Начало
Шрифт:
12 апреля 1988 года, вторник
Мама сегодня не работает, сидит дома, отдыхает. С утра я отправился в центр города на прогулку, заглянул в ГИТИС. Пересказал Вите рассказ актёра Кости, о Чурбанове и довольно-таки рано вернулся домой.
В восемнадцать часов зазвонил телефон. Александр Трофимов, с которым я познакомился на Арбате, поэт, художник, музыкант, пригласил меня завтра на репетицию ансамбля «Раритет». Я обещал быть.
Созвонившись с Борисом, я поехал к нему в гости. Он просил захватить с собой бутылку восемьсот пятьдесят грамм. Нальёт в неё настойку и отвезёт на работу за день рождения сына. Стёпе девятнадцатого апреля исполнится
У Бориса встретил его брата Игоря. Игорь купил себе брюки и привёз их Наде, чтобы она их удлинила. Домой возвращались вместе. Игорь работает в КБ, сидит за чертёжной доской на должности техника. Получает сто двадцать рублей. В дороге раскрыл мне душу. Рассказал о девушке, за которой ухаживал и считал её своей невестой, а она вдруг взяла и вышла замуж за другого. Он берёт уроки игры на испанской гитаре, обещал научить меня этому.
Какая-то стариковская грустинка поселилась в нём, хоть он и младше нас на три года. Выглядел милым и трогательным, эдаким пенсионером, который уже жизнь прожил, всё понял, всё увидел и ему ничего не надо. На завтрашнее представление ансамбля «Раритет» я решил Игоря не звать. Сам иду в первый раз.
На Киевском вокзале зашёл в комнаты отдыха, походил, посмотрел на людей, ожидающих своего поезда. Вот где образы для цепкого глаза художника. Люди уставшие, никто не притворяется, — все такие, какие есть.
От Киевского вокзала на пятьсот пятом автобусе доехал до остановки «Улица Клочкова». Оттуда бегом до дома.
Глава 10 Победители
13 апреля 1988 года, среда
Созвонившись с Женькой, мы встретились с ним на «Курской». Я добирался дольше, чем обычно. На станции метро «Киевская» ремонтируют сразу все эскалаторы и поэтому переход на Арбатско-Покровскую линию закрыт.
На Лабораторном корпусе стоят все лифты, на «Киевской» все эскалаторы. Просто какое-то восстание машин. Или же халатное отношение к ним технического персонала. Встретившись с Женькой, пошли в кинотеатр «Новороссийск» на американский фильм «Алая роза Каира». Глупый фильм.
Кое-как досидели до конца и поехали в кинотеатр «Фитиль» на французский фильм «Вперёд, Франция».
После просмотра зашли на почту, Женька подписался на журнал «Огонёк». У станции метро «Парк Культуры» стояла машина, у которой на капоте было два флага, наш и американский. Прямо с машины велась торговля пиццей и кока-колой.
Я уговорил Женьку поехать на репетицию Трофимова. Звонили и Игорю, но он отказался. Гордость ли взыграла, может, просто был занят. К семнадцати тридцати мы уже были на месте. В восемнадцать часов, как и было договорено, появился Трофимов и повёл нас обходными путями на репетицию группы, в которой он исполнял свои песни.
Музыканты никчёмные, Саша и пел и тут же показывал каждому, как следует играть. Но они его не слушали, а возможно не умели играть.
14 апреля 1988 года, четверг
С утра погода была плохая, но потом разгулялась. Я поехал в город за цветами. На Киевском вокзале чахлые гвоздики по семьдесят копеек. Поехал на Рижский рынок, у армянина были высокие гвоздики, по полтора рубля за штуку. Я сказал, что возьму двадцать пять цветков, но по рублю. Продавец поторговался, скорчил физиономию, но всё же отдал. Землякам сказал: «Ему для невесты, поэтому уступил». Цветы я отвёз в Театр-студию Марине Зудиной, отдал бородачу, сидевшему на служебном входе, он обещал передать.
