На стыке времён

– Меня зовут Ценна. Как тебя зовут?
– медленно, по слогам произносит он.

– Григорий.

– Что с тобой произошло?

– Мой корабль потерпел крушение, - и тут только до Григория доходит, что отвечает он на обычном русском, а спрашивают его на местном диалекте. Пытаясь вспомнить хоть что-то на языке, понятном аборигенам, он закрывает глаза.

Его тут же сильно встряхивают. Это Ценна. Убедившись, что незнакомец пришел в себя, он поворачивается к своим сородичам.

– Ничего не поймешь, бредит. Ему плохо, видимо, долго скитался по лесу.

Вот оно! И Григорий повторяет слово, которое ему подсказал Ценна.

– Плохо.

– А вот это уже не плохо, - радуется паренек.

С Невелина аккуратно снимают скафандр, начинается тщательный осмотр.

– Многоножка, - Ценна показывает на рану на ноге. Он осторожно снимает повязку.
– Уже давно. Вряд ли она выпила из него много.

Осмотр продолжается. Взгляд Ценны падает на руку Григория. Опухшая и покрывшаяся белесой мягкой корочкой от долгого пребывания в воде, она имеет довольно грустный вид.

– Зачем ты держал ее в воде?

– Жжет, цветок…

– Вроде говорит, а почти ничего не поймешь… Кто-нибудь что-то понял?

– Как будто жжет, - слышится рядом. Вот и еще одно слово.

– Жжет.

Ценна бережно притягивает больную руку к себе. Принюхивается. Тщательно осматривает каждую прожилку ладони. Наконец, отпускает руку.

– Мимоза. Ты дотронулся до мимозы. Как давно это произошло?

– Вчера.

– Вчера?!
– это слово Ценна, похоже, узнал.
– Ты бредишь. Это не могло быть вчера, - и парень, резко вскрикнув, - Не давайте ему уснуть!
– скрывается в зарослях.

Что ж, разговор окончен. Можно и передохнуть, Григорий чувствует, как его тело отправляется в прекрасное путешествие по волнам…

Нет. Это его снова трясут. Он нехотя открывает глаза. Какой-то бородач. Не молодой. Лет пятьдесят, а то и с гаком. Свирепое, слегка подпорченное глубоким шрамом на щеке, лицо. Такой грохнет и фамилии не спросит.

– Ты из этого мурвока застрелил?
– бородач показывает Григорию пистолет.

– Да.

Абориген берет оружие, направляет ствол в сторону озера и нажимает курок. Выстрела не происходит. Бородач возвращает пистолет Григорию.

– Он сломался? Ты можешь его починить?

– Он не сломался, у него кончилась батарея.

Григорий, взяв оружие в левую руку, правой пытается отсоединить аккумулятор. Нет, не выходит.

– Но-но. Только в меня не надо, - бородач мягко отстраняет ствол, который Григорий направил прямо ему в живот.
– Вас что, в школе не учили, что нельзя направлять оружие на людей?
– смех как рычание, но заросшее волосами лицо скалится доброй улыбкой.

Бородач с легкостью, будто это для него привычное дело, отсоединяет аккумулятор.

– Вот это надо заменить?

– Да.

– Тебе повезло, что заряд кончился после того, как ты убил мурвока. Струсил, наверное? Не стесняйся, здесь любой бы испугался.

– Папа, отойди.

Запыхавшийся Ценна держит в руках огромный кусок какого-то листа. “Что-то знакомое”, - мелькает у Григория.

Парень садится рядом и по-деловому отрезает от листка несколько небольших квадратиков, начинает жевать. Лицо Ценны перекашивает. Судя по гримасе, это занятие не из приятных.

Немного пережевав, Ценна сплевывает кашицу на ладонь Григория и принимается жевать еще. Лицо парня постепенно багровеет, на лбу появляется пот, но он все равно продолжает. Наконец, вся ладонь Григория покрывается кашицей. Ценна обматывает руку Григория травой и сует ему несколько кубиков в рот.

– Ешь.

Это что-то невероятное. Однажды в детстве Григорий раскусил горошину перца, который мама клала в суп. Зажгло так, аж слезы из глаз. Но то было действительно детство по сравнению с тем, что сейчас происходит у него во рту.

– Не выплевывай, ешь, - парень прикрыл рот Григория ладонью.
– Хочешь жить - ешь.

– Он выздоровеет?

– Не знаю, папа. Но если я его правильно понял, он потрогал мимозу еще вчера. Значит он уже с ночи, как должен быть мертв.

– Он, конечно, напоминает труп, но только отчасти.

– Его надо в деревню.

– Значит, на сегодня рыбалка отменяется. Ты сможешь идти?

Григорий делает попытку подняться, ноги не слушаются. Нет сил. Тогда попытка улыбнуться. Но и это у него, видимо, выходит не очень убедительно.

– Понятно, - бородач подхватывает Невелина и с легкостью закидывает его к себе на плечо.
– Пошли.

Сколько они бредут по лесу, Григорий не помнит. Просто долго. Мерно покачиваясь на плече бородача, он еще раз пытается выплюнуть мерзкую жвачку. Не дает Ценна, неотступно следующий за отцом и следящий за подопечным в оба.

– Жуй, - грозно прикрикивает он. Приходится подчиниться.

– Может, его покормить?
– оглядывается отец.

– Не надо. Так быстрее подействует.

Через какое-то время Невелин проваливается в сон. Но он именно засыпает, а не теряет сознание.

И он вот уже под сделанным из больших листьев навесом. Откуда-то сбоку доносятся веселые голоса и низкое басовитое мычание. Потом треск и шорох, словно что-то очень тяжелое волокут по земле.

Григорий лежит на чем-то очень мягком, тепло укрытый неким подобием одеяла. В теле невообразимая легкость. Будто никогда не было ни усталости, ни болезни, ни тяжелого перехода. Будто все это осталось где-то там, далеко, во сне. А теперь только свежая голова и ясный ум.

Попытка встать ни к чему не приводит. Тело не слушается. Ставшие ватными невесомые руки еле двигаются. Он даже не может откинуть одеяло. Ноги. Кажется, что они вообще отсутствуют, живут своей собственной жизнью, и только глаза пока еще подчиняются воле своего хозяина. Страшно. Почувствовав себя абсолютно беззащитным, Григорий делает отчаянную попытку сделать хоть какое-то движение и, вероятно, это ему удается.

Слышатся быстрые шаги. Скосив глаза, Григорий видит Ценну с довольной улыбкой стоящего напротив кровати.

– Добро пожаловать из мира мертвых, - Ценна поправляет одеяло.

– Что со мной?
– теперь, когда к Григорию вернулась возможность нормально мыслить, он достаточно легко вспоминает особенности местного диалекта.

– Ты поправляешься. Пока ты еще не можешь владеть своим телом, но скоро это вернется. Не волнуйся, все страшное уже позади.

– Где я?

– У нас в деревне. Тебе надо поесть, сейчас я позову сестру.

– Какую сестру?
– Григорий почему-то решает, что место, где он находится - больница, и здесь обязательно должна быть медсестра. Такая полная и вечно недовольная, что ее потревожили.