На участке неспокойно

Анастасия Дмитриевна еще вся дрожала от только что пережитого и ничего не ответила Степану, лишь улыбнулась ему благодарной улыбкой.

…«Непьющий, — с горечью повторила она теперь. — Как бы я была счастлива, если бы он действительно не пил. У него же такая добрая душа! Кто только выдумал эту проклятую водку?»

С улицы шумно влетел средний сын и, глядя на мать такими же голубыми, как у отца, глазами, радостно крикнул:

— Мама, папа пришел! Совсем-совсем не пьяный. С ним какой-то дяденька.

— Мальчик мой! — обняла она сына. Ее губы дрогнули, и по щекам, как ртутные комочки, покатились слезы.

Сын поднял голову:

— Не плачь, мамочка. Ты у нас самая-самая хорошая. Я, как вырасту, буду заступаться за тебя, вот увидишь. Никто тогда пальцем не тронет тебя. Я буду сильный-сильный.

— Спасибо, Гришенька! — Она погладила мальчика по голове и легонько отстранила от себя. — Иди, погуляй, сегодня хорошая погода.

Вслед за мастером в комнату несмело вошел Степан. У Анастасии Дмитриевны будто что-то оборвалось в груди: таким пришибленным и униженным она еще никогда не видела мужа. Наверно, нелегко досталось ему.

— Принимай гостя, жена, — Хабаров закашлялся.

— Здравствуйте. Милости просим, — сказала Анастасия Дмитриевна как можно ласковее.

— Добрый вечер, хозяюшка, — густым, сочным басом проговорил мастер. — Вот по пути решил зайти к вам, посмотреть, как живете.

— Спасибо… Садитесь, пожалуйста, — указала Анастасия Дмитриевна на стул.

Азимов сел и, достав платок, стал неторопливо вытирать шею. Он никак не мог собраться с мыслями: печальный блеск, притаившийся в глазах Анастасии Дмитриевны, выбивал его из привычной колеи. Ему казалось, что она не сможет сегодня понять его.

— Степан, займи чем-нибудь гостя. Я приготовлю ужин…

Анастасия Дмитриевна выскочила из комнаты так проворно, что Азимов не успел среагировать на ее слова. Он только приподнялся и тут же сел, вопросительно взглянув на Степана.

— За столом лучше говорить, Гафур Азимович. Вы уж не уходите, один я, наверно, не смогу сейчас быть с нею, и так и далее. Сами понимаете, какое дело…

— Да, — неопределенно протянул Азимов.

Нет, там на собрании, в коллективе, все было гораздо проще. Он, Азимов, знал, о чем говорил и какое действие производили его слова. Тут же трудно было сосредоточиться. Очевидно, ему не нужно было первому провожать Степана. Дружинники, пожалуй, лучше бы это сделали. У них уже имелся опыт… Впрочем, может быть, сегодня и не нужно ни о чем говорить? Степану и так досталось на собрании.

— Курить будете?

— Не курю.

— Я закурю, что-то внутри все горит… И так и далее.

«Нет, сегодня я ничего не скажу, — решил Азимов.—

Зайду как-нибудь в другой раз. Посмотрю, сдержит ли он слово».

Анастасия Дмитриевна накрывала на стол торопливо, ни на кого не глядя, часто выбегая на кухню. Степан, раскурив папироску, переставлял с места на место, посуду, чувствуя все усиливающуюся боль в голове. Он похудел, с его острых скул не сходили красные пятна.

— Пожалуйста, Гафур Азимович, подсаживайтесь к столу, — наконец подняла глаза Анастасия Дмитриевна,

Азимов не заставил себя упрашивать. Оглядев стол, сказал:

— Я и не знал, что вы такая мастерица!

— Вы сначала попробуйте, потом хвалить будете, — зарделась Анастасия Дмитриевна.

— Степан Алексеевич, где ты раздобыл такую жену?

