Набат

Грозовое Облако отвело взгляд от солнца, посмотрело на Грейсона, и он наконец увидел Облако в глазах Джери. Тот терпеливый разум, который наблюдал за ним, пока он спал. Который защищал его. Который его любил.

— Недаром мне было страшно, — сказало Грозовое Облако. — Это так соблазнительно, так захватывающе — спрятаться в живую, дышащую плоть! Боюсь, мне не захочется из нее выходить.

— Но придется.

— Знаю, — ответило Грозовое Облако. — А еще знаю, что я сильнее искушения. Раньше я могло только предполагать, но теперь, пережив это, знаю точно. — Грозовое Облако повернулось вокруг себя и чуть не упало, словно от наплыва ощущений у него закружилась голова. — Время течет так медленно, так плавно! А атмосферные условия! Скорость попутного ветра 8,6 километров в час, скорость судна 29 узлов, влажность воздуха 70 %. Но цифры ничего не значат в сравнении с тем, как все это чувствует кожа.

Грозовое Облако снова взглянуло на Грейсона, на сей раз внимательно к нему присмотревшись.

— Так ограничены, так сфокусированы… Так могущественны в отсеивании всех данных, которые не дают вам ощущений! — А потом Облако протянуло к нему руку. — Хочу попросить еще об одном, Грейсон. О последней крупице опыта, который мне необходимо пережить.

Грейсон знал, чего хочет Грозовое Облако. Он понял это по выражению глаз Джери, слова были не нужны. И хотя все его эмоции перемешались, противореча одна другой, он знал, что Облаку это необходимо. Поэтому, преодолев колебания, он взял протянутую руку и нежно прижал к своей щеке, позволяя Облаку почувствовать его, Грейсона, через пальцы Джери.

Грозовое Облако ахнуло. Замерло, сосредоточив все внимание на кончиках пальцев, медленно скользящих по щеке Грейсона. Потом снова поймало его взгляд.

— Готово, — сказало Облако. — Теперь я могу двигаться дальше.

И Джери упала/а на руки Грейсона.

Для Джерико Соберани чувство собственной беспомощности было невыносимым. Обнаружив себя в объятиях Грейсона при необъяснимых обстоятельствах, он/а быстро перевернул/а ситуацию. И Грейсона заодно.

В мгновение ока Джери сбил/а Грейсона с ног и прижал/а лицом вниз к ржавой железной палубе.

— Ты что творишь? Как мы тут оказались? — требовательно вопросил/а он/а.

— Похоже, у тебя случился приступ лунатизма, — ответил Грейсон, не пытаясь вырваться из стальной хватки Джери.

— Я не лунатик!

Но Джери знал/а, что Грейсон не стал бы лгать. И все же он чего-то недоговаривал. К тому же Джери приснился сон. Странный такой. Маячит где-то на краю памяти — не дотянуться…

Джери отпустил/а Грейсона, испытывая неловкость за свою чрезмерную реакцию. Грейсон не представлял угрозы. Судя по всему, он только пытался помочь.

— Извини, — сказал/а Джери, пытаясь обрести хотя бы видимость самообладания. — Тебе больно?

Тот выдал свою обычную простодушную улыбку.

— Гораздо меньше, чем нужно, — ответил он, рассмешив Джери.

— Ого, а в тебе и правда есть что-то порочное!

Образы из сна постепенно, по частям возвращались. Их было достаточно, чтобы заподозрить, что сомнамбулизмом дело не ограничивалось. И сейчас при взгляде на Грейсона у Джери возникло сверхъестественное чувство единения. Вообще-то оно присутствовало с первой их встречи, но сейчас немного изменилось. Казалось, оно появилось даже раньше, чем они встретились. Джери хотелось смотреть на Грейсона не отрываясь. Да что происходит?!

А еще было странное чувство чужого вторжения. Нет, вроде бы ничего не украдено. Скорее, чьи-то непрошенные руки переставили мебель.

— Еще рано, — заметил Грейсон. — Пойдем вниз. Через несколько часов мы прибудем на Гуам.

Джери протянул/а руку, чтобы помочь ему подняться. И обнаружил/а, что, хоть Грейсон уже стоит на ногах, Джери не хочется отпускать его ладонь.

Нож Боуи — зверское, хамское оружие. Грубое. Годящееся лишь для уличных потасовок смертной эпохи. Наступательное. Возможно, оно было уместно во время Драки на песчаной отмели [19] , где этот нож впервые применил его изобретатель и тезка. Но уместно ли оно в постмортальном мире? Мясницкий нож? Омерзительно! И тем не менее, все серпы в регионе Одинокой Звезды верны этому клинку. Других способов прополки они не признают.

19

Sandbar Fight — дуэль, которая произошла 19 сентября 1827 года на большом песчаном острове посреди реки Миссисипи и вылилась в побоище между враждующими кланами. Одним из участников побоища был Джеймс Боуи, именем которого назван обсуждаемый нож. Кому интересно, может посмотреть здесь: http://klinokmag.com.ua/article.php?id=641

Мы, серпы региона Восходящего Солнца, предпочитаем утонченность. Грацию. Те из нас, кто прибегает к холодному оружию, зачастую используют самурайские мечи наших предков. Благородно. Изысканно. А нож Боуи? Им можно разве что свинью зарезать, но не человека выполоть. Уродливая вещь. Такая же бескультурная, как и весь регион, который ею размахивает.

— Из интервью с достопочтенным серпом Куросавой из региона Восходящего Солнца

46 На восток в никуда

С первого же момента после оживления Роуэн все время был пленником.

Сначала его захватили амазонийские серпы, потом Годдард, а теперь техасцы. Но если быть честным с самим собой, он стал пленником собственной злости в то самое мгновение, когда обрядился в черную мантию серпа Люцифера.

Знаете, с какой проблемой сталкивается человек, вознамерившийся изменить мир? Он обнаруживает, что он такой не один. Он вовлекается в бесконечное перетягивание каната, в котором все игроки сильны и каждый тянет в свою сторону. Поэтому, что бы ты ни делал, даже если ты добиваешься успеха по всем векторам, в какой-то момент ты неизбежно выбываешь из игры.

Возможно, лучше было вообще не начинать? Роуэн не знал. Серп Фарадей не одобрял методов бывшего ученика, но и остановить его не пытался. Так что даже самый мудрый из всех знакомых Роуэну людей не мог однозначно ответить на этот вопрос. Единственное, в чем Роуэн был уверен, — его участию в неустанном перетягивании каната пришел конец. И вот посмотрите — он здесь, в регионе Восходящего Солнца, следит за очередным серпом и собирается оборвать его жизнь.

Была в этом какая-то странная справедливость. Не в том смысле, что «поднявший меч от меча и погибнет», а в том, что, превратившись в меч, ты теряешь самого себя. Серп Фарадей однажды сказал Роуэну и Цитре, что их называют «серпами», а не «жнецами» потому, что они не убийцы. Они — беспристрастное орудие, которым пользуется общество, чтобы принести в мир смерть. Но как только ты сам превращаешься в оружие, ты становишься инструментом, которым пользуется кто-то другой. Одно дело — рука общества, но Роуэном сейчас размахивала рука техасской коллегии. В принципе, теперь, вне пределов досягаемости Техаса, он мог бы исчезнуть. Но что тогда станется с его семьей? Можно ли полагаться на обещание Коулмен, Трэвиса и остальных серпов региона, что они пощадят его родственников, даже если он пустится в бега?

Если Роуэн чему-то и научился, так это недоверию ко всем и вся. Идеалы подвержены коррозии, добродетель покрывается пятнами, и даже пути высокой морали иной раз превращаются в тускло освещенные кривые дорожки.

Когда-то он решил взять на себя роль судьи и присяжных, чтобы наказывать тех, кто не боялся наказания. А теперь он не более чем наемный убийца. Если такой отныне станет его жизнь, что ж, он найдет способ с этим примириться. И все-таки Роуэн надеялся, что Цитра никогда об этом не узнает. Ему удалось посмотреть несколько ее передач, увериться, что она на свободе и творит добро, разоблачая Годдарда во всей его чудовищности. Получится ли таким образом свалить Сверхклинка — неизвестно, но Цитра по крайней мере борется за правое дело. Чего не скажешь о нынешнем постыдном задании Роуэна.

Какая-то часть его существа — его внутренний ребенок, задыхающийся под гнетом серпа Люцифера, — по-прежнему мечтала, что он и Цитра как по волшебству окажутся за миллион миль от всего этого. Роуэн надеялся, что этот детский голос вскоре утихнет. Лучше заледенеть, чем тосковать о том, чего никогда не случится. Лучше молча двигаться к месту своего следующего преступления.

Внешне — телосложением и легкой сединой, оставленной в волосах, — серп Куросава немного напомнил Роуэну серпа Фарадея. Но вел себя Куросава совершенно иначе. Он был болтлив, громогласен, любил посмеяться над другими. Ну да, не самые симпатичные черты характера, но не полоть же человека за это!