На своем месте

Примите, дорогой коллега, мои искренние уверения в глубоком к вам почтении. От души надеюсь, что следующая наша встреча состоится очень и очень нескоро.

Профессор доктор Вильгельм Конрад Левенгаупт,

Мюнхен, 30 января 1828 года Господня'

Я вроде бы сказал, что письмо Левенгаупта меня удивило? Наврал. Наврал грубо и беззастенчиво. Оно, письмо, меня потрясло и чуть не раздавило силой духа научного гения. Я пребывал в полной уверенности, что книги и подобные письма получили наряду со мной многие из тех, с кем великий учёный поддерживал отношения. Менее месяца оставалось человеку жить, а он работал. Работал, даже зная, что сам поучаствовать в затеянной им дискуссии не успеет. И до самого конца, как и князь Белозёрский, сохранял разум. Ох, повезло же мне на знакомство с такими титанами!

И ладно бы речь шла только о силе духа, письмо наглядно и ярко убеждало в невероятной мощи разума гения современной науки. Как ловко, как изящно показал Левенгаупт, что раскусил мою хитрость с умолчанием в диссертации! Хюбнер, например, этого не заметил, он тогда написал мне, что идея разделять работу по наполнению артефактов на нескольких артефакторов с разными разрядами хотя и представляется ему интересной своею новизною, но никаких выгод и преимуществ от её практического применения он не видит, и на его взгляд, применимо таковое разделение тогда лишь, когда нет возможности собрать требуемое количество мастеров с необходимыми разрядами, да и то сложностей он тут предполагает столь много, что польза от такового решения их не оправдывает. Но то Хюбнер, а то Левенгаупт — как говорили в прошлой моей жизни, почувствуйте разницу! Как ненавязчиво напомнил учитель о выказанном им уважении, когда собственноручно подписал мои дипломы, как и о том, что пора мне оправдать столь высокое доверие. А с каким мягким, пусть и довольно своеобразным, юмором пожелал мне господин профессор долгих лет жизни! Нет, гений, он гений и есть. Жаль только, на большое письмо мудрый немец поскупился, я бы сейчас читал и читал… Впрочем, не мне о том судить. Чувствовал же человек, что его время истекает, вот и старался тратить уходящие минуты лишь на самое, по его мнению, важное.

Чтение бумаг из второго пакета заняло у меня времени намного больше, и вовсе не потому только, что по своему содержимому он заметно превосходил письмо Левенгаупта. Мне и на родном своём русском языке продираться сквозь письмена законников и крючкотворов бывает нелегко, а тут ещё и по-немецки… Но я упорно вгрызался в многословные тяжеловесные формулировки и в конце концов героически преодолел-таки препятствия, вольно или невольно нагромождённые доктором Вайссвайлером и его подручными на пути к пониманию мною смысла составленных ими документов.

Письмо самого Вайссвайлера, пусть и не блистало изящными оборотами, но и особо неудобочитаемым тоже не оказалось. Господин адвокат уведомлял меня о том, что согласно завещанию господина профессора доктора Левенгаупта является душеприказчиком [2] покойного и, исполняя волю завещателя, пересылает мне только что вышедшую из печати книгу, а также копии бумаг, удостоверяющих его, доктора Вайссвайлера, права, и форму, каковую мне надлежало заполнить и отослать обратно в случае моего согласия получать издания, упомянутые завещателем. Следующим документом в пакете оказалась заверенная выписка из завещания Левенгаупта.

Закончив с творчеством баварских законников, я призадумался, а чтобы думалось лучше, приказал подать в кабинет кофею и шоколаду. О чём задумался? Да о том, когда мне вскрывать третий, самый объёмистый, пакет. Я же прекрасно понимал, что достав из него книгу, сразу же её и раскрою, а значит, все мои дела на сегодня отправятся известно куда, и уж точно совсем не в сторону их выполнения.

Выпив две чашечки крепкого кофею и закусив их венскими шоколадными конфетами, я принял сразу два важных решения. Во-первых, отложил пока что чтение книги и постановил поехать, как и собирался, на завод. Во-вторых, заполнил присланную доктором Вайссвайлером форму и отдал её Сафонову, велев сегодня же отправить письмом в Мюнхен. Да, вот так — даже не открыв книгу, согласился участвовать в дискуссии по её содержанию, но с учётом того, от кого именно я получил приглашение, ни о каком отказе тут и речи быть не могло.

Завод порадовал деловитой суетой — работники, артефакторы, инженеры и конторские служащие отпраздновали Пасху и вернулись к работе отдохнувшими, пусть и слегка расслабленными. Ну да ничего, Келин их быстро приведёт в должное состояние. Авансовый платёж прусского министерства внутренних дел мы получили как раз перед Пасхой, и сейчас взялись за исполнение заказа. Это хорошо, деньги лишними не будут.