Гулял по Арбату и размышлял над словами армянина, продавшего мне гвоздики. Как быстро он определил,
для кого я так стараюсь. Вся беда в том, что у меня всё получается наоборот. Когда я трачусь, дарю цветы или покупаю девушкам продукты, подарки — то вроде, как откупаюсь. Хотя не хотелось об этом думать. Беда моих отношений с женщинами — неопределённость. Я боялся определённости в отношениях с ними, боялся думать о том, а что же будет дальше. Зачем? Кто она для меня? Любовница? Невеста? Я всегда всего боялся.Чтобы уйти от грустных мыслей в день своего рождения, я познакомился на Арбате с Марионой, женщиной тридцати восьми лет. Поэтесса, художница, писательница, травы собирает, лечебные микстуры готовит и интересно рассуждает. Приехала в Москву из Каунаса.
Я простуженный, но домой не поехал, не хотелось. Зашёл в ГИТИС. Витя отменил репетиции, и мы с ним пошли в «Ивушку». В кафе подают только коктейли. Надо признать, что мы их выпили там немало.
После «Ивушки» зашли в «Мелодию». Витя купил пластинку. Сергей Юрский читает произведения Пушкина и Булгакова.
Вернулись в ГИТИС. Витя пошёл на занятия по сценическому движению, а я сидел на первом этаже за столиком вахтёра и слушал пошлые рассказы Бадичкина. Видел Юлю Силаеву, она поздоровалась со мной, с пьяненьким. Пришла в институт Наталья Борисовна со своим «оболтусом», которого никуда не берут. Я долго её целовал, а потом поехал домой.
Домашние стали меня бранить. Говорили, что я опоздал. Приготовили праздничный ужин и всё без меня съели. Отпраздновав, таким образом, мой день рождения. В моё отсутствие звонили Борька и Женька. Наверное, хотели поздравить.
15 апреля 1988 года, пятница
Утром мне домой позвонила Медведева, моя комсомольская заместительница. Сказала, что беспокоит по поручению парторга Кузнецова, который хочет меня видеть. Я позвонил Тане, попросил разрешение зайти к ней в четырнадцать тридцать.
За окном сплошной стеной идёт снег вместе с градом, чувство тяжести не покидает. Играл на гитаре, пел песни, развлекал себя, как мог, до двух часов пополудни. В четырнадцать тридцать был в кабинете у Тани.
Мы с ней последние дни «на ножах» и никак не можем помириться. Я решил сегодня приложить все силы, но сгладить конфликт.
Еле сдерживая себя, чтобы не сорваться, Таня предложила мне сесть. Было заметно, что она с трудом переносит моё присутствие. Я собрался с силами и сказал: «Выходи за меня замуж».
Нужно было видеть, какое воздействие на неё произвели эти слова, как она изменилась. Два года или год назад, в такси, я, не выдержав её натиска, сказал: «Ну не могу я сейчас на тебе жениться». И она эти слова восприняла, как острый нож. Ей никто никогда не отказывал, тем более в таких вопросах. И этот мой отказ червяком грыз её изнутри. А теперь вот и этот сдался, сделал предложение. Остальное уже было неважно, она снова ощутила себя всесильной. На моих глазах она преобразилась. Её голос с холодного, металлического, чужого, превратился в милый, родной, ангельский. О чём-то постороннем стала сразу говорить, щебетать. Но главное, гармония в наших отношениях тотчас восстановилась. Всё сразу встало на свои места. Она сказала, что прекратит все дела, заведённые на меня. Стала радостно смеяться каким-то своим женским мыслям и даже пошутила, сказав: «На что собираешься кормить семью, если поступишь в институт?». Потом сказала, что к двадцать первому апреля ей нужно быть особенно красивой. Я сразу не разобрался для чего. Мелькнула беспокойная мысль: «Не расписаться ли со мной в ЗАГСе она решила двадцать первого апреля, чтобы я потом как-нибудь не передумал? Но ведь для этого ей нужно ещё с мужем развестись».