Начать заново
Шрифт:
— Сначала уничтожь умственные ограничения путем отказа от желаний, затем сотри из своего разума даже концепции неволи и освобождения. Будь полностью свободной от ограничений. Как Единое Сознание сотворило этот мир, вообразив его, так и наши оковы лишь игры разума.
Я задумалась над его словами, после окончания дня мысли шевелились ленивыми тюленями Северного моря. Но в то же время, не дав переварить услышанное, монах продолжил:
— Разум принимает ту самую форму, над которой он размышляет. Поэтому решительно, но умно размышляй о состоянии вне страданий, свободном от всех сомнений.
— Когда же он успокаивается? — все же сформулировала я вопрос, когда логика его слов в моем сознании нашла нужные «полки».
— Когда разум поглощен бесконечным сознанием, наступает безмерное спокойствие, но, когда разум вовлечен в мысли, приходят страдания. Сама беспокойная природа разума известна как непонимание и невежество, это — обитель тенденций, склонностей и ограниченности; разрушь это своим исследованием, а также твердым отказом от размышлений об объектах чувственных удовольствий.
Я понимала, что сейчас я как маленький ребенок задавала вопросы, ответ на которые он пережевывает мне в разных вариациях.
— Неужели нельзя наслаждаться этим миром?
— Если ты способна делать это без привязанности и отождествления, можно. Кто идет по высшему пути, хоть он и обитает в этом теле, работающем по инерции, как гончарный круг, тот не загрязняется действиями, которые совершаются или будут совершены. В этом случае его тело существует для его собственного удовольствия и для освобождения его души, он в нем не испытывает несчастья.
Возникла пауза, заполняемая дымом благовоний. Я повернулась в пол оборота и сделала вывод:
— Сложно.
— Разве? — теплая улыбка на лице этого мага была обезоруживающей, заставляющей поверить в его слова, но вопрос лишь в том, насколько они проникнут в мое сердце.
— Так много интересного в мире, как же отказаться от всего этого?
— Познать. Не исчерпав познаваемого, внимание не может полностью и окончательно отвлечься от познаваемого. Просто осведомленность о вовлеченности индивидуального сознания в круговорот бытия никак не помогает. Но если достигается понимание высшего Бога, страдания оканчиваются.
— Мудро. — я посмотрела вновь на этого мужчину, точно из другого мира,
— Скажите… а почему вы воплощены в материальном мире? Я, как бы это сказать… чувствую, что вы верите в то, что говорите и даже больше… Но все же вы здесь… — возможно, в других условиях и с другим человеком вопрос прозвучал бы бестактно, но почему-то не сейчас.
Хранитель одарил меня красивой очень молодой улыбкой, когда улыбаются глазами, из сердца, из самой глубины души.
— Периодически даже освобожденные души возвращаются в срединный мир, чтобы подвергнуться проверке, насколько все уроки пройдены.
Его слова погружали в глубокий океан размышлений. Как редко, удается вообще вырваться из этой колеи, в которой ты увязаешь мыслями, чувствами, действиями. Я смотрела на колышущееся пламя в чаше, пытаясь осознать все сказанное, а когда повернулась… его уже не было, точно это был мираж в пустыне Аголы. Обернулась, покрутилась, но Хранитель исчез.
Шум фонтана и безмолвная площадь, вплыли в реальность точно из-под воды. Прохладный воздух обнял за плечи, и я сунула руки
в карманы пальто, невольно поежившись, углубленная в свои мысли. Стук моих сапожек по мощеной крупным темным камнем площади сливался со звуками льющейся воды, струями пенящейся в круглой чаше с высоким бортиком. Темную фигуру я заметила не сразу, лишь когда подошла поближе и, безразлично скользнув по ней взглядом, чуть не прошла мимо.— Что ты тут делаешь? — удивилась я, разворачиваясь и вглядываясь в мужчину.
— Ворн сказал, ты пошла в Храм. — улыбнулся он. Черные недлинные волосы разметал своевольный ветер, а пальто, как всегда, было на распашку.
— Решил преследовать меня? — улыбнулась я, стоя на том месте, не двигаясь в его сторону.
— Если тебе этого хочется. — все же сделал шаг ко мне на встречу Торренс старший.
— Кажется, ты говорил, что мне не чем тебя заинтересовать. — подняла я несколько уязвившие меня когда-то слова.
— Что сказать, по-моему, важны действия, а не слова.
— И каковы они… твои действия? — Каир приблизился еще ближе и теперь нас разделял лишь шаг. А внутри меня что-то заволновалось, точно водяная гладь пошла кругами.
— Оберегать тебя. — чуть качнулся в мою сторону горец, будто сказал большой секрет, — Не стоит ходить одной по темным улицам Хан-Илая.
— Строишь из себя благородного лорда? — с ехидцей сощурилась на него.
Обаятельная улыбка озарила его лицо.
— Я не настолько благороден, как может показаться.
— Предпочитаешь роль антагониста? — мы двинулись в сторону храма, центральная лестница которого была украшена длиннотелыми белыми драконами с оленьими рогами.
— Предпочитаю не строить иллюзии насчет себя и не вгонять в них очаровательных леди.
— С чего такие выводы, что люди ждут от тебя чего-то не являющегося твоей частью?
— Айрис, люди всегда ждут соответствия своим фантазиям. А когда образ не соответствует действительности — разочаровываются. Не люблю слушать ругательства в свой адрес, знаешь ли.
— Вроде бессердечной сволочи? — со смешком произнесла ругательство, каким я сама называла его в начале нашего знакомства.
— Вроде. Но в чем-то они правы. Я иногда сам сомневаюсь в наличии у меня этого органа — усмехнулся он.
— Какая самокритичность.
— Просто не имею тенденции привязываться и строить несбыточные планы. Поэтому предлагаю, что могу в настоящий момент.
— То есть ты живешь моментом?
— Что-то вроде того.
— Да ты почти святой старец. — хмыкнула я, вспоминая случившийся только что разговор с Хранителем Храма.
— Вряд ли… — улыбнулся он моему высказыванию, и мы стали подниматься к главному входу.
— И что же ты предлагаешь? — разговор забавлял меня. Мы остановились перед самым входом, точно молодожены, но в кромешной тьме. Наверное, ночью шли в храм только некроманты и отчаявшиеся пары… Возможно сравнение и уместно, учитывая, что влюбленные часто идут в этой темноте, не разбирая дороги, думая, что летят на свет. И не могу не согласиться со словами Каира, в чем-то он действительно прав, насчет людей, которые любят оберегать фантазии и верить в собственные иллюзии, обвиняя потом друг друга в неоправданных ожиданиях.