На страже Империи. Том 2

Так что я решил зайти поговорить. Быть может, заодно узнаю, к кому себя возводят его предки. Вообще, в дальнейшем стоит проследить, что известно о судьбах моих предполагаемых потомков и родственничков.

Постучался.

— Входите… — раздался из-за двери негромкий слабый голос графа.

Я тихо вошел. Дежурившая в палате женщина средних лет после утвердительного кивка Константина покинула нас, оставив наедине.

Милютин лежал на койке, с перебинтованными конечностями и целым букетом трубок, тянущихся к венам. Лицо его по прежнему походило на маску смерти, глубоко запавшие глаза смотрели холодно и враждебно.

— Пришел поглумиться? — кривился он. — Еще бы! Какой-то барон без рода и племени одолел в бою гения, надежду рода и страны! Тьфу!..

— А что, разве не одолел? — чуть улыбнулся я. — Или считаешь, что я как-то не так сражался? Не по-рыцарски?

Глумиться я не собираюсь, конечно. Но видеть эту ребяческую спесь на лице графа даже после поражения довольно занимательно. Неужели, у него настолько высокое самомнение?

Несколько секунд Константин молчал, буравя меня колючим взглядом. Затем хрипло вздохнул и ответил:

— Нет, ты победил заслуженно. Я видел подобную технику лишь раз в жизни. Вообще, я заподозрил бы, что ты тоже из наших — но я пробил твой род до самого основания. За четыре века — ничего выдающегося или подозрительного.

Вот как? Даже я сам не интересовался тем, насколько род Лихачёвых древний. А вот, оказывается, по местным меркам он очень стар. Древнее, чем новая история магии в мире. Удобно оказаться именно в таком теле — теле обычного, ничем не примечательного паренька из ничем не примечательного рода.

— Из ваших? — приподнял бровь я. — Из Старого Дома что ли? Ну уж нет, я бы побрезговал. Да, если что, глумиться я не собираюсь. Свое превосходство я ясно показал на поле боя — ни к чему закреплять его в лечебнице.

По тому, как Милютин дернулся при упоминании Старого Дома, я понял — попал в точку. Значит, слухи, о которых говорил Василий, не врут. Что ж, отличный способ узнать об этих людях побольше. Изнутри, а не по досужим сплетням.

— Впрочем, я мало знаю об этом вашем Доме. — продолжил я. — Мне, как я понимаю, все равно по роду не положено к нему присоединиться. Однако, я был бы благодарен, если бы ты просветил меня. Кто вы вообще такие и чего хотите?

Константин смерил меня подозрительным взглядом. Пожевал тонкие бескровные губы. Его лицо, и в нормальном состоянии худое и какое-то слегка крысиное, теперь напоминало высушенную голову чучела. Неприглядное зрелище.

— Ты прав, барон. — негромко произнес он. — Тебя это не касается. Так что и знать больше, чем можешь узнать сам, тебе нечего. Это все, чего ты хотел?

Граф бросил настолько красноречивый взгляд на часы, мерно щелкающие на стене, что не понять его мог только совсем дурак. Но я предпочел оставить этот жест без внимания. Если человек хочет мне что-то сказать — пусть говорит словами, а не обезьяньими ужимками.

— Ну, нет так нет. — махнул я рукой. — Вообще-то я пришел по другому поводу. Во-первых, ответь, что тебе от меня надо? Зачем были нужны эти нелепые провокации? Что твоя, что той бабы. Да брось! — перебил я его, когда он попытался что-то возразить. — Мы оба прекрасно понимаем, что это твоих рук дело. Не делай из меня дурака. И из себя тоже.

— К чему, к чему… — пробормотал раздраженно граф. — Тебе-то что?! Было и было! Просто кое-кто слишком много о себе возомнил, барон. Решил, что может публично унижать достоинство людей, куда более благородных. Решил, что он — пуп Земли, собирающий все лавры на поле битвы. При том что сам — совершенно мутный тип с неясными намерениями…

— Погоди, погоди. — прервал я его тираду. — Ты хочешь мне сказать, что ты так мстил за то, как непочтительно я поставил на место нескольких дворянчиков после бойни на выпускном турнире?! Ты серьезно?! Что за чушь, граф?

— Это не чушь! — резко вскинул голову Милютин. Его растрепанные волосы разметались по лбу, покрытому испариной. — Если для тебя многовековой дворянский уклад — чушь, как ты смеешь зваться подданным Его Величества?! Если считаешь, что нижестоящий может спокойно макать лицом в дерьмо вышестоящего, да еще на глазах у всякой черни — какой ты дворянин?! Известно ли тебе, что после того случая слухи о том, как ты «поставил на место» целого князя со свитой и отрядом, как тебя в этом поддержала императорская гвардия, породили целый всплекс подобных демаршей?! Что…

— Да мне как-то на это наплевать, веришь?

Милютин осекся, начал глотать ртом воздух, как выброшенная из воды рыба. Похоже, он готовил свою гневную речь для встречи со мной. Ожидал, что я засмущаюсь, или почувствую вину. Не на того напал.

— Пле… вать?..

Юноша неверяще уставился на меня. Боги, даже удивительно, что бывают молодые люди, столь фанатично преданные иерархии. В мое время молодежь творила всякую дичь, а старики бухтели, мол, все пропало и настают последние времена. Судя по тому, что я узнал об этом времени — за сорок веков мало что поменялось.

И тут на тебе — такой фрукт!

— Абсолютно. — утвердительно кивнул я. — Ты не подумай, я не сторонник общественной анархии, или еще чего-то такого, бунтарски-глупого. Общество нуждается в гласных и негласных соглашениях. Только вот они ничего не стоят, если под ними нет силы. Нет общего интереса.

Я подошел к зеркалу, висящему у окна. Глянул на свою заурядную физиономию, красноватую в лучах заката. Вспомнился я прежний — смуглый, с широким скуластым лицом и ручьем волос, черных как ночь, спадающих по плечам. В свои две с лишним сотни лет я и близко не был седым.

— Если один маленький инцидент… — продолжил я. — Одно частное нарушение обычая, или какого-то правила, способно породить целую волну бунтов, значит за этим обычаем и правилом нет силы. Значит в обществе нарастает недовольство им. Судя по тому, что я знаю, Россия пережила немало чудовищных бедствий. Орды варваров из степей, иноземное иго, армии Европы, выжигавшие страну подчас до тла. В конце концов — великая бойня столетней давности, потеря прежней столицы и почти тридцати миллионов подданных. А смотри-ка, до сих пор стоит Россия, стоит на пятой части мира. И что же, ты считаешь, что она рухнет от того, что в ней перестанут раскланиваться перед титулованными стариками и бормотать «Ваше Сиятельство»?

На последних моих словах Милютина вновь перекосило.

— Дело не в чьих-то конкретных словах! — прошипел он. — Дело в системе! Ты прав в том, что все, за чем нет силы, рушится. Но сила аристократии — в ней самой. В ее древней крови и священных обычаях. Раньше люди верили, что и над нами стоит всемогущий Господь, и сила была в нем. Это давно в прошлом. Аристократы сильны лишь до тех пор, пока сами считают себя таковыми, считают себя одной кастой, одной семьей. А в семье все должны находиться на своих местах… барон. Нет никого, кто придет свыше и скажет — ай-ай-ай, не ругайтесь, достойные! Только мы сами имеем право карать и миловать друг друга. Но тот же князь Шувалов не мог наказать тебя…