.
— И рассказала… — полицмейстер многозначительно протянул паузу, пока нахмурившийся губернатор не бросил:
— Ты, Ждан Геннадьевич, или говори давай… или садись, да помалкивай.
— Как будет угодно вашему превосходительству! — с чопорной обидой скривился полицмейстер и отрапортовал. — Свидетельница заявила,
что видела, как Фирка Фарбер отправилась на свидание с мужчиной!— Какое нам дело… — нетерпеливо начал губернатор.
— И мужчиной тем был Потапенко! — снова ткнул пальцем полицмейстер, и тут же уточнил. — Потап который, младший! Не знаю, что у них там вышло, может, захотела слишком много девка непотребная…
— Не смейте ее так называть! — хорунжий вскочил с чудовищным ревом и ринулся через стол на полицмейстера, в прыжке преображаясь.
— Сынку, нет! — взревел старший, но клыкастая пасть уже распахивалась перед побелевшим полицмейстером…
Аркадий Валерьянович шагнул вперед… и опустил окованное серебром пресс-папье со стола губернатора на голову не до конца перекинувшегося оборотня.
Пресс-папье кракнуло — и малахит расчертила трещина. Тяжелое получеловечье, полумедвежье тело с грохотом рухнуло у ног полицмейстера.
В губернаторском кабинете повисла тишина.
— Э… благодарю вас, Аркадий Валерьянович! — промямлил полицмейстер. — Вот! Оборотень меня убить хотел! У кого-нибудь еще остались сомнения?
— У меня, и преизрядные. — немедленно объявил Меркулов. — Вы можете вообразить себе, господа… — он обвел долгим взглядом присутствующих. — …чтобы мужчина, за оскорбительное слово о возлюбленной лезущий в драку, стал бы ее… жрать?
Лежащий на полу Потапенко мучительно застонал, вновь принимая людской вид.
— И-и, ваше высокоблагородие! — с явным превосходством в голосе протянул полицмейстер. — Понимаю, обидно, когда мы, провинциалы, вас, почитай, князя питерского сыска, вдруг да обошли. Однако сами знаете, когда оборотень людского ума лишается, тут уж не до возлюбленных!
— Считаете нападение на вас, Ждан Геннадьевич, признаком оборотнического безумия? — обронил ротмистр Богинский.
— Считаю, что хорунжий Потапенко, медведь-оборотень, гулял с Фиркой Фарбер, швеей, чему имеются свидетели, видевшие их разом! После чего оную Фирку нашли загрызенной, и не кем-нибудь, а медведем, а тело спрятанным в дворовом нужнике.
Младший Потапенко судорожно вздрогнул.
— Что полагаю достаточным основанием для ареста вышеуказанного хорунжего. — продолжал полицмейстер.
— Довольно! — рыкнул Потапенко-старший и тяжело ступая, направился к сыну. Присел рядом на корточки, взял за плечо. — Сынку! Тебе шо ж, взаправду та Фирка глянулась? Як так? Она ж не такая была, шо погулеванил и бросил, а по-честному жениться, так она — иудейка, ты — православный оборотень, кто б вам дозволил?
— Придумали б щось. — не поднимая головы, прогудел сын.
— Придумали б… — повторил казацкий старшина, вдруг поднялся, и глядя в глаза Меркулову, отчеканил. — Ваше высокоблагородие господин начальник Департамента! То не сын, то… я! Я Фирку загрыз! И не с оборотнического безумия, а по расчету. Боялся, что сынок на ней жениться захочет и карьеру себе поломает. Берите меня, ваше высокоблагородие! — и он принялся дрожащими руками отстегивать казачью шашку с пояса.
— Батьку! — его сынок сел на полу, уставившись на отца в изумлении. — Ты шо… озверел?