Анастасия Дмитриевна соскочила со стула:

— Ой, что же это я? Извините, пожалуйста, — она подошла к буфету и достала бутылку водки и три рюмки. Не то сожалея, не то радуясь, добавила — За знакомство выпить надо. Разливай, Степа.

Азимов взглянул на Хабарова, как бы говоря: «Не позабыл, о чем сегодня говорили на собрании?» Степан помедлил секунду-другую и потянулся к бутылке.

— Что же ты только две рюмки налил?

— Нельзя мне, и так и далее. Слово дал.

— Одну, Степа, можно выпить. За это тебя никто ругать не будет. Верно, Гафур Азимович?

Азимов не ответил, снова взгляд бросил на Хабарова и усмехнулся, видя, как он боролся с искушением,

— Нет, не буду… Гафур Азимович, выпейте с моей женой. Вы у нас впервые.

— Теперь к тебе каждый день люди ходить будут. Что же ты всех станешь угощать? — усмехнулся Азимов.

Степан растерянно заморгал глазами и потянулся к тарелке с помидорами. Анастасия Дмитриевна, ничего не понимая, не зная, как вести себя дальше, склонилась над столом и застыла так, словно залюбовалась узором на скатерти.

— Все! — твердо проговорил Хабаров. — Никто меня не увидит больше пьяным. Клянусь, и так и далее

Азимов, несмотря на решение не говорить Анастасии Дмитриевне о том, как прошло собрание, после этих слов Степана рассказал все, ничего не скрыв и не пропустив.

— Как же это? — оторвалась от стола женщина. — Позор-то какой, господи! Теперь и на улицу не выйдешь: засмеют….

— Не об этом беспокоиться надо, — как можно мягче сказал Азимов. — Вы должны думать о муже. Только ваше вмешательство отрезвит его. Об этой позабудьте, — постучал он вилкой по бутылке, — Не приведет она к добру.

— Какое уж тут добро, — вздохнула Анастасия Дмитриевна.

— Мы со своей стороны сделаем все, чтобы отучить Степана Алексеевича от водки, — заверил Азимов. — Через месяц, если наши старания ни к чему не приведут, отправим его в психиатрическую больницу.

— Господи! — ужаснулась снова Анастасия Дмитриевна. Ее бледное худое лицо исказила судорога.

— Ты не расстраивайся, и так и далее, — обратился к жене Степан. — Я же сказал тебе, что не буду больше Пить. Сегодня нутро перевернули… Спасибо, Гафур Азимович!

— Пожалуйста… Мархамат… — заерзал на стуле Азимов. Ему стало жаль этого большого человека. — Давайте есть. Я проголодался… Анастасия Дмитриевна, за ваше здоровье!

Хабарова подняла на Азимова грустные глаза и, ничего не сказав, подняла рюмку.

Нет, она не выпила. Только пригубила рюмку и стала торопливо закусывать. Строгая отповедь гостя и молчание мужа снова бросили ее в прошлое, и она утонула в нем, словно погрузилась в мутную воду.

…Была суббота. Утром они договорились сходить в театр. В город приехали артисты из Ташкента. Степан сказал: «В семь часов чтобы была готова. Я не люблю ждать!» Она понимала, последнюю фразу он произнес шутя, однако выполнила его просьбу. В назначенное время в новом платье стояла у окна.

Степан задерживался. Сначала она не обращала на это внимания, потом забеспокоилась. Он всегда вовремя приходил домой. Если и заходил куда-нибудь после работы, то предупреждал об этом заранее.

Анастасия Дмитриевна прождала до двух часов ночи. Это были первые ее тревоги, первое столкновение с пьяным мужем. Он кричал: «Ты изменяешь мне, я знаю! Видели тебя с одним хлюстом. Спасибо, что есть еще хорошие люди на свете: открыли мне глаза!».

Уговоры, слезы, упреки не помогли ей. Степан ничего не признавал: Даже замахнулся. Это было ужасно. Она заперлась в другой комнате и пролежала па тахте с открытыми глазами до утра.