На торный путь

Эту весть гонцы разнесли по калмыцким кочевьям, и там немедля начались сборы. Собирался и состоявший из сорока кибиток хотон самого Дондук-Омбо. По-новому организованное калмыцкое войско состояло теперь из отдельных отрядов, которые уже подходили, располагаясь лагерем неподалеку от остававшейся на месте белой юрты Дондук-Омбо. Прочие, чёрные юрты поспешно разбирали, на верблюдов вьючили складные решётки-терме, длинные жерди-унины, крепили сверху харачи – дымовой круг – и, увязав напоследок кошмы, то бишь войлок для стен, выстраивали караван, чтобы в опасении чужого набега увезти домочадцев подальше в степь.

Дондук-Омбо встретил присланного к нему для надзора войскового старшину Ефремова насторожённо. Дело в том, что из-за недавних внутренних распрей, когда тайша был в предгорьях Кавказа, у него случались стычки с русскими. Тогда петербургский двор приложил немало усилий, чтобы вернуть его обратно на Волгу, и теперь неожиданное появление в хотоне войскового старшины для Дондук-Омбо могло стать не особо приятным. Однако Ефремов сразу понял, чего именно опасается предводитель калмыков, и, глядя ему в глаза, сказал:

– Фельдмаршал приказал мне быть при тебе неотлучно, дабы меж войсками нашими никаких неурядиц не было.

Тайша Дондук-Омбо хорошо знал Ефремова ещё с той поры, когда войсковой старшина сопровождал посланника Остермана, приезжавшего договариваться с калмыками, и сейчас, поверив, что услышанные слова – правда, гостеприимно откинул войлочный полог, прикрывавший двухстворчатую дверь белой юрты, показывая тем, что встречает особо желанного гостя.

К большому удивлению Ефремова, калмыки выступили в поход организованно. Да и вообще шедшее к Кубани двадцатитысячное войско Дондук-Омбо мало напоминало орду. Как сразу заметил войсковой старшина, у калмыков уже было деление на полки, впереди шёл сторожевой отряд, а с боков идущую по открытой степи колонну прикрывали дозоры. Испуганная слитным конским топотом степная живность убегала, и Ефремов, ехавший рядом с Дондук-Омбо, видел то тяжело поднимающихся на крыло дроф, то стремительно уносившихся в стороны сайгаков.

Марш был утомителен, степь выглядела однообразно, и войсковой старшина оживился только тогда, когда заметил медленно идущий навстречу караван, который, судя по всему, передовой отряд пропустил беспрепятственно. Связанные друг с другом волосяной верёвкой тяжело навьюченные верблюды шли неспешной цепочкой. На переднем сидел уйгур в сдвинутом на глаза малахае и под нос себе что-то монотонно напевал, мерно раскачиваясь в такт верблюжьему шагу.

Ехавший сбоку караван-баши хлестнул нагайкой коня и, подскакав к Дондук-Омбо, резко натянул повод. Одетый в дорожный армяк, он был уже в возрасте и, приветствуя тайшу, как-то странно сдвинул со лба набок свою круглую шапочку. Ефремов было решил, что караван-баши сделал этим какой-то знак, однако дальше последовало молчание, которое прервал Дондук-Омбо, задав вопрос:

– Не было ли каких опасностей?

– Нет, за дорогу никаких не было. – Караван-баши покачал головой и, сделав паузу, пояснил: – Татары ушли.

Уже позже, когда встречный караван скрылся в дальнем мареве, у Ефремова возникло подозрение, что это была дальняя разведка, так как почти сразу Дондук-Омбо отправил куда-то в степь небольшой отряд, который вернулся только перед вечером. Всадники подъехали на рысях, и Ефремов не сразу заметил, что за одним из них, связанный длинным концом аркана, притороченного к седлу, бежит пленник. Позже, когда разведчики уже стали сдерживать коней, войсковой старшина разглядел, насколько этот схваченный где-то в степи человек истерзан.

Дондук-Омбо тоже увидел еле державшегося на ногах татарина и, показав на него подъехавшему вплотную старшине отряда, спросил:

– Этот что? Говорит?

– Говорит, – подтвердил старшина и сообщил главное: – Он уверяет, что чуть ли не пять тысяч кибиток собрались вместе и готовятся откочевать далеко в степь.

– Догоним, – уверенно заявил Дондук-Омбо и, не обращая больше ни малейшего внимания на пленника, тронул коня.

