На углу, у Патриарших...
Шрифт:
— Заходи! — разрешили ему из-за двери.
Никольский вошел.
Его встретило «небесное создание» в почти ничего не прикрывавшей мини-юбчонке, переливавшейся дешевым блеском, в черной трикотажной кофточке с вырезом до пупа и в замшевых сапогах чуть ли не до юбчонки. А между юбчонкой и сапогами вились немыслимые узоры малиновых колготок. И над всем этим пестрело яркой боевой раскраской личико юной дешевой проститутки.
— Как насчет познакомиться? — осведомился Никольский.
— Та ж, вы старый! — отмахнулась девушка, умело копируя украинский говор.
Никольский без слов протянул ей дешевого шика
— Дарю. Но с условием никогда с ней не расставаться. С трепетным восторгом приняла подарок юная проститутка.
— Ой, спасибо ж вам, дядечку!
…Все так же сидела в открытом кафе солидная дама Люська Бык, аккуратно кофе пила, изящно покуривала. Правда, ее свита за соседним столиком увеличилась более чем вдвое: рядом с парнями устроились три девицы, безнадежно пытавшиеся казаться благопристойными.
Люська посмотрела на свои золотые часики и позвала:
— Денис!
Подошел дылда Денис.
— Я пойду агента с новенькой встречать, а ты тут посмотри, — распорядилась бандерша.
Люська спустилась к Петровке и остановилась на углу. И почти тотчас же рядом с ней остановилась кургузая «Ока». Распахнулась дверца, и на тротуар выпорхнула юная ночная бабочка, которая, радостно оглядевшись, объявила:
— Ось мы и приехалы!
— Откуда ты, шустрая такая? — спросила Люська. Бабочка подозрительно зыркнула на нее и ответила настороженно:
— Мы с Полтавы.
— Соотечественница, значит, — отметила Люська. — Устроим им карнавал с маскарадом, а, соотечественница?
— А ты веселая, Люська, — сказал Никольский. Он уже был рядом: лицо строгое, глаз взыскующий. — С чего бы это?
— Отыграться хочу, Сергей Васильевич, за все отыграться! — с какой-то бесшабашной отвагой отчаяния выдала Галина.
— Только не со мной играй, Люся! — предупредил Никольский с нажимом. — Что говорил тебе, хорошо помнишь?..
По лестнице грохотали кованые тяжелые башмаки. Здоровенные мужики в камуфляже после инструктажа бегом спускались в дежурку. Спустились компактной толпой и разом заполнили не предназначенное для таких сборищ помещение. Гремели, звенели, громко переговаривались.
— На улицу, на улицу, ребята! — не то приказал, не то попросил Паршиков. — Мне же работать, а вы тут такую тесноту устроили!
— В тесноте, да не в Бутырке, — мрачно высказался омоновский командир и спросил своих. — Готовы? По коням!
—
…Чуть в стороне от подъезда дома, в котором располагалось учреждение Константина Кузьмина, стоял светло-серый микроавтобус с зазывно яркой подписью через весь бок «Пицца на дом». Но пиццы внутри и не предполагалось: в салоне мерцали таинственные огни загадочной аппаратуры, щелкал тумблерами серьезный техник из охранного агентства, видеооператор-эксперт готовил камеру к съемке. Никольский, Климов и Шевелев, угнетенные сложностью и недоступностью технических манипуляций, скромно наблюдали за процессом в полном бездействии. До поры до времени.
К подъезду подкатил автомобиль «Вольво».
— Снимай! — приказал эксперту Никольский.
Растопырив руки, Кузьмин шутейно загонял в подъезд четырех девочек.
— Объект прибыл? — спросил техник.
— Да, — подтвердил Никольский.
— Проверяем, — известил ментов
чудо-техник.В салоне возник шум лифта. Затем послышалось натужное хихиканье девиц и голос Кузьмина:
— Приехали, мочалки!
До ментов донесся скрежет ключа в замочной скважине и щелчок выключателя.
…При ярком свете Кузьмин впервые по-настоящему рассмотрел юную полтавчанку и удовлетворенно отметил:
— Ты ничего, новенькая. Тобой особо заняться нужно. Хочешь за границей фотомоделью работать?
— Хиба це можно?! — притворно ахнула Анюта.
… — Хиба, хиба, — голос Кузьмина передразнил новенькую в салоне микроавтобуса. — Раз сказал, значит, можно!
— Вот сучонок! — с веселой злобой сказал Никольский.
— Подъехал милицейский микроавтобус с номером два ноля ноль шестьдесят два на борту, — бесстрастно сообщил оператор.
— Снимай! — приказал Никольский.
…Младший лейтенант и прапорщик бойко выскочили из «рафика» и деловито вошли в подъезд…
— Ну, а сегодня, новенькая, на субботник поедешь, — звучал кузьминский голос. — Делай там все, что скажут. Не измылишься.
Раздался дверной звонок. Кто-то кинулся открывать. В дверях стояли жизнерадостные менты.
— Все на субботник! — выкрикнул свой традиционный лозунг прапорщик. — Ленинского бревна не обещаем, но палки будут!..
…Два мента и четыре девицы вышли из подъезда и уселись в милицейский «рафик», который тут же рванул с места…
Никольский быстро сказал в переговорник:
— Лепилов, мы за ними. Берите этого гада!
Костя Кузьмин готовился к ночной «светской» жизни. Он поправлял галстук-бабочку у зеркала, когда с грохотом распахнулась входная дверь. В квартиру ворвались Лепилов с омоновцами. Лепилов с ходу врезал Косте в челюсть. Тот кулем рухнул на пол. Омоновцы навалились на сутенера сверху. Щелкнули наручники. Первая часть операции завершилась удачно…
Кузьмина вывели из подъезда и усадили в милицейский «газик». Из стоящего неподалеку «Мерседеса» наблюдали эту картинку Авила и Тарасов.
— Хороши бы мы были, если б, не осмотревшись, туда полезли, — сказал Тарасов, а Авила философски отметил:
— Запалили твоего Костю, с обоих концов запалили.
— За ними! — распорядился Тарасов.
Ехали недолго: «газон» притормозил у 108-го отделения.
— Знакомые все лица, — констатировал Тарасов. — Те же и Никольский. Ах, Серега, Серега!
— Что делать будем, Леша? — спросил Авила.
— А ты не знаешь! — огрызнулся Тарасов.
У дверей больничной палаты врач сказал полковнику Меньшикову:
— Час тому назад майор Кольцов пришел в сознание и сразу же попросил, чтобы вы приехали.
— Как он, Валентин Петрович? — озабоченно и даже как-то робко поинтересовался суровый фээсбэшник.
— Касательное ранение шеи, и если бы не титановый портсигар, то вторая пуля… — Доктор удрученно покачал головой. — В общем, тяжелая контузия. Слаб, но скоро будет в порядке.
Полковник Меньшиков рассматривал смятый пулей портсигар, который он взял с прикроватной тумбочки.
— Это тебе наши ребята из Королева подарили? — спросил полковник.