Обойдя цеха, мы с Павлом Сергеевичем укрылись от заводской суеты в его кабинете, где я выслушал краткий, но, как это было свойственно управляющему, весьма содержательный доклад о текущем положении дел, просмотрел и подписал некоторое количество бумаг, отдал несколько распоряжений, не сильно ограничивающих самостоятельность Келина в их исполнении, да и отбыл домой, не дожидаясь обеда.

Воспользовавшись тёплой солнечной погодой, мы с Варенькой и Андрюшей гуляли два с лишним часа, докатив коляску аж до Немецкого сада. В сам сад, правда, только сунулись, да тут же и развернулись обратно — дорожки ещё как следует не просохли. У Загладина вот-вот начнётся выделка первой товарной партии детских колясок, так что наша прогулка стала очередной, так сказать, рекламной акцией нового изделия. Обед после столь длительного пребывания на свежем воздухе пошёл на ура, а отдых, потребовавшийся после обильного застолья, я решил совместить с пользою для ума — открыл-таки книгу Левенгаупта.

Книга именовалась, как это любил господин профессор, скромно, но многообещающе: «О состоянии, развитии и будущем магии в Европе и Азии», и, как я понял уже с первых страниц, названию своему целиком и полностью соответствовала. Оторваться от чтения я сумел лишь ближе к ночи, да и то, потому лишь, что зашла Варвара и с хитренькой улыбкой сообщила, что Андрюшенька крепко спит. Однако же утром я делал гимнастику, брился и умывался, мечтая не о завтраке, а о продолжении чтения, благо, как и всегда у великого учёного, читать там было о чём.

Левенгаупт до крайности точно и убедительно показывал, что на сегодня развитие магии в упомянутых в заглавии частях света протекает по-разному — если Европа уже более трёх столетий назад сделала ставку на артефакторику, то Азия продолжала по старинке обходиться преимущественно натуральной магией. Проведя краткое, но вполне обстоятельное сравнение особенностей двух разновидностей магии, мудрый немец подводил читателя к тому, что именно это принципиальное различие обусловило отставание Азии от Европы не только и не столько в магических практиках, сколько в своём общем развитии. Принципиально новым этот вывод я бы не назвал, нечто подобное я уже слышал как-то и от Маевского, да и сам считал так же, но вот дальше… Дальше Левенгаупт со всей суровостью предостерегал европейцев от уверенности в том, что это различие и обусловленное оным их превосходство над азиатами будет сохраняться вечно. «Рано или поздно, — прогнозировал он, — Азия в своём стремлении выстоять перед лицом превосходящей её Европы сделает выбор в пользу заимствования европейского устроения магии, и если кто-то полагает, будто вместе с тем Азия позаимствует у Европы и её культурные основания, постепенно превращаясь в некое подобие, а затем и в часть Европы, то распространение таких воззрений стало бы для европейцев фатальною ошибкою. При всей своей отсталости и местами даже дикости азиатские народы, как и многие прочие, именно себя считают носителями абсолютной истины, а потому все заимствования будут совершать исключительно для сохранения себя в таком состоянии. И тогда многочисленность народонаселения азиатских стран, его многовековая привычка к скудному довольствованию и послушанию властям, станут, вкупе с распространённостью среди азиатов натуральной магии, той силою, опираясь на которую, Азия сможет не только выдержать превосходство Европы, но и шаг за шагом начать это превосходство сокращать, вплоть до полного его уничтожения». Ну что тут скажешь? Мудр Левенгаупт, мудр и прозорлив, в чём я имел теперь очередную возможность убедиться.

Но мой наставник не был бы самим собой, если бы ограничился лишь указанием на проблему без предложения способов её решения.

Во-первых, учил Левенгаупт, имеющееся превосходство необходимо всячески сохранять и наращивать, для каковой цели не только постоянно совершенствовать европейскую артефакторику, но и продавать в Азию исключительно товары, выделанные с помощью артефактов, а никак не сами артефакты, в особенности артефакты для промышленности.

Во-вторых, Левенгаупт призывал Европу не забывать и о магии натуральной. Пусть её место он видел ниже артефакторики, но справедливо указывал на виды человеческой деятельности, где натуральная магия имела неоспоримые преимущества над артефакторикой — то же целительство, изящные искусства и так далее. Напоминал мудрый немец и о том, что именно познания и навыки в натуральной магии лежат в основе создания и наполнения артефактов.

В-третьих же, Левенгаупт напоминал, что распространять европейскую магию на Азию следует исключительно путём завоевания азиатских земель и их присоединения к европейским державам, дабы вместе со своей магией Европа приносила в Азию и свои основания жизненного устройства, чтобы лишить азиатские народы возможности развивать и укреплять свою самобытность, тем самым и лишая их стремления к отстаиванию оной.

С последним тезисом я бы, с позиций своего послезнания, поспорил, да и без послезнания мог бы напомнить, куда именно смотрит волк вне зависимости от количества и качества кормёжки в зверинце, но в общем и целом труд Левенгаупта впечатлял. Я же пересказал его предельно сжато, но у самого гениального учёного все его выводы делались на основании накопленных им знаний, каковыми он по ходу изложения щедро делился с читателями.