Получив известие о готовящемся бегстве ногаев, тайша повёл своих калмыков без остановок ускоренным маршем, но не успел. Все пять тысяч кибиток, о которых говорил пленник, ушли в степь. Тогда Дондук-Омбо, став лагерем вблизи кубанских плавней, отрядил вдогон своего сына Голдан-Норму, дав ему под начало десять тысяч войска. Выделенный отряд, к которому присоединился и войсковой старшина Ефремов, немедля выступил в погоню, благо те пять тысяч кибиток, уходя по весенней степи, оставили за собой хорошо видимый след.

Этот тянувшийся по степи след нигде не прерывался, и безостановочно гнавший коней отряд Голдан-Нормы довольно быстро настиг уходившую от погони орду. Однако то ли ногаи что-то вызнали, то ли они просто посчитали дневной переход законченным, но, к своему удивлению, калмыки, надеявшиеся догнать растянувшийся по степи караван, неожиданно увидели перед собой небольшой холм, окружённый тройным кольцом связанных вместе кибиток.

За плотно уложенными на возы вьюками прятались готовые биться татары, и участвовавший в погоне Ефремов подумал, что скакавший с ним конь о конь Голдан-Норма, увидев такое, смутится, но, к большому удивлению войскового старшины, сын Дондук-Омбо действовал уверенно и чётко. Вроде как без всякой команды, а просто по одному взмаху руки своего начальника калмыки со всех сторон окружили укреплённый стан ногаев и спешились.

Войсковой старшина, и сам сейчас ломавший голову, как подступиться к этому возникшему в голой степи почти что ретрашементу, никак не думал, что калмыки будут действовать в пешем строю. Он предполагал, что они ордой бросятся на сцепленные возы, но этого не произошло. Наоборот, табунщики быстро отогнали лошадей дальше в степь, а ещё войсковой старшина заметил, как мимо него пробежали несколько вооружённых мушкетами и фузеями калмыков.

Увидев это, Ефремов даже присвистнул от удивления. За чаепитием и разговорами он, похоже, проглядел, что, организовывая своё войско на новый манер, Дондук-Омбо не забыл отдать должное тактике. Войсковой старшина присмотрелся и увидел, что в ближайшем к нему отряде произошло перестроение. Вперёд вышли стрелки и открыли частую пальбу, сразу окутавшую их клубами дыма, а сгрудившиеся позади них лучники начали густо пускать стрелы так, чтобы они, падая сверху, поражали татар, прятавшихся за уложенными на возы вьюками.

Ногаи, оборонявшие стан, защищались отчаянно, в упор стреляя по бросавшимся на возы калмыкам. Нападавшие откатывались назад и через малое время, перестроившись, снова упрямо шли на штурм. Неотрывно следившему за ходом атаки Ефремову стало ясно: подобная тактика в скором времени даст результат. И точно, в одном месте калмыки пробились к самым возам, после чего державшиеся в задних рядах копейщики рванулись вперёд, сбив отбивавшихся саблями ногаев с возов.

Оборона была прорвана, и калмыки, одолев тройную преграду, ворвались в стан, после чего там, между кибиток, похоже, началась настоящая резня. Что на самом деле делается за возами, войсковому старшине видно не было, но он, хорошо знакомый с обычаями степной войны, не сомневался: всё так и есть. Вдобавок, как понял Ефремов, защитная линия возов была прорвана ещё в одном месте, и теперь калмыки прорвались уже с другой стороны.

Схватка, длившаяся более двух часов, закончилась полной победой калмыков, и более чем двадцать тысяч пленников потянулись за отрядом Голдан-Нормы. Ефремов, держась рядом с колонной, так чтобы степной ветерок отгонял в сторону поднятую конскими копытами пыль, принялся думать, как всё сложится дальше. Однако весть о полном разгроме ногаев уже достигла предгорий, и Дондук-Омбо встретил Ефремова сообщением, что четыре главные орды непокорных ногаев, устрашённые набегом, откочевали с Кубани и ушли в горы.

Дундук-Обо привёл своё войско на реку Егорлык и оттуда, по своему обыкновению, разослал лазутчиков, сообщивших, что татары, пройдя отроги, соединились и в удобном месте ожидают калмыков.

Понимая, что его сил недостаточно, Дондук-Омбо блокировал ущелья и целый месяц держал ногаев в осаде. Татары надеялись, что, когда у калмыков закончатся припасы, они уйдут, но на помощь Дондук-Омбо пришёл большой отряд донских казаков, и, опасаясь всё потерять, татары прислали своих мурз объявить о согласии всех четырёх орд принять российское подданство.