На страже Империи. Том 2
Шрифт:
Вот, из-за своего стола поднялся тот самый граф, командир двух склочных баронов. Вальяжно подошел к столику Васи, неторопливо усевшись на скрипнувший стул.
— Хотелось бы задать вопрос, если можно, господин сотник! — произнес молодой человек. Я скривился. Это было сказано так громко и так нарочито медленно, что и последний идиот поймет — готовится какой-то выпад. Но против кого?
Впрочем, интрига держалась недолго. И ответ меня совсем не порадовал.
— Да, задавайте, граф. — негромко ответил Шувалов.
— А можно узнать… — еще сильнее повышая голос, словно говорил с глухим,
Глава 14
Провокация
В столовой повисла гробовая тишина. Даже ложки перестали стучать по тарелкам. Молодой графский сын вызывающе смотрел на Шувалова. Княжич собирался было открыть рот для ответа, но я нарушил тишину первым:
— А напрямую у меня ты, значит, спросить не решился. Постеснялся, твое сиятельство? Или… испугался?
Взгляды всех присутствующих скрестились на нашей маленькой компании. Сидевшая возле меня Юля чуть вжала голову в плечи. Обернулся к нам и сам граф.
— Мы, кажется, не переходили на «ты», барон. И только что вы прилюдно нанесли мне серьезное оскорбление, обвинив в трусости! Не мне с моим мастерством бояться какого-то захолустного барона. И ваши дешевые провокации на меня не…
Я картинно зевнул — так громко, как только сумел. Этот тип, похоже, сразу решил перейти к излюбленному приему всякой крысы — обвинять других в своих грехах.
— Так много слов — и ни одного по делу. У тебя талант, незахолустный небарон. Или кто ты там…
Теперь он привлек мое внимание достаточно, чтобы я решил его разглядеть. Среднего роста, одетый не в темно-синюю униформу, а в светло-зеленый родовой костюм-тройку с ярко вышитым гербом на груди и большими бронзовыми пуговицами. Редкие русые волосы, прищуренные глаза неопределенного цвета. Узкое напудренное лицо скрючено в презрительной гримасе.
Только вот уж больно твоя презрительность напускная, показушная — это и дурак заметит. Похоже, смелости графчику придает лишь нескончаемый поток слов, льющийся изо рта.
Вот он и не может никак прекратить.
— Я попрошу вас обращаться ко мне в соответствии с титулатурой! Вы, барон, продолжаете ходить по о-очень тонкому льду, разговаривая с вышестоящим так непочтительно. Кто командир вашей пятерки? Почему он вообще позволяет вам открывать рот?!
Я обернулся на девушек и Виктора. Граф тоже устремил взгляд к немцу — самому старшему и солидному на вид из нашей группы. Мы пару секунд молча переглядывались… а потом заржали во весь голос, нарушая всякие приличия.
Людей, сильно уважающих формальности, среди нас не водится.
— Ох!.. Боги, Виктор, гляди, как он на тебя смотрит! Давай же, Виктор, накажи меня по всей строгости!
Сдерживая смех, Виктор поддержал меня:
— О, барон, и что же мне с вами сделать? Наказать за дерзость, или наградить за смелость? Даже и не знаю…
Кем-кем, а идиотом провокатор точно не был. Быстро сориентировавшись и поняв, что главный в нашей пятерке — я сам, он молниеносно обернулся к Шувалову. Тот еле успел
убрать с лица кривую ухмылку. Тоже еле сдерживается, бедняга. Того и гляди заржот…Не заржал. И на вопрос, не поможет ли хоть он угомонить «этих зарвавшихся выскочек», на удивление спокойно ответил:
— Граф. Вы сами задали свой вопрос. Задали его мне, почему-то, хотя могли получить ответ от того, о ком спрашивали. До тех пор, пока ситуация остается штатной, мне нет резона вмешиваться.
Глаза крысеныша удивленно округлились.
— Но… но княжич, вы ведь враждуете с этим… с этим человеком! Он ведь и вас публично унизил перед благородными людьми в день бойни! Почему же вы…
— Знаете… — скучающим тоном перебил его Василий. — Я в тот скорбный день как-то все больше о жертвах и разрушениях думал. А не о том, кто и что сказал, разгоряченный смертельной битвой. Об этом не хотите вспомнить?
Внешне Василий оставался поразительно спокоен. Однако, моего уровня владения астральным зрением вполне хватило, чтоб увидеть ману, клокочущую в теле огневика. Внутри княжич кипел от ярости.
Могу его понять! Ведь только что стало точно ясно — графчик хорошо осведомлен о наших с Шуваловыми отношениях. Та беседа с его отцом совершенно точно не попала ни на какие камеры.
А значит перед нами не дурак с дерьмом в голове, а намеренный провокатор, заранее собравший сведения. То, как он тут же поник, услышав, что поддержки княжича не будет, говорит о том же.
Шувалов глянул на меня, я — на него. Мы кивнули друг другу. Преимущества от заключенного перемирия начали проявляться на удивление скоро.
— А вы знаете… — прервал мои размышления яростный голос провокатора. — Хочу! Хочу вспомнить о жертвах той трагедии! Так что, барон, быть может вы сами попробуете себя оправдать?! Ответьте на мои вопросы перед лицом общественности!
Остальные курсанты, которые замерев следили за ходом перепалки, закивали головами. не все. далеко не все. Но человек двадцать точно — а это много, очень много. Особенно в условиях грядущих общих боев.
Вот как, значит. Похоже, этот тип вполне намеренно ставил мне безвыходные для репутации условия. Он всем ясно показал свое презрительное и унизительное отношение ко мне, да еще и предложил именно оправдаться. И теперь, если я стану отвечать на его вопросы, это будет выглядеть жалким оправданием нашкодившего слуги перед господином. Реально нашкодившего — то есть, я покажу всем, что в его словах есть правда.
Если же отвечать я не стану, тогда, опять же, дам понять, что мне есть что скрывать, что слова крысеныша — не просто бред из головы. Да к тому же, продемонстрирую, что мне плевать на мнение сослуживцев.
В любой армии за такое первой же ночью макают головой в дерьмо. Или еще что придумывают — скучающие солдаты удивительно изобретательны во все времена.
Только вот графский сынок не учел одного важного факта. Я могу постоять за себя настолько эффективно, что мне действительно плевать как на мнение «общественности», так и на ее недоверие ко мне в бою. Того, кто посмеет сунуться ко мне с «расправой», я утоплю хоть в том же дерьме. А нередко я бы даже предпочел сражаться лишь вместе со своими людьми, не заботясь о жалких колдунцах со стороны.