На вашем месте. Веселящий газ. Летняя блажь
Шрифт:
– Божемой-божемой-божемой!
– Хватит! Разоралась!
Тони вмешался в беседу:
– Не надо, Слингсби. Сдержите себя.
– Милорд! – укоризненно вымолвил дворецкий. – Ну как, сестрица? Что будем делать?
– Голова кругом идет! Сама не знаю.
– Не знаешь? Что ж, я скажу. Признайся, что наврала.
– Может быть, может быть. Схожу-ка я в церковь, помолюсь. Дочка, – обратилась она к снова вошедшей Полли. – Я пойду помолюсь. Проводи-ка меня до угла.
– Хорошо, миссис Прайс.
Мамаша Прайс вытерла
– Надо мне было знать. Я тогда зеркало разбила.
– А нечего было смотреться, – заметил Слингсби.
– Суровый вы человек, – сказал Тони, когда дверь закрылась. – Мастер диалога, но – суровый.
Дворецкий попыхтел.
– Мне тяжело, милорд. Только подумаю, волосы шевелятся.
– Волосы? Может, постричь?
– Нет, спасибо, милорд.
Тони вздохнул.
– Работать хочется. Какой я парикмахер, пока не пролил крови?
Дворецкий почтительно, но строго нахмурился.
– Мне не нравится, милорд, когда вы так шутите.
– Виноват. Знаете, мы, мастера…
Остановил его громкий и неожиданный звук. Кроме того, Слингсби побагровел. Обернувшись, Тони понял, в чем дело. Вошел человек в костюме для верховой езды, но без соответствующей беспечности.
– Чтобы мне лопнуть! – воскликнул Тони. – Пятый граф собственной персоной! Заходите, милости просим.
Сид мрачно смотрел на дворецкого. Трудно было сказать, кто из них мрачнее.
– О! – сказал он. – И ты здесь.
– Да. Здесь. А тебе что?
– Ну, змий!
– Мерза…
– Для тебя – милорд.
– Друзья мои, – вмешался Тони, – прошу вас! Садитесь, – прибавил он, обращаясь к гостю.
– Лучше постою.
– Почему же?
– Катался.
Тони его понял и пожалел.
– Да, сперва нелегко. Зато скоро будете скакать.
– Скорей подохну. Одни синяки, одни…
Он замолчал, не зная, как реагировать на неприятный смех дворецкого. Потом решил его презреть.
– Говорят, – сказал он Тони, – два моих предка свалились с лошади.
Тони кивнул.
– Да. На охоте. Дед и дядя. Получается два.
– Скоро будет три.
– Что поделаешь, noblesse oblige!
– Чего-чего?
– Да так, неважно.
Дворецкий счел нужным вмешаться.
– Так тебе и надо.
– Лезут тут всякие слуги!
– Друзья мои, друзья мои!
Сид нахмурился.
– Все она, мамаша. Сказала бы мне пораньше, я бы привык.
– Горбатого… – вставил Слингсби.
– Опять лезет!
– Горбатого могила исправит, – твердо продолжал дворецкий. – Как был, так и будешь обезьяной, разве что дрессированной. Научишься тому-сему, а что толку? Вот женщины делают подтяжку, а потом улыбнуться не смеют.
– Что ж, по-твоему, отказаться от своих прав?
Ну, дурак!
– Не смей меня так называть!
– Кто-то ж должен!
– Друзья мои, друзья мои!
Слингсби не впервые решил, что словами Сида не проймешь. Умней его не замечать; что он и сделал.
– Разрешите
откланяться, милорд.– Да, так будет лучше, а то подеретесь. Заходите, всегда рад.
– Благодарю вас, милорд.
И дворецкий окинул Сида презрительным взглядом.
– Значит, мучают вас? – спросил Тони.
– А то! – отвечал Сид, напоминая жертву инквизиции, которую между прочим спросили, как там в подземелье. – Вздохнуть не дают. Все борются против этих, как их, инстинтов. – Он тяжело вздохнул. – Я понимаю, они хотят как лучше…
– Какая у вас программа?
– Ну, вот сегодня… Братец повел к портному, а потом мы в полтретьего катаемся. В пять с леди Лиди концерт. После обеда лекция. Потом еще Слингсби, гад, учит, как есть-пить. Вилки там, ножики…
– Вы не опоздаете на встречу с Фредди?
– Еще как! – Сид горько хмыкнул. – Совсем не пойду. Ну его.
– Побудете на старом месте?
– А то! – Сид вдохнул воздух. – Как пахнет!
– Значит, скучаете?
Сид с подозрением взглянул на Тони.
– Да нет, – быстро сказал он. – Так зашел.
– Понятно.
– Мы, Дройтвичи, люди эмпульсивные. И взять кой-чего надо.
– Берите, берите. Все на месте.
– Тут ночуете?
– Нет, в клубе.
– А мамаша… это, миссис Прайс, еще тут?
– Да. Сейчас пошла в церковь.
– Хотел бы я ее повидать…
– Пойдите за ней. Кстати, потом вас не побрить?
– Эт вам? Нет уж, мерси. Я еще жить хочу.
– Ну-ну! Где дух крестоносных Дройтвичей?
– Не знаю. Я человек осторожный. А вам брить не советую. Хотите – стригите, хоть живы останутся. Только не подпаливайте! Тут нужна твердая рука. Огонь, как-никак.
И с этой максимой он вышел.
– Огонь… Твердая рука… – пробормотал Тони. – Каждый день чему-нибудь учишься.
Он еще обдумывал эту истину, когда явился новый гость.
14
Фредди переоделся и в костюме для верховой езды выглядел еще элегантней. На Тони он смотрел с торжественной нежностью.
Тони ему обрадовался.
– Старый хрыч! Заходи. Хочешь масла для волос? Нет, лучше шампанского, но его унесли.
– А ты в порядке, Тони! – сказал Фредди. – Я утром тут был, тебе передали?
– Да. Жаль, что ушел. Закусили бы.
– Я был в ресторане с Кубиком и его будущим тестем. Богатый как Рокфеллер, лысый как яйцо.
– Какое яйцо?
– Любое.
– Зачем ты мне об этом говоришь?
– Затем, что я ему вручил бальзам Прайса.
– Какой ты, однако, прыткий! – восхитился Тони. – Да, мне это выгодно.
– Тебе?
– А кому? Теперь я тут хозяин.
– Не дури. Ты тут недолго просидишь.
– Ты думаешь, Сид откажется от иска?
– Думаю? – Фредди засмеялся. – Я знаю. Он слабеет на глазах. Вчера вспоминал свою вольную жизнь, чуть не плакал. Игры там всякие, заливной угорь… Поверь, он при последнем издыхании.