Начало нас

— Мне не нужно, чтобы ты меня лечил, — бормочу я, пытаясь понять смысл его слов. Грейсон сбивает меня с толку, вызывая море смешанных эмоций.

Он приближается, пока его ноги не касаются моих колен. Я чувствую его тепло через нашу одежду. Из положения сидя мне приходится вытягивать шею, чтобы посмотреть на него. Мой пульс бьется как сумасшедший, когда он протягивает руку, нежно касаясь тыльной стороной пальцев моей щеки.

— Я не пытаюсь тебя исправить. — Он заправляет прядь моих волос за ухо. — Я хочу исправить себя, чтобы я мог держать тебя и защищать то, что могло бы быть нами.

Что может быть… нами?

Он думает, что есть мы.

Боже, это признание Грейсона?

Я снова моргаю, и на его губах играет улыбка. Он такой красивый, когда вот так улыбается. Что он делает со мной? О мое сердце.

Мои легкие сжимаются, и у меня внезапно кружится голова. От его близости и его тепла. Его сладкие, захватывающие слова. Его нежное прикосновение.

Он говорит все, что я хочу услышать. Все правильные слова. Но…

Если я отдам ему свое сердце, я дам ему силу сломить меня.

Я знаю, что Грейсон — не Джаспер. И все же его привязанность все еще пугает меня. Он слишком близко, от него так приятно пахнет — О Боже, мне нужно время, чтобы подумать.

Нервничая, я собираюсь встать. Только для того, чтобы мои каблуки зацепились за подол платья, и тогда я опрокинулась назад. Мое равновесие неустойчиво, и я вскрикнула от шока, паника охватила меня, когда мои икры ударились о каменный фонтан. Грейсон бросается вперед, его рука обвивает мою талию, но этого недостаточно, чтобы твердо стоять на земле.

— Черт, — ругается Грейсон себе под нос, когда мы спотыкаемся вместе.

Мои пальцы сжимают его сильные бицепсы, когда мы оба опрокидываемся.

Прямо в фонтан.

Глупая Райли, ругаю я себя про себя. Посмотри, что ты сейчас сделала.

Все мое тело погружается в острую холодную воду, и это шок для моих чувств. Я даже не замечаю, как Грейсон поднимает нас обоих. Я поднимаюсь на ноги, шипя и дрожа от холода. Меня охватывает беспомощное смущение, и я даже не могу смотреть в лицо Грейсона.

Пальцы сжимают ткань платья, ногти впиваются в бедра. Глупая, глупая, глупая. Ты катастрофа, Райли. Это все, чем ты когда-либо будешь.

Ничего хорошего от меня не исходит.

Он все еще держит меня за локоть, пока мы оба стоим в фонтане.

— Ты в порядке? Ты ударилась головой? — обеспокоено спрашивает он.

Я молча качаю головой. Но мне бы хотелось действительно удариться головой и потерять сознание, надеюсь, забыв, что это когда-либо произошло. Насколько неуклюже я могу быть?

Мы оба мокрые. Мое красивое шелковое платье намокло, ткань прилипла к телу, как вторая кожа, испорчена. Его дорогой костюм тоже испорчен. Волосы у меня мокрые, тщательно уложенные локоны прилипли к лицу. Я, должно быть, похожа на утонувшую крысу.

Полная катастрофа для момента, который складывался так хорошо.

Я разрушаю все, к чему прикасаюсь…

Грейсон обхватывает мою щеку, запрокидывая мою голову, чтобы посмотреть на него.

— Я отвезу тебя домой, ладно?

— Что?

— Мы не можем вернуться в бальный зал в таком виде. — В его взгляде нежность, взгляд, который я вижу впервые. Мое сердце заикается. — Мы ускользнем, и я отвезу тебя домой.

— Тебе следует держаться от меня подальше, Грейсон, — шепчу я, слезы обжигают мои глаза. — Я никогда не смогу сделать что-то правильно. Я тебя разрушу. — Я разрушаю все, к чему прикасаюсь…

Он обхватывает мое лицо ладонями, его большие пальцы касаются моих щек.

— Ты настоящий пожар, Райли. Ты думаешь, что сжигаешь все вокруг себя, но на самом деле ты сжигаешь себя. Ты сожгла свое сердце.

Мои губы раздвигаются в тихом вздохе. Грейсон наклоняет голову, приближая наши лица. Его глаза темные, от напряжения в них мой желудок сводит с ума.

— Ты не сможешь погубить меня, Златовласка. Я уже в пепле. Ты не можешь сжечь меня. Я уже лежу в собственном прахе.

Все мое тело дрожит, холод воды просачивается сквозь кости. Но на удивление его руки… его прикосновения… теплые. Я не знаю, как такое возможно, ведь мы оба упали в воду. Меня переполняет желание погрузиться в его объятия, растаять в его объятиях, позволить его теплу украсть холод моей души.

Грейсон первым выходит из фонтана. Его костюм промок и растрепан, но он не выглядит менее красивым. Его загорелая кожа блестит от капель воды, и у меня возникает внезапное желание слизать их. Стук.

Он протягивает мне руку, и я беру ее.

Стук.

Его пальцы защитно обхватывают мою руку, когда он помогает мне выбраться из фонтана. Я неуверенно иду по пятам, но Грейсон удерживает меня прикованной к себе.

— Давай выбираться отсюда?

Стук.

— Хорошо, — соглашаюсь я, затаив дыхание.

Грейсон выводит меня из оранжереи. Я украдкой оглядываюсь вокруг, чтобы убедиться, что никто не видит, как мы убегаем, особенно в мокрой одежде. Наше нынешнее состояние весьма сомнительно, и если кто-нибудь нас все-таки увидит, то придется долго объяснять моему отцу и его дяде.

И что самое худшее? Я стану центром нового скандала. Только на этот раз я возьму с собой Грейсона. Это последнее, что я хочу сделать.

Он заслуживает лучшего, чем мое ужасное «я».

Мы успешно выбираемся наружу, и никто не мешает нашему побегу. Холодный декабрьский ветерок заставляет меня стучать зубами, и я обнимаю себя за талию. Мокрое платье начинает превращаться в сосульку вокруг моего тела.

Грейсон запускает руку в карман и достает ключи от машины.

— П-подожди. Мое платье мокрое, — говорю я ему, мои губы онемели от холода. Я едва могу говорить. — Я не хочу испортить т-твое автокресло.

Грейсон, кажется, меня не слушает. Он отпирает свою машину и открывает пассажирскую дверь. Мой протест замирает на моих губах, когда его руки обхватывают меня за бедра и легко поднимают меня в свою машину, как будто я ничего не вешу.

Он что, просто взял меня на руки?

Я моргаю, когда он закрывает дверь и бежит к другой стороне машины. Он садится на водительское место и запускает двигатель. Через несколько секунд машину наполняет волна жара, и я практически хнычу в ответ.