На задворках галактики. Трилогия

На слова Безусова Острецов угукнул и вновь побарабанил пальцами. Полковника он знал давно, вернее — по меркам войны давно. Если точнее — около года. Безусов был в числе первых учеников Семёнова, «охотником» первого выпуска. За год дорос с майора до чистых просветов и пошёл по стезе контрразведки, став начальником Светлоярского Управления. По роду деятельности Безусов плотно соприкасался с жандармами и ГБ и, что весьма важно, умудрялся находить с ними общий язык.

Пленение «стирателя» явилось, в общем–то, побочным достижением давней операции по разработке велгонского внедренца в Генштаб. К операции Острецова подключили недавно и теперь ему приходилось впопыхах вникать во все тонкости. Безусов с его группой был тоже подключён не так давно, его задачей было прикрытие внедренца. С задачей полковник справился и даже смог живьём захватить «стирателя». За всю войну это первый случай пленения столь специфического диверсанта. Безусова и его бойцов ждали награды. И возможно генерал Хромов вручать их будет лично.

Поначалу Острецов даже не поверил материалам. «Стирателя» живьём — это надо постараться! Это скорее из разряда невероятной случайности. Однако — вот он, лежит в палате под надёжной охраной, жив, относительно здоров и никаких признаков «оплыва» мозга. А ведь этот капитан Уэсс не зелёный в своём деле. Троих бойцов вырубил и таки успел во внедренца две пули всадить. Бойцы Безусова теперь в этом же госпитале с переломами и огнестрелами, а одного пришлось срочно в соседнее крыло доставить, где с прошлого года установлены УБРы — универсальные блоки регенерации, снятые с корабля инопланетников. К счастью, внедренца успели откачать, подполковник Кашталинский оказался квартероном без всяких сверхспособностей. И подполковнику Кашталинскому очень хотелось жить. Он изъявил желание сотрудничать, как только очнулся на операционном столе.

Устранение внедренца было просчитано загодя. В успешном наступлении войск Вежецкого и Аю—Северского фронтов немалую роль сыграла переданная через него дезинформация. Кашталинского ждал скорый арест и, по–видимому, открытый судебный процесс, так как дальнейшая игра с ним потеряла смысл. По ту сторону фронта поняли, что внедренец или работает под колпаком или начал вести двойную игру. О потере доверия к Кашталинскому стало ясно по ряду косвенных признаков и было решено негласно обеспечить ему прикрытие на случай попытки ликвидации. Что ж, решение оказалось своевременным.

Теперь подполковник сотрудничает совершенно добровольно. Одно только не срослось — используемый в качестве курьера между ним и связником подполковник Брыльнёв успел покончить с собой. Вышиб себе мозги дома после ужина. Следов помощника в самоубийстве не найдено.

Ну а Кашталинский официально мёртв, на завтра назначены его похороны. Некролог с сообщением об его убийстве вышел в «Столичном вестнике» на следующее после покушения утро.

По поводу дальнейшего использования капитана Уэсса Острецову предстояло немало поломать голову. По грубому действовать ему претило, он решил сделать ставку на деликатное обхождение и постепенное склонение к сотрудничеству. Ну а если всё же не выгорит, если пленный окажется излишне упёртым, что ж, придётся с ним распрощаться.

«Да, далеко шагнула наша медицина», — думал Острецов об Уэссе. Пожалуй, без переданных по распоряжению Краснова баз данных с «Реликта», блокировать кодировку капитана не удалось бы. Повезло, что его вырубили, прежде чем он понял, что обречён. Повезло, что вовремя успели доставить в госпиталь, где прямо на операционном столе во время извлечения пуль пришлось делать ментоскопирование глубоко спящему под наркозом пленному. Благо с ментоскопом работал сам завлаб профессор медицины генерал–майор Любиев. Профессору, имевшему большой опыт снятия данных с отсечённых голов «стирателей», а также опыт ментоскопирования живых, но обыкновенных пленных, удалось блокировать программу самоликвидации.

«Ну что же, — размышлял Острецов, — посмотрим, как оно дальше выйдет».

— Кто оперировал Уэсса? — спросил он.

— Доктор Викс, — ответил Безусов.

— Лично Эльбер? Замечательно просто. Надо, чтоб капитан узнал об этом. Начнём игру на чувстве естественной благодарности. И пожалуй, пусть Эльбер попробует с ним подружиться. Общение с соотечественницей пойдёт ему только на пользу.

— Как бы он потом не обвинил её в предательстве.

— Обвинит. Ну и что? Для Эльбер — он предатель. Пособник врагов её народа и предатель расы. Вольный или невольный предатель — это другой вопрос.

Покидая комнату, Острецов сказал напоследок:

— Если Уэсс догадается о своём положении раньше положенного и выкинет какую–нибудь глупость, дайте мне знать в любое время.

— Не думаю, Ростислав Сергеевич, что он догадается. К нему даже санитары приставлены из велгонцев… Из наших, — поспешил уточнить полковник, хотя на самом деле этого не требовалось.

— Надеюсь, — улыбнулся Острецов и вышел в коридор, оставив Безусова гадать, к чему относилось это «надеюсь».

Покидая госпиталь Главразведупра, генерал–лейтенант переключился на невесёлые мысли об Южном материке. Новостей от Оракула и Мирошникова по прежнему не было, а островитяне до сих пор копошатся на раскопках. И уже садясь в машину, подумал, что пора встретиться с Красновым, его как раз сегодня вызвал к себе Хромов. И лучше поспешить, потому как сколько Краснов пробудет у начальника ГРУ не знает, наверное, и он сам. Тем более, что Пётр Викторович в последнее время стал почти затворником в своём бункере, да и сам Острецов всё реже бывает в столице. То о чём он хотел поговорить, доверять телефону не принято, да и не стоит. Такие вопросы обсуждаются с глазу на глаз.

Чёрный легковой ирбис с военными номерами свернул на улицу Замостянскую. И практически сразу полковник Семёнов ощутил контраст с оставленными позади улочками и проспектами. Ощутил, как любят говорить здесь в столице, «всем своим копчиком». До сегодняшнего дня смысл выражения вызывал у него лишь скупую усмешку, но теперь фраза поразительно точно передавала впечатления от поездки по этой «замечательной» улице — казалось, колёса того и гляди разбегутся или вот–вот отвалится подвеска. Сидевший за рулём майор Мосцевой наблюдал за яркими впечатлениями полковника не скрывая улыбки.

— Сразу видно, что вы не светлоярец, — сказал он, сбрасывая скорость.

Кочевник отдарился натянутой улыбкой. Весёлый нрав майора он оценил при знакомстве с ним в Управлении, когда Мосцевой загадочно пообещал незабываемую поездку и обрушил на него поток свежих анекдотов. К анекдотам Семёнов был всегда равнодушен, но в изложении майора они звучали как–то по–особому.

— Замостянская — своего рода один из символов города, — сообщил майор тоном экскурсовода. — У нас эту улицу гордо называют «осколком светлоярской старины». Есть, однако, и другие названия, весьма точные, но увы, не из тех, что можно напечатать в путеводителе.

— Охотно вам верю, — пробурчал Кочевник, рассматривая местные виды.

Улица являла собой колоритное сочетание полуторавековых домов со свежеобновлёнными фасадами и проклинаемой всеми водителями дороги. Вместо выдержанного по всем гостам асфальта или бетона, дорогу покрывала брусчатка из плотно подогнанных, гладко обтёсанных камней. И всё бы ничего, если бы по проезжей части не ездили тяжёлые грузовики и бронетехника. Как раз сейчас мимо проходила колонна гусеничных БМП «Кирасир», направляясь с завода на железнодорожную станцию для погрузки. Понятное дело, что вследствие подобного вандализма, когда многотонные машины долбят траками камни, никого не удивляло, что в брусчатке часто возникали прорехи, из–за чего автотранспорт попадал колёсами в выбоины. И количество их постепенно накапливалось. До тех пор, пока дорожные службы в очередной раз не заделают их новыми камнями.

Вот и сейчас, едва только ирбис поравнялся с «Кирасирами», как тут же угадил колесом в выбоину. Машину хорошенько тряхнуло, да так тряхнуло, что дальнейшая тряска показалась Кочевнику сущей ерундой. Семёнов сидел и молча костерил этот «осколок старины», поездка по которому стоила ему прикушенного языка. А потом ему стало смешно. И он рассмеялся, вызывав мимолётную озабоченность майора, бросившего недоумённый взгляд через зеркало заднего вида.

— Язык прикусил. Хорошо что несильно, — сказал Семёнов на невысказанный вопрос майора. — Давно я себя так глупо не чувствовал.