Национальность – одессит

— Э-э… — начал было отгонять нахала молдаванин-суржик, у которого было погоняло Бубен, наверное, за то, что любил бить жертв в голову, но опознал меня и ругнулся весело и смачно. — Ну, ты даешь! А я думал, шо ты точно барин! Пришел бы так вчера, договорились бы сразу!

Когда мы вчера представлялись по случаю заключения делового договора, я назвался Барином. Мне поверили. Второго моего подельника звали Хамец. Как он объяснил, это не уменьшительное от хам, как решил я, а название закваски, употреблять продукты с использованием которой запрещено на Песах. Я подумал, что ему подходят оба толкования.

Я поменялся местами с Бубном, чтобы видеть дорогу и указывать направление кучеру, и скомандовал:

— Гони до Преображенской. Там повернешь направо и придержишь коней.

На улицах пусто, даже полицейских не видно. Как вчера рассказал Павлин, который знал все городские слухи, которые не поместились в газете «Одесские новости», сегодня представители разных предприятий города проводят сходку у завода сельскохозяйственных машин Иоганна Гена, чтобы решить, объявлять всеобщую забастовку или надо было это сделать раньше. Видимо, полиция тоже в курсе.

Повернув с Преображенской на Троицкую, остановились возле последнего дома перед перекрестком с Екатерининской, откуда хорошо был виден вход в «Ювелирный магазин братьев Шоломон».

— Подождем, может, так покупатели, — сказал я.

Мои подельники, включая кучера, закурили папиросы «Масаксуди». Курили спокойно. Приятно иметь дело с опытными профессионалами.

Минут через пятнадцать, я сказал кучеру:

— Высадишь нас возле ювелирного, а потом обогнешь квартал и опять встанешь на этом месте. Увидишь, что мы выходим, подъезжай. Если кто-то захочет нанять, скажи, что барина ждешь.

Впрочем, желающих поехать куда-либо не видать. Лишь вдали по тротуару шли в сторону моря два подростка.

Тарантас остановился напротив входа в ювелирный магазин. Бубен и Хамец, на ходу натягивая шейный платок на лицо, поднялись по чугунной лестнице. У первого на правой руке был кастет, у второго в левой светло-коричневый саквояж, а в правой вороненый смит-вессон. Я закрыл платком лицо и надел кожаные черные перчатки еще в тарантасе, после чего с палкой и черным портфелем, привезенным ими, пошел следом. Кучер сразу стегнул лошадей.

Когда я зашел в магазин, звякнув колокольчиком, Хамец стоял перед прилавком и держал на мушке побледневшего от страха Бориса Марковича Шоломона, а Бубен, перемахнув через прилавок-витрину, коротким ударом в челюсть завалил молодого мошенника. Я продел палку через рукоятки обеих дверных створок и закрепил так, чтобы извне не смогли открыть. Закрыто на технический перерыв. Когда обернулся, старого мошенника тоже не было видно, потому что лежал на полу, а Бубен обыскивал его. Я зашел за прилавок через вход у левой стены, перешагнул черед лежавшего на полу молодого продавца, возле головы которого по темно-красному полу растекалась ярко-красная кровь.

Бубен разогнулся, отдал мне связку ключей, после чего поднял ближнюю стеклянную крышку витрины, начал сгребать голыми руками товар и швырять в открытый саквояж, который держал Хамец. По поводу дактилоскопии мои подельники не заморачивались.

Я прошел в следующую комнату без окон, освещенную керосиновой лампой, где в углу стоял сейф, которые в России называют несгораемыми металлическими шкафами. Это был параллелепипед высотой метра полтора, шириной около метра и глубиной сантиметров шестьдесят на четырех ножках. Покрыт темно-красным лаком. На дверце в верхней трети бронзовая прямоугольная с ушками табличка «Бр. Смирновы Москва Мясницкая, уг. Лубянской пл. Нижегор. ярм. Мебельная лин.». Чуть выше середины и ближе каждая к своему краю две сдвигающиеся вбок и вверх розетки, закрывавшие замочные скважины, и под каждой по рукоятке.

В связке было четыре ключа. Один, самый большой, подошел к левому замку, а вот ко второму не нашлось. Я сперва подумал, что Борис Маркович хранил его отдельно, в другом кармане и хотел вернуться в торговый зал, а потом решил, что должен быть где-то здесь, под рукой, иначе какой смысл его отцеплять, все равно обыщут и найдут. Нашел случайно под керосиновой лампой, которую взял, чтобы осветить полочки в углу у сейфа, на которых лежали толстые тетради. Второй замок скрипнул тягуче, вторая рукоятка повернулась легко, после чего я потянул за первую и открыл толстую дверцу. Ацетиленовых горелок пока нет, поэтому, как пишут в рекламе, между стенками не бетон, а гипс, разведенного водой, или опилки с квасцами, которые при нагревании тают и гасят первый компонент, или еще что-то, о чем пока не прочел.

Внутри лежали картонные коробки, деревянные шкатулки и футляры. Весь товар был с пробами, но в первых подешевле, во вторых среднего ценового диапазона, а в третьих на бархатной подкладке, черной или красной, по одному предмету или гарнитуру, самый дорогой. Сложил я их в портфель в обратном порядке, причем более дешевое просто пересыпал, потому что коробки не влезали в портфель.

Бубен и Хамец уже собрали все, что было на витринах в торговом зале. Оба продавца все еще лежали на полу. Наверное, уже оклемались, но прикидывались шлангами. Мы молча вышли из магазина, и я вставил палку в рукоятки двери снаружи. Она не помешает открыть дверь наружу, но посетитель может подумать, что закрыто. Когда подошел к брусчатой мостовой, тарантас уже пересекал Екатерининскую.

Маску и перчатки снял, только сев на заднее сиденье под поднятым верхом, и приказал кучеру:

— На Ришельевской направо, на Успенской налево, на Пушкинской опять направо.

Затем ногой передвинул черный портфель к Бубну:

— Тут товара тысяч на пять-шесть, и у вас еще на одну, так что меньше, чем на три, не соглашайтесь.

— Ты не поедешь с нами?! — удивленно спросил Хамец.

— Нет, сойду на Порто-Франковской. Встретимся завтра в девять в пивной, принесете туда мою долю, — ответил я, потому не хотел светиться перед барыгой, которые часто подрабатывают стукачами. — Вор вору должен верить.

Переодевшись в катакомбах, двинул на пляж, чтобы заиметь алиби на всякий случай. Соседи по даче запомнят, что я был в первой половине дня, но точное время прихода — вряд ли. На пляже оно, разомлев от жары, тянется медленно.

55

Стефани ночевала у меня, и ночь мы провели очень бурно. Нахватавшись утром адреналина, я был неутомим. Моя содержанка даже заподозрила, что я завел любовницу. По крайней мере, утром заметил, что обнюхивает мою одежду. Одевшись попроще, сказал ей, что еду по делу, и предложил отправиться на пляж одной. Отказалась и насупилась. Любое отклонение в поведении мужчины от обычного рассматривается, как измена, а моя верность — вопрос ее выживания.

К пивной я прибыл раньше девяти, потусовался в том районе, проверил, не ли хвоста за моими подельниками. Они были с бодуна, в благодушном, расслабленном настроении. Хамец нес черный портфель, который я вчера наполнил драгоценностями. Сев за тот же столик, что и в прошлый раз, они заказали бутылку водки, пиво и по блюду жареных бычков, которые в пролетарских районах города являются основной едой. Половой принес два бокала, но три рюмки. Дернув по первой, подельники начал есть рыбу руками, запивая пивом.