На углу, у Патриарших...

— К сожалению, нет, Борис Николаевич. Это вещдок, которым я незаконно пользуюсь. Извините, — Никольский извлек из внутреннего кармана пиджака трубку и, развернувшись, направился к выходу.

— Надеюсь, мы еще потолкуем? — крикнул вслед Китаин.

— Обязательно! — вполоборота уверил его Никольский.

Он шел, все быстрее и быстрее, а говорил в трубку только одно:

— Да. Да. Да.

Пожилая, изысканно театральная дама, мимо которой он промчался, горестно поведала своему столь же театральному спутнику:

— Телефон в театре! Ох уж эти новые русские! В голове только деньги, деньги, деньги!

— Куда едем? — спросил Никольский у Климова, который был за баранкой «газона».

— В Левшинский. Там гостиница частная, — быстро ответил оперативник.

— А… знаю, — припомнил Сергей. — Где остановимся?

— В Плотниковом… — полувопросительно предложил Климов.

— Из гостиницы не будем просматриваться? — насторожился майор.

— Вы меня за неумного держите, Сергей Васильевич, — возмутился — впрочем, совсем чуть-чуть — Климов.

«Газон» остановился, не доезжая до закругленного угла Левшинского переулка. Выйдя и захлопнув дверцу, Климов сообщил:

— Я пойду.

— Куда? — поинтересовался Никольский, тоже выбравшийся из машины.

— У нас с Паршиковым пост во дворе гостиницы, — пояснил Климов.

— И старика задействовали! — удивился Никольский.

— Почитай, все отделение на ногах, — важно сказал Климов. — Я пойду?

— Иди и помни: надо все сделать, чтобы взять Авилу живым, — сказал Сергей озабоченно.

Оперативник удалился. Никольский постоял, послушал ночную Москву и направился в Левшинский. Он прошел мимо шикарной частной гостиницы, имевшей в своем облике что-то интимное, во дворик жилого дома Вахтанговского театра. Лепилов ждал начальника, сидя на скамейке в позе слегка выпившего бонвивана на отдыхе.

— Подробности, — скомандовал Никольский, присаживаясь рядом.

— «А из зала мне кричат: „Давай подробности!“ — спел Лепилов из Галича и поспешно, чтобы отец-командир не успел осудить за развязность, приступил к докладу: — Мужичок, на которого вы нам указали, таскал нас по Москве целый день, никуда, в общем-то, не заходя. Пообедал, правда, в аргентинском ресторане у Павелецкого. Дважды звонил по телефону. Эти разговоры услышать не удалось. Ну, а в восемнадцать тридцать семь зашел в гостиницу и уселся в вестибюле, где и сидит до сих пор, журнал „Совершенно секретно“ читает. В двадцать два сорок шесть в вестибюле неожиданно появился Авила. В номере его до этого не было, мы проверили. Через главный вход он пройти не мог, там дежурили Шевелев с Вешняковым.

— Черным ходом прошел? — недовольно уточнил Никольский.

— Совершенно верно, — виновато кивнул Лепилов. — Там я водилу с «газона» поставил, а он по неопытности Авилу не срисовал. В вестибюле Авила говорил с тем мужиком. Поговорил четыре минуты и поднялся к себе на четвертый этаж. В апартаменте живет, сучий сын, под своей настоящей фамилией. Я вызвал всех, кто в отделении был, и обложил гостиницу. Потом позвонил вам. Все. Когда будем брать?

— На выходе, — распорядился Сергей. — В апартаментах заблудиться можно, и он наверняка успеет пушку выхватить.

— А если он не выйдет? — осторожно поинтересовался Миша.

— Его этот мужичок вызовет, если вы с ним убедительно поговорите, — усмехнулся майор. — И позаботься, чтобы Шевелев и Вешняков коридор четвертого этажа перекрыли.

… — Интересный журнальчик? — благожелательно спросил у мужика Никольский. Тот дернулся, выскочил из кресла, но могучий Лепилов схватил его, скрутил, завалил на богатый гостиничный ковер…

…Авила собирался. Он укладывал самое необходимое в спортивную сумку. Не в спальне он это делал, не в гостиной и даже не в гардеробной. В прихожей, прямо у двери в номер. Он, видимо, не успел переодеться и трудился в смокинге, в лаковых штиблетах. Трудился и прислушивался. И вдруг услышал нечто. Рывком он оказался в кабинете у телефона и поспешно набрал три цифры.

— Администратор?! Вы же говорили, что на моем этаже никто не живет! А за стеной шум, треск слышу. Как никого?! Откуда тогда шум?! — Авила бросил трубку.

… — Он ребят просек! — крикнул Никольский. — Где группа захвата?

— На третьем этаже, — ответил Лепилов.

— Да брось ты этого говнюка! — рявкнул Сергей, кивнув на мужика, прижатого Лепиловым к ковру гостиничного холла. — Придется брать в номере! Наверх!

Никольский рванул к лестнице. Лепилов отшвырнул своего пленника и кинулся вслед за начальником.

… — И долго нам еще здесь кантоваться? — спросил даже не у Паршикова, а вообще спросил Климов. Они дежурили во дворе.

— Я думаю, скоро его возьмем. Никольский что-нибудь придумает, — не Климову — себе ответил Паршиков. Он привычно глянул на выходящую во двор стену гостиницы и вдруг зашипел яростно: — Смотри!

По балконной балюстраде осторожно, как канатоходец по канату, ступал черный человек. Климов выхватил из-за пазухи пистолет и бросился к стене с криком:

— Стоять! Ни с места!

Человек с конца балюстрады уже тянулся к пожарной лестнице.

…В апартаментах группа захвата, Никольский и Лепилов стояли в растерянности: Авилы нигде не было. И вдруг услышали выстрел со двора. Никольский распахнул балконную дверь и заорал вниз:

— Не стрелять!

Но было уже поздно: Климов выстрелил во второй раз. Он не попал, пуля щелкнула рядом с головой Авилы, но твердые брызги облицовки ударили бандита по глазам. Потеряв равновесие, Никита замахал руками и рухнул вниз.

…Никольский в своем вечернем пиджаке, с галстуком-бабочкой стоял над распластанным на асфальте Авилой, рассматривая смокинг, пластрон, галстук-бабочку, закатившиеся глаза, разбитый затылок…

Джентльмен склонился над джентльменом. Внезапно Никольский оглянулся и встретился взглядом с Климовым — тот не выдержал взгляда шефа, отвернулся…

…В вечернем костюме, уронив голову на бабочку, Сергей спал в кресле у себя дома, перед включенным телевизором, который уже ничего не показывал. Разбудил Никольского звонок в дверь. Он моргнул, ничего не соображая, зевнул, лязгнул зубами и пошел в прихожую. Милиционер не должен бояться, он и не боялся, спросил только, открывая:

— И кого это черти носят?

— Меня! — звонко сообщила из-за двери Анна, а когда дверь открылась, добавила: — Но не черти, а боги. Греческих цариц боги носят.

— Который час? — сонно поинтересовался Никольский.

— Где-то около четырех, — ответила Анюта. — Только что банкет закончился. Для меня. А для тебя он как раз начинается.

Она легонько отстранила Никольского и прошла в столовую-кабинет, поставила тяжелую сумку на пол, скинула на кресло легкий плащ и оказалась в вечернем платье.