На Забайкальском фронте(Документальные повести, очерки)
Шрифт:
Командир орудия стал уверять всех, что расчет имеет полную возможность завоевать первенство в полку, причем говорил с таким задором, что солдаты поверили ему. Сказал и о том, что необходимо сделать, чтобы завоевать первенство. Нужны систематические тренировки. Придется нажать на баллистику, основательнее изучить материальную часть орудия. Каждый номер хорошо освоил свои обязанности, но еще не все номера добились четкости, быстроты и, как выразился командир орудия, красоты в движениях. Все это могут принести только повседневные тренировки.
Тренировки отнимали много сил и времени, но, охваченные единым стремлением — завоевать первенство, солдаты настойчиво
Наконец подошло время итоговых боевых стрельб.
На полигоне было тихо и торжественно. Котко и его солдаты, конечно, волновались: хотели скорее показать свое умение.
Стрельбу начал расчет старшего сержанта Жерновкова.
Первый снаряд перелетел через макет движущегося танка. Второй разорвался ближе. Третьим снарядом старший сержант накрыл цель. Расчет закончил стрельбы успешно, с большой экономией во времени и снарядах.
Вторым стрелял расчет старшего сержанта Котко.
Раздалась команда, и номера быстро заняли свои места. Дальше произошло то, чего многие не ожидали: с первого же снаряда разлетелся в щепки макет направляющего танка. Потом последовало еще два выстрела, и еще два макета разлетелись на куски. Наблюдатель махнул рукой и восторженно крикнул:
— Три танка поражены тремя выстрелами!
Расчет Ярослава Котко получил отличную оценку по огневой подготовке, занял первое место в полку. Это была большая победа. И уж тут нельзя было не порадоваться. Наводчик Никифоров поздравлял с успехом замкового Шаповалова. Тот, в свою очередь, крепко пожимал руку ящичному ефрейтору Яркову. Котко обнял товарищей своими сильными ручищами и с придыханием сказал:
— Вот теперь мы действительно боги войны. Не зря говорят: «Терпенье и труд все перетрут!»
На стрельбах все без исключения расчеты показали высокую огневую выучку. Полк в целом получил отличную оценку.
В этот день в штаб полка было подано тридцать два рапорта с просьбами отправить в действующую армию. Еще больше их поступило на следующий день. Среди множества просьб была и такая:
«Прошу послать меня на фронт. Фашисты убили моего брата, угнали в неволю сестру и любимую девушку, разорили родную деревню Кохановку. Я должен и обязан отплатить им за это. Мой орудийный расчет завоевал первенство в полку. Клянусь жизнью моей матери — ни один наш снаряд не пойдет мимо цели. Все взорвутся над головами врагов. Это я вам твердо гарантирую. Командир орудия старший сержант Я. Котко».
КОМБАТ СОТНИКОВ
Темная ненастная ночь была на исходе. Дул резкий порывистый ветер, в клочья разрывая ползущие по небу низкие тучи. Надоедливый дождь таинственно шуршал в желтых прошлогодних камышах. Под ногами чавкала болотная грязь. Она налипала на
сапоги, засасывала сделанные из досок лыжи, на которых солдаты тащили пулеметы. Рота все ближе подбиралась к занятому гитлеровцами Конотопу.— Видно, правду говорят, будто царица назвала этот город Конотопом за то, что здесь конь утоп, — пробурчал негодующе капитан Сотников, вытаскивая из грязи промокшие ноги.
С трудом пробираясь через трясину, командир роты еще и еще раз обдумывал план дальнейших действий. Ударить надо оттуда, откуда враг не ждет, — это, конечно, хорошо. Но главное — ударить как следует, дерзко, стремительно, чтобы не дать ему опомниться. Если же гитлеровцы сумеют прийти в себя, то, считай, напрасна вся затея. Расправиться с ротой смельчаков им будет не так уж трудно. Надо прежде всего уничтожить штаб, связь, наделать побольше шума, деморализовать противника. В это время главные силы «под шумок» форсируют речушку и ворвутся в город с другой стороны.
У самой окраины Конотопа капитан Сотников остановился и, заслонившись плащ-накидкой, осветил карманным фонариком карту города. На ней синим крестом был обозначен фашистский штаб, а жирными коричневыми дугами обведены городские здания, в которых размещались гитлеровцы. По этим местам и надо было нанести первый, ошеломляющий удар.
— Вперед! — приглушенно крикнул капитан, вглядываясь в ночную темноту.
Первые кварталы удалось пробежать без единого выстрела. А потом тишину ночи разорвали автоматные очереди.
— Тра-та-та-та…
Первый взвод устремился к штабу. Автоматчики окружили его со всех сторон. В окна полетели гранаты, раздались один за другим несколько выстрелов, из окон повалил густой едкий дым.
— Ура! Ура! — гремело вокруг.
Перепуганные гитлеровцы выбрасывались на улицу в одном белье и тут же падали в грязь, сраженные меткими автоматными очередями. К штабу бросился взвод гитлеровцев, расквартированный на соседней улице. Но умело расставленные на перекрестке пулеметы тут же пришили их к земле.
Внезапный удар, как и предполагалось, ошеломил гитлеровцев. В городе началась паника. Перепуганные фашисты никак не могли понять, что случилось, беспорядочно бежали, стреляли, полагая, что в город ворвались крупные силы советских войск.
В это время и надо было ударить по городу главным силам. Но они, видно, задержались на переправе.
«Что такое?» — недоумевал Сотников, то и дело поглядывая на часы.
Задержка главных сил дала возможность гитлеровцам прийти в себя. Осмелевшие эсэсовцы стали теснить роту к реке, но она заняла прочную оборону на приречной улице у моста и стояла насмерть. В этом бою капитана Сотникова тяжело ранило, но он продолжал руководить боем и, как ни трудно было, продержался-таки до прихода главных сил.
Сотникова нашли в развалинах хаты и полумертвого отправили в полевой госпиталь.
По дороге из госпиталя на фронт капитан Сотников завернул в Конотоп, чтобы оглядеть как следует место, где он чуть не погиб. На вокзале спросил у милиционера, как проехать к мосту через реку Езучь. Тот ему объяснил:
— Езжайте на улицу капитана Сотникова — там увидите.
— Это что еще за улица? — удивился капитан.
— Вы что, с неба свалились? В честь героя названа. Наш город брал.
Капитан с трудом отыскал знакомое место боя, прошел по набережной, а потом сел на сваленные бревна и, глянув на прибитую к дому дощечку с надписью «Улица капитана Сотникова», покрутил головой: «Ну дожил ты, Иван. Подумать только — собственную улицу заимел! Чудеса, да и